Слишком дружелюбный незнакомец - Валентен Мюссо

надо бы надеть резиновые ботинки, — смущенно признал он.

В двадцати метрах от них Людовик остановился перед соцветиями гортензий и подбирал несколько белых цветков, которые ветром сбросило на землю.

— Я нашел голубую чашку.

Повисло молчание. Матильда часто заморгала, это была ее единственная реакция на эти слова.

— Вот как. И где же она была?

Несколькими неделями раньше она была способна все перевернуть в доме вверх дном, лишь бы снова заполучить эту чашку. А ведь Франсуа знал, что она ничего не сделала для того, чтобы ее разыскать.

— Вчера я зашел в комнату Людовика…

Он знал, что фраза получилась неловкой, что его объяснения сразу же поставят его в положение человека, которого есть за что упрекнуть.

Наморщив лоб, Матильда с недоверчивым видом отодвинулась от него.

— Как же так? Только не говори мне, что рылся в его вещах!

— Я вовсе не рылся, — снова заговорил Франсуа. — Я всего лишь зашел в пристройку посмотреть, как продвигаются работы.

— И?..

— Она была в его комнате…

Столкнувшись с таким отношением, он счел за лучшее не уточнять, что нашел ее, тщательно обыскав его сумку. Взгляд Матильды изменился, но не так, как хотелось бы Франсуа. Возникшее было в ее глазах выражение беспокойства тут же рассеялось.

— Вот и хорошо. Всему наконец нашлось объяснение… Должно быть, Людовик унес с собой свою кофейную чашку и забыл ее в комнате, так как был очень занят работой. Я беспокоилась из-за сущего пустяка,

Франсуа почувствовал, что его застали врасплох. Он и сам оказался пойман на крючок, умолчав о части происшедшего. Поэтому он не мог отделаться от мысли, что Матильда тоже прибегла ко лжи, чтобы выкрутиться точно так же, как и он сам. О том, чтобы сдаться, не могло быть и речи, поэтому он решился на объяснение, хоть и в достаточно мягкой форме:

— Думаю, он хотел оставить ее у себя…

В ответ она презрительно пожала плечами.

— С чего ты все это взял? Кто тебе сказал, что он хотел ее «оставить»? Разве ты ему сказал, что мы ее ищем?

— Нет…

— Ты что, обвиняешь его в краже? Все это — не более чем ошибка, причем наша. Нам следовало бы спросить, не у него ли эта чертова чашка. К тому же она мне никогда не нравилась. И вообще, хватит делать из всего этого историю! Если Людовик хочет оставить ее у себя как сувенир, я ничего не имею против.

И как ему было на такое реагировать? С тем же спокойствием и безразличием? Франсуа и так долго колебался, прежде чем об этом заговорить, и вот пожалуйста, его слова приняты в штыки, а сам он выставлен параноиком и даже фантазером.

Кража книги… Тут речь шла уже не о таком пустячке, как кофейная чашка. Конечно, Матильда могла утверждать, что он позаимствовал старинное издание за 3000 евро только затем, чтобы открыть для себя классическую литературу. И что тот случай, о котором рассказал букинист, являлся обычным совпадением. За исключением того, что книга, о которой шла речь, теперь стояла на своем месте в шкафу, будто никогда и не покидала его… Конечно, Матильда не осмелилась бы утверждать, что он лжет, но как он теперь объяснит, что тогда скрыл от нее эту пропажу? Так же, как и ночное вторжение Людовика к ним в дом.

— Матильда…

Он должен идти прямо к цели и положить конец этим уверткам.

— Знаю, что если бы не я, Людовик бы не жил в этом доме. Возможно, я проявил слишком большую доверчивость и наивность, завалив его всеми этими работами…

Матильда даже не пыталась скрыть свое раздражение:

— Не собираешься же ты идти на попятный! Мы приняли это решение вместе, и нам не на что жаловаться. Людовик превосходно делает свою работу, и он сама деликатность.

«Сама деликатность»? В это мгновение Франсуа очень хотелось, чтобы Матильда видела, как он безо всякого стыда развалился за столом в их кухне, с жирным от цыпленка ртом, опустошая бутылку пива. Но она уже повернулась к розовым кустам, как если бы этот разговор перестал интересовать ее.

Не желая признавать себя побежденным, Франсуа попытался снова приблизиться к ней. Глубоко вздохнув и понизив голос, он начал:

— Парень, который живет под нашей крышей и которого зовут Людовик…

Матильда продолжала хранить молчание, и тогда он продолжил, предварительно удостоверившись, что молодого человека сейчас нет поблизости:

— Когда я нашел чашку, я случайно наткнулся на удостоверение личности Людовика. Фотография была его, безо всяких сомнений… Но на самом деле его зовут Брайан Лефевр. Он родился в Дуэ. Здесь он действительно нам не солгал: он и правда с севера.

В течение бесконечно долгой секунды Франсуа верил, что это разоблачение наконец откроет Матильде глаза. Но эти надежды тотчас же испарились. С ее стороны не было ни смущенного взгляда, ни хотя бы неловкого молчания.

— Так, значит, ты рылся в его вещах!

Решив больше не уступать ей, Франсуа вспылил:

— Увидев эту чашку, я… вышел из равновесия. Мне захотелось побольше узнать об этом человеке. Черт побери! Это место принадлежит нам! Он ничего не платит за жилье, и мы здесь пока еще у себя дома!

Взгляд Матильды скользнул вниз и остановился на костыле, который Франсуа держал в руках.

— Скажи, Франсуа, что ты всем здесь рассказываешь, чтобы объяснить, что не можешь ходить без костыля? А может быть, всю эту историю с инсультом ты сам придумал?

В полнейшем изумлении он потряс головой.

— Какое отношение это имеет к тому, что я только что сказал?

— Это не так трудно понять! В зависимости от обстоятельств нам иногда приходится лгать. И мы это делаем не специально для того, чтобы обмануть других или скрыть какие-нибудь