Цена измены - Елена Алексеевна Шолохова

возник Стас.

– Что здесь происходит? – изумленно таращился он.

– Клим, быстро тащи сюда монтировку. Это она… – захлебываясь эмоциями, частил Дементьев. – Сука… Митьку моего… он в подвале там… Быстро, Стас! Монтировку!

Дементьев снова рванул к двери.

– Митя! Держись… я сейчас…

Спустя пару минут Дементьев, выломав замок, ворвался в маленькую полутемную клетушку, освещая пространство телефонным фонариком. Холодный затхлый воздух ударил в нос.

Кругом были полки, заставленные от пола до потолка банками со всякими заготовками. Несколько банок валялись разбитыми на полу. А в самом углу, прикрывая ладошкой глаза, сидел на рюкзаке Митя.

– Митька! – Дементьев шагнул к нему. Легко, как пушинку, поднял, крепко прижал к себе.

– Папа! Папочка! Ты пришел! – Митька терся носом о его щеку. Трогал холодными пальчиками уши, волосы, словно проверял, что вот он – его папа, настоящий, живой, рядом. Что это не сон, не галлюцинация.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Потом приник лицом к ложбинке между плечом и шеей и тут же горько разрыдался.

– Всё, мой хороший, я тут, с тобой. Не бойся. Всё позади, всё уже закончилось. Сейчас поедем домой. К маме. Теперь всё будет хорошо…

Но Митька только крепче вцепился в него, словно боялся выпустить даже на секунду.

Дементьев вынес сына наверх. Оксана Викторовна так и сидела неподвижно на кухне, точно в прострации. Когда они проходили мимо, даже на них не взглянула.

В коридоре топтался Стас.

– Охренеть… – пробормотал он. – Как он?

– Мы поехали. А ты останься с этой… вызови ментов, дождись их только. Расскажи всё.

глава 23

После полуночи в больничном коридоре погасили лампы. Только у входа в отделение и на посту медсестры остались островки желтого света. Вместе с полумраком наступила и тишина.

Пока позволяли, Инна сидела в палате с Митей. То есть до самого сна. Дементьева оттуда попросили раньше, вскоре после ужина. В палате, кроме Мити, лежали еще три ребенка, совсем малыши. И все три – с мамами, которых присутствие постороннего мужчины смущало. Да и тесно здесь было – ни приткнуться, ни развернуться. Хотя Митя подхныкивал, не хотел его отпускать, цеплялся за халат.

– Я буду в коридоре, прямо за дверью, – пообещал ему Дементьев. – Всю ночь. Даже спать не стану.

– А ты? – обратился Митька к Инне с надеждой. – Ты останешься?

– Конечно, милый, – Инна взяла его пальчики, поднесла к губам. – Не бойся, мы с папой никуда не уйдем. Все время будем рядом, пока тебя не отпустят домой. А дома тебя ждут Маша, дедушка и Зина. Зина испекла твой любимый торт. А хочешь, как вернемся, устроим праздник? С шарами, сладостями, подарками? Или куда-нибудь съездим на отдых?

Инна, хоть и через силу, но старалась говорить беззаботно и весело. Самой было не по себе от этой фальши, но так посоветовал психолог, который сегодня между обследованиями и анализами беседовал с Митей.

«Не надо зацикливаться, не надо заострять внимание на этом происшествии, – внушал он. – Не надо его постоянно обсуждать, охать-ахать, причитать. Пожалели, расспросили – и всё, достаточно. Покажите ребенку, что жизнь продолжается, а тот эпизод остался в прошлом. Окружите его любовью, заботой, но без гиперопеки. Переключите его внимание на что-то другое, интересное, приятное. И вы удивитесь, насколько гибкой может быть детская психика…».

– Не знаю, – вздохнул Митя. – Я просто хочу домой. С тобой и папой.

– Маленький мой, – Инна сглотнула подступивший к горлу ком. – Ты прости меня, что я тебя не слушала… Я страшно виновата перед тобой… но я не знала… не могла такое даже представить…

– Почему Оксана Викторовна так сделала? – шепотом спросил Митя. – Она сошла с ума?

Инна, судорожно вдохнув, кивнула. Веки защипало. Она отвернулась, достала из сумки платок. Промокнула глаза, но слезы тут же набежали снова. «Ну что я за размазня такая, – злилась на себя Инна. – Сказали же – улыбаться, отвлекать, быть спокойной и уверенной. А я…».

Голос не слушался, дрожал, а слезы струились ручьем, не переставая. Какая уж тут уверенность? Она вся расклеилась. Просто рассыпалась на куски, не сейчас, а еще утром, когда Никита уехал к этой проклятой Оксане Викторовне и она вдруг осталась один на один со своей бедой, ещё не зная, что через полтора часа он привезет Митю и весь этот кошмар закончится.

Она занималась Машей, делала то, что положено: кормила, меняла подгузники, давала противовирусное, которое накануне прописал ей участковый педиатр, но всё это происходило на автомате. А мыслями и чувствами целиком завладело горе. Сокрушительное, непереносимое настолько, что Инна понимала – долго она так не выдержит, просто не сможет. Ей казалось, что её оторвало от земли, и больше нет никакой опоры, что её неотвратимо несет к краю пропасти.

Потом Маша уснула, а Инна вернулась в гостиную. Минуту-другую она просто стояла посреди комнаты в оцепенении, не понимая, что дальше делать, а потом ноги будто сами подогнулись. Она даже до дивана не добралась. Опустилась как подкошенная тут же, на месте, на ковер, и, крепко зажав рот руками и зажмурившись, глухо завыла. И не услышала, как щелкнул замок, как в квартиру вошли. Просто вдруг открыла глаза и сквозь пелену слез увидела Никиту и Митю.

Инна, ахнув, кинулась к сыну, обняла, потом отстранилась немного, оглядела жадно всего – нет ли ран. Затем обхватила его личико руками.

– Митя, Митенька, живой…

Она то покрывала поцелуями его лицо, то прижимала его к себе крепко-крепко, то опять целовала. И все равно плакала.

И до сих пор никак не получалось успокоиться, взять себя в руки.

– Мам, не плачь, – Митя свободной рукой погладил ей по предплечью. – Со мной все хорошо, мамочка. Правда-правда… ну не плачь. Хочу праздник!

– Прости, я сейчас, я всё… я просто так за тебе боялась… Ты знаешь, что я тебя очень-очень люблю? Больше жизни… – сдавленно, сквозь ком в горле, произнесла Инна. – И папа тебя любит…

– Давай поедем домой? Все вместе…

– Нельзя сейчас, мой хороший.

– Почему нельзя? – не понимал Митя.

– Врачи сказали, что хотят тебя еще немножко понаблюдать. На всякий случай. И если всё будет хорошо – завтра нас отпустят.

Пока он не уснул, она так и сидела с краю его кровати, держала за руку, нашептывала ласковые слова. Потом тихонько