На горах. Книга вторая - Павел Мельников-Печерский

Все замолчали, а Марко Данилыч ровно ото сна проснулся и, лениво позевывая, промолвил:

— Надо ковать железо, поколь горячо.

Орошин словечка не выронил, другие рыбники, и тузы, и мелкая сошка тоже помалчивают себе.

А Белянкин свое:

— К примеру, я вам про себя говорил. А ежели б у меня всего капитала не тридцать тысяч, а три миллиона было, а векселей-то с меня не взяли, тогда бы наследникам моим и прятать ваших денег не было надобности. «Тятенькины», да и дело с концом. Вот оно что!

Все молчали. Злобно смотрел Орошин на Белянкина.

— Что ж делать-то? — спросил, наконец, оглядывая собеседников, Сусалин.

Никто ни полслова. Немного подумавши, молвил Сусалин:

— А по-моему, вот бы как. Складчины не надо, ну ее совсем!.. Пущай всяк при своем остается. Смекнемте-ка, много ль денег потребуется на закуп всего каравана и сколь у кого наличных. Можем ли собрать столько, чтобы все закупить? Кто знает, чего стоит весь товар по заявленным ценам?

— Тысяч триста, пожалуй и больше, — молвил Белянкин.

— Хорошо, — сказал Сусалин и постучал ложечкой о чайную чашку. Стремглав вбежал половой, широко размахивая салфеткой.

— Вот что, любезный, — сказал ему Сусалин, — попроси ты у буфетчика чистый листок бумажки да перышко с черниленкой. На минутку, мол.

— Сейчас-с, — отрывисто промолвил проворный половой и полетел вон из комнаты.

Подали бумагу, перо, чернила. Сусалин сказал:

— Пущай каждый подпишет, сколько кто может внести доронинским зятьям наличными деньгами. Когда подпишетесь, тогда и смекнем, как надо делом орудовать. А по-моему бы так: пущай завтра пораньше едет кто-нибудь к Меркулову да к Веденееву и каждый свою часть покупает. Складчины тогда не будет, всяк останется при своем, а товар весь целиком из наших рук все-таки не уйдет, и тогда какие цены захотим, такие и поставим… Ладно ль придумано?..

— Ладно, ладно, — заголосили все опричь Орошина, Марка Данилыча и Белянкина. У них у троих было что-то свое на уме.

— С молодших начинай, — пропищал Седов. — Большаки добавят, чего у мелкоты не хватит.

Белянкин протянул руку за бумагой, промолвив:

— Слабей меня здесь нет никого.

И подписал. Лист пошел вкруговую. Когда все, кроме первейших тузов, подписали его, лист подали Орошину.

Надменно передвинул он его к Смолокурову.

— Марко Данилыч завсегда говорит, будто я много его богаче, — с усмешкой сказал Онисим Самойлыч. Хоша это и несправедливо, да уж пущай сегодня будет по его. Уступаю… Пущай наперед меня пишет.

Усмехнулся Марко Данилыч, переглянувшись с Белянкиным. Не говоря ни слова, взял он перо, сосчитал, на сколько подписано, и затем, подписавшись на триста тысяч, подвинул лист к Орошину.

Вздел очки Онисим Самойлыч и весь посоловел, взглянув на бумагу.

— Мне-то что ж осталось? — злобно вскликнул он, глядя зверем на Марка Данилыча.

Никто ни слова, а Онисим Самойлыч больше да больше злобится, крепче и крепче колотит кулаком по столу. Две чайные чашки на пол слетело.

— Подписывайтесь, — с легкой усмешкой сказал ему Белянкин. — После сделаем разверстку.

— Убирайся ты к черту с разверсткой!.. — зарычал Орошин, бросая на стол подписной лист. — Ни с кем не хочу иметь дела. Завтра чем свет один управлюсь… Меня на это хватит. Дурак я был, что в Астрахани всего у них не скупил, да тогда они, подлецы, еще цен не объявляли… А теперь доронинской рыбы вам и понюхать не дам.

И, плюнув, скорыми шагами пошел вон из комнаты. Рыбники, кроме Марка Данилыча да Белянкина, головы повесили… «Рубль на рубль в две-три недели — и вдруг ни гроша!» — думали они. Злобились на Орошина, злобились и на Марка Данилыча.

Взял Смолокуров подписной лист и громко сказал честной компании:

— Себе я возьму этот лист. Каждый из вас от меня получит за наличные деньги товару, на сколько кто подписался. Только, чур, уговор — чтоб завтра же деньги были у меня в кармане. Пущай Орошин хоть сейчас едет к Меркулову с Веденеевым — ни с чем поворотит оглобли… Я уж купил караван… Извольте рассматривать.

— Только, господа, деньги беспременно завтра сполна, — сказал Марко Данилыч, когда рыбники рассмотрели документ. — Кто опоздает, пеняй на себя — фунта тот не получит. Согласны?

— Согласны, согласны! — закричали рыбники, и каждый от усердия старался всех перекричать.

Поднялись благодарности Марку Данилычу. Заказали ужин, какой только можно было состряпать в Рыбном трактире. Холодненького выпили. Пили за здоровье Марка Данилыча, за здоровье Авдотьи Марковны, на руках качали благодетеля, «многолетие» пели ему. Долго на весь Рыбный трактир раздавались радостно пьяные голоса:

Еще дай боже, еще дай боже,Еще дай боже, еще дай боже,Здравствовати!Господину, господарю?..Господину, господарюНашему!..Свет ли Марку, свет ли Марку,Свет ли Марку, свет ли МаркуДаниловичу!Еще дай боже, еще дай боже,Еще дай боже, еще дай боже,Многая, многая,Многая лета!Многая лета!

Благодушно улыбался Марко Данилыч, глядя на воздаваемый ему почет. А больше всего тем был он счастлив, тем доволен, что подставил подножку Онисиму Самойлычу. «Лопнет с досады пес смердящий! — в радостном восторге думал Марко Данилыч. — Передернет его, как услышит он, что я весь караван скупил».

А обработал Марко Данилыч это дельцо тайком и совсем невзначай. Не он товара искал, сам товар привалил к нему.

Узнав, что Марко Данилыч живет на караване, Меркулов улучил минутку, чтоб, по прежнему знакомству, повидаться с ним, узнать про Авдотью Марковну и справить ей поклоны от жены, от тещи и свояченицы.

Не очень приветливо встретил его Смолокуров, но, как обычаев рушить нельзя, тотчас велел Василью Фадееву чайку собрать, мадерцы подать, водочки и разных соленых и сладких закусок.

— Ну что? Каково поживает тестюшка? — спросил гостя Марко Данилыч.

— Помаленьку, — отвечал Меркулов. — Здесь теперь, у Макарья. С нами вместе приехал.

— Вот как! А я и не знал… Где он на квартире-то пристал?

— Да там же все, в той же гостинице, что и в прошлом году.

— Надо будет навестить старого приятеля, беспременно надо. Да вот все дела да дела, — говорил Марко Данилыч. — А Татьяна Андреевна тоже приехала?

— Здесь, — отвечал Меркулов.

— А вы с супругой?

— Как же, и Дмитрий Петрович с Натальей Зиновьевной. Всей семьей приехали.

— Вот как! Весело, значит, всем-то, нескучно в чужом городу.

— Конечно, — заметил Меркулов. — А вы Авдотьи-то Марковны, видно, не привезли?

— Нет, не привез, — сухо ответил Марко Данилыч.

— Что ж так?

— Да не случилось.

— Как она, в своем здоровье?

— Ничего, слава богу, здорова.

— Жена много ей кланяется, и Татьяна Андреевна, и Наталья Зиновьевна. Надеялись с ней повидаться, молвил Меркулов. — Что ж это она?.. Так и не приедет вовсе на ярманку?

— Так и не приедет, — сказал Марко Данилыч. В гостях теперь гостит.

— У сродников?

— У господ Луповицких в Рязанской губернии, — с важностью приподняв голову, с расстановкой проговорил Марко Данилыч. — Люди с большим достатком, знатные, генеральские дети — наши хорошие знакомые… Ихняя сестрица Алымова соседка будет нам. С нашим городом по соседству купила именье, Дунюшку очень она полюбила и выпросила ее у меня погостить, поколь я буду на ярманке.

— Алымова? Марья Ивановна? — спросил удивленный Меркулов.

— Так точно, — подтвердил Марко Данилыч.

— Не та ли, что прошлого года в той же гостинице жила, где и вы, и батюшка тесть останавливались?..

— Она самая, — отвечал Марко Данилыч. — А что?

— Нет… так, ничего, — с недоуменьем молвил Меркулов.

— Знакомы, что ли, с ней? — спросил Марко Данилыч.

— Нет, в прошлом году на одном пароходе с ней ехал, — ответил Никита Федорыч.

— Хорошая барышня, — заметил Марко Данилыч, разумная такая и ласковая. А ежель взять ее насчет доброты, так лучше и не надо. И хоша знатная, а ни спеси, ни гордости в ней ни капельки.

Перестал расспрашивать Меркулов, а сам про себя думает: «С какой стати связалась Авдотья Марковна фармазонкой? Вот наши-то удивятся, как узнают».

— Ну что, как пошли дела? — немножко погодя спросил Марко Данилыч. — Караванище-то какой вы пригнали на Гребновскую!.. Сколько ни торгую, такого у Макарья не видывал. Теперь вы у нас из рыбников самые первые…

— Да ведь тут не я один, — сказал Меркулов. — Дело общее: тут и мой капитал, и женин, и Дмитрия Петровича, и его жены, и батюшки Зиновья Алексеича доля есть.

— Значит, и он в рыбники записался, — с добродушной усмешкой молвил Марко Данилыч. — А бывало, как вздумаешь уговаривать его рыбой заняться, так «ни за что на свете» — говорит.