Властелин колец - Джон Толкин

– Чем бы ни кончилось, лишь бы поскорее! – вздохнул Пиппин. – Я вовсе не воин, и сражения мне не по душе. Но хуже не бывает, чем сидеть и ждать того, что все равно произойдет!.. Как долго длится этот день! Мне лично было бы легче, если бы мы не сидели сложа руки, а ударили первыми. Роханцы, кстати, никогда бы не собрались выступить, если бы не Гэндальф!

– А! Ты угодил как раз в больное место. Многие думают так же, – сказал Берегонд. – Но когда вернется Фарамир, все должно пойти иначе. Он храбр – гораздо храбрее, чем думают! В наши дни люди с трудом верят, что воин, тем более командир, может быть человеком ученым, искушенным в Предании, но вместе с тем твердым, мужественным, способным, когда требуется, принять смелое решение в бою и выполнить его не промешкав. А Фарамир как раз таков! Он не так безогляден, не так порывист, как Боромир, хотя столь же решителен. Но что он может сделать? Гóры этой… этой страны приступом не возьмешь. Наши руки стали коротки: пока враг не приблизится, мы напасть на него не можем. Но когда настанет время для удара, рука наша не дрогнет!

И Берегонд ударил по рукояти меча.

Пиппин только теперь по–настоящему разглядел своего нового друга. Какой высокий, гордый, благородный воин! Впрочем, все мужи Гондора, которых он успел повидать, были высокими, гордыми и благородными. И еще он заметил, что, как только речь зашла о битве, глаза Берегонда заблестели.

«А я? – подумал хоббит. – У меня рука не тяжелее птичьего перышка. Как там назвал меня Гэндальф? Пешкой? Может, это и правда. Только, по–моему, пешка эта забрела на чужое поле».

Так вели они беседу, пока солнце не поднялось еще выше и не прозвенел, возглашая полдень, колокол на башне. Город ожил: все, кроме дозорных, заспешили на трапезу.

– Не пойти ли тебе со мной? – предложил Берегонд. – Сегодня я могу посадить тебя за стол вместе с нами. Правда, я еще не знаю, к какому отряду ты будешь приписан. Возможно, Наместник оставит тебя под своим началом. Но сегодня мои товарищи с радостью тебя приветят. Кроме того, не помешает завести полезные знакомства, покуда еще есть время.

– Охотно составлю тебе компанию, – просиял Пиппин. – А то, честно говоря, мне тут как–то одиноко. Мой лучший друг остался в Рохане, а одному ни поболтать, ни посмеяться… Может, меня и впрямь в твой отряд запишут? Ты ведь, наверное, командир? Возьми меня к себе! Или словечко замолви…

– Ты, дружок, высоко хватил, – усмехнулся Берегонд. – Я не командир. У меня ни чинов, ни отличий. Я простой воин из Третьего Отряда гвардейцев Цитадели. Правда, в нашем городе, уважаемый Перегрин, быть гвардейцем Башни – уже само по себе отличие, таких людей в стране весьма уважают.

– Ну, тогда это не для меня, – решил Пиппин. – А пока знаешь что? Давай пройдем мимо моего дома, и если Гэндальфа там нет, то по рукам. Я пойду с тобой, куда ты сочтешь нужным, и буду твоим гостем.

Гэндальфа не было, весточки тоже, и Пиппин вместе с Берегондом отправились в трапезную, где хоббит был представлен воинам Третьего Отряда. Прием хоббиту оказали самый горячий – даже на долю Берегонда перепало: его расхваливали, как могли. Еще бы – такого гостя привел! Слухи о незнакомце, друге Митрандира, уже облетели Цитадель. Известно было и то, что Наместник удостоил его долгой беседы с глазу на глаз. Рассказывали, что с севера прибыл Принц Невеличков и что он будто бы предлагает Гондору союз и пять тысяч мечей. Кто–то даже пустил слух, что, когда прибудут роханцы, у каждого за спиной будет сидеть невеличек – маленький, но отважный.

Хоббиту жаль было разочаровывать своих новых друзей, но сделать это пришлось. Титул, правда, за ним так и остался. Согласно понятиям гондорцев, друг Боромира, да еще с почетом принятый Дэнетором, не мог не быть принцем. Пиппина без конца благодарили за то, что он удостоил их трапезу своим посещением, не дыша слушали рассказы о дальних странах и при этом так усердно подкладывали хоббиту на тарелку еды и подливали вина, что ему не оставалось желать ничего лучшего. Мешал только строгий наказ Гэндальфа – помнить об осторожности, а главное – не распускать язык[503], на что хоббиты в дружеском кругу обычно весьма падки.

Наконец Берегонд встал.

– Я должен с тобой проститься, Перегрин, – сказал он. – Теперь я буду свободен только после захода солнца, не раньше. Остальным, думаю, тоже пора идти. Но если одиночество тебе в тягость, могу сосватать тебе веселого товарища. Спустись в нижний ярус и спроси там дорогу к Старой Корчме, что на Рат Кэлердаин, на Улице Фонарщиков. Там ты найдешь моего сына и других мальчишек, которые остались в городе. Кстати, у Больших Ворот, прежде чем их запрут на ночь, сегодня можно будет увидеть кое–что любопытное. Не упусти!

Берегонд вышел. Вскоре за ним последовали и остальные. День оставался солнечным, хотя небо подернулось дымкой, и, пожалуй, парило не по–мартовски – чересчур даже для южных широт! Пиппина стало клонить ко сну. Но в пустом доме ему было как–то не по себе, и поэтому он все–таки решил спуститься на нижний ярус и посмотреть город. Захватив лакомый кусочек для Скадуфакса, он отправился в путь. Угощение было принято с благодарностью, хотя корма в яслях вполне хватало. Расставшись со Скадуфаксом, хоббит отправился вниз по крутым городским улицам.

Встречные разглядывали его во все глаза и приветствовали с удивительной серьезностью, по гондорскому обычаю наклоняя голову и перекрещивая руки на груди. За своей спиной Пиппин слышал взволнованные возгласы. Слух о его появлении бежал от дома к дому, и соседи звали друг друга посмотреть на Принца Невеличков, который прибыл с Митрандиром. Многие обменивались какими–то фразами на своем языке. Язык этот сильно отличался от Общего, но Пиппин вскоре освоился настолько, что начал кое–что понимать. Особенно часто слышалось: «Эрнил–и–Ферианнат!» – и он догадался, что это его новый титул.

Наконец, пройдя множество широких галерей и красивых мощеных улиц, хоббит вышел в нижний, самый обширный ярус, где ему указали Улицу Фонарщиков – широкую, выводящую прямо к Большим Воротам. Отсюда было уже нетрудно отыскать Старую Корчму – большое строение из серого, источенного ветром камня. Два крыла дома, слегка изогнутые, дугами охватывали узкую полосу газона, а в глубине темнели окна самой Корчмы, здания с колоннадой по всему фасаду. От колонн к траве вели ступени, а в тени портика играли мальчишки. Пиппин еще не видел в Минас Тирите ни одного ребенка и остановился посмотреть. Один из мальчишек заметил его и с воинственным криком бросился навстречу. Двое–трое увязались следом. Подбежав, мальчик остановился и осмотрел Пиппина с головы до ног.