Маска Красной Смерти - Эдгар Аллан По

поймем. Слышите? Замечаете перемену в море?

Мы находились уже минут десять на Гельсеггене, взбираясь на него со стороны Лофодена, так что не могли видеть моря, пока не добрались до верхушки. При последних словах старика я услышал громкий, постепенно растущий звук, напоминавший рев стада бизонов на американской прерии; в то же время поверхность моря изменилась, буруны превратились в огромный поток, стремившийся в восточном направлении. Быстрота течения возрастала на моих глазах. Через пять минут вся громада воды до самого Вурга мчалась с быстротой чудовищной, но главный поток направлялся между Моское и берегом. Он разбивался на тысячи рукавов, которые сталкивались, кипели, крутились в водоворотах бесчисленных, и все это с визгом, ревом, воем, свистом неслось на восток с неудержимой быстротой водопада.

Через несколько минут зрелище снова изменилось. Поверхность моря сделалась глаже, водовороты один за другим стали исчезать; на место их появились чудовищные полосы пены, которой раньше вовсе не было. Они расходились все дальше и дальше, сталкиваясь и принимая местами спиральное направление, предвещавшее, по-видимому, новый и более обширный водоворот. Внезапно – почти мгновенно – он явился в виде круга более мили в диаметре. Полоса сверкающей пены окаймляла устье этой исполинской воронки, но внутренность ее, насколько мог измерить глаз, имела вид гладкой, блестящей, черной, как уголь, водяной стены, наклонной к горизонту под углом градусов в сорок пять и вертевшейся с головокружительной быстротою, сотрясаясь, дрожа и оглашая окрестность ужасным не то ревом, не то визгом, какого не посылает к небесам и Ниагара в своем предсмертном борении.

Гора дрожала до самого основания, скала колыхалась. Я бросился ничком и уцепился за тощую траву.

– Это, – сказал я наконец, – это может быть только большой водоворот Мальштрема.

– Да, так его называют иногда, – отвечал старик. – Мы, норвежцы, называем его Москоештрем, от острова Моское.

Описания этого водоворота, которые мне случалось читать, вовсе не подготовили меня к такому зрелищу. Очерк Ионы Рамуса, быть может, самый обстоятельный из всех, не дает ни малейшего понятия о великолепии и ужасе зрелища, ни о подавляющем чувстве небывалого, охватывающем зрителя. Не знаю, когда и с какой точки этот писатель наблюдал Мальштрем, но уж, во всяком случае, не с Гельсеггена и не во время шторма. Впрочем, я позаимствую у него некоторые подробности, хотя, повторяю, они не дадут никакого понятия о действительном характере зрелища.

– Между Лофоденом и Моское, – говорит Рамус, – глубина моря от тридцати пяти до сорока фатомов, но по сторону острова, по направлению к Веру (Вург) она так незначительна, что корабль даже в самую тихую погоду рискует разбиться о подводный камень. Во время прилива течение стремится к берегу, между Моское и Лофоденом, с поразительной быстротой, при отливе же несется обратно с таким неистовым бешенством, что самый грозный и бурный водопад не сравнится с этим потоком: грохот его слышится за несколько миль; местами образуются водовороты, или воронки такой громадной величины, что корабль, попавший в подобную пучину, идет ко дну и разбивается вдребезги о камни. Осколки его выбрасываются во время затишья. Но эти промежутки затишья бывают только между приливом и отливом при тихой погоде и длятся не более четверти часа. Когда поток достигает наибольшей быстроты и бешенство его усиливается штормом, опасно приближаться к нему на норвежскую милю. Случалось, что лодки и корабли уносило в пучину, хотя они находились еще далеко от нее. Случается также, что кит подплывет слишком близко к этому месту и поток уносит его. Невозможно описать, как он бьется и ревет в бесполезной борьбе с бешеной стихией. Однажды медведь, вздумавший переплыть от Лофодена к Моское, был затянут водоворотом, причем ревел так страшно, что слышно было на берегу. Огромные сосны и ели, увлеченные потоком, вылетают обратно изодранные и расщепленные до такой степени, что кажутся обросшими щетиной. Это показывает, что дно состоит из камней и утесов. Направление потока изменяется под влиянием прилива и отлива через каждые шесть часов. В 1645 году, утром, в воскресенье, на Масленице, он свирепствовал с такой силой, что каменные дома на берегу разваливались…

Я не понимаю, каким образом возможно определить глубину водоворота. «Сорок фатомов», без сомнения, относится к той части потока, которая непосредственно примыкает к Моское или Лофодену. В центре Москоештрема глубина, без сомнения, несравненно больше; чтобы убедиться в этом, довольно заглянуть в устье воронки с вершины Гельсеггена. Глядя с утеса на эту адскую пучину, я не мог не улыбнуться простодушию честного Ионы Рамуса, который рассказывает о потоплении китов и медведей как о чем-то невероятном. Мне ясно было, что огромнейший линейный корабль, попав в сферу действия этого течения, будет унесен, как пух, ураганом и исчезнет мгновенно.

Несостоятельность попыток объяснить это явление – некоторые из них казались мне довольно убедительными при чтении – слишком очевидна. Вообще принято думать, что единственная причина Мальштрема, как и трех меньших водоворотов между Фаррерскими островами, «встреча волн, поднимающихся или падающих во время прилива или отлива, с грядой скал и рифов, которая стесняет их так, что они обрушиваются в виде водопада. Таким образом, чем выше прилив, тем глубже падение; а естественным следствием этого является водоворот, всасывающая сила которого достаточно известна по опытам в меньших размерах».

Так сказано в «Encyclopaedia Britannica»[60]. По мнению Кирхера и некоторых других, в центре Мальштрема находится пропасть, которая проникает далеко в глубь земли и выходит на поверхность в каком-нибудь отдаленном пункте – в Ботническом заливе, например. Признаюсь, это вздорное мнение казалось мне наиболее вероятным теперь, когда я рассматривал водоворот с вершины утеса. Я сообщил о нем проводнику, но, к моему удивлению, он объявил, что совершенно не согласен с ним, хотя это мнение общепринятое в Норвегии. Что касается вышеприведенного объяснения, то он откровенно заявил, что не понимает его. В этом мы сошлись: действительно, объяснение, быть может, очень разумно на бумаге, но совершенно непонятно и даже нелепо, когда видишь пучину воочию.

– Теперь вы можете хорошо рассмотреть водоворот, – сказал старик, – и, если у вас хватит духа пробраться вокруг утеса в местечко, защищенное от ветра, где шум и грохот не будет заглушать моих слов, я расскажу вам историю, из которой вы увидите, что я довольно таки близко познакомился с Москоештремом.

Я последовал его приглашению, и он начал:

– Я и двое моих братьев занимались рыбной ловлей у островов за Моское, поблизости от Вурга. У нас была маленькая шхуна в семьдесят тонн. Во время сильных волнений всегда можно наловить рыбы, лишь бы хватило смелости; но из всех лофоденских