По ту сторону рассвета - Ольга Чигиринская

— Я прощаю их, — ответила Лютиэн на немой вопрос Ородрета. — Решай их судьбу без меня.

— Я не хочу иметь никаких дел с феанорингами, — качнул головой Ородрет. — Келегорм и Куруфин, я не подниму на вас руки — груз Проклятия и без того слишком тяжел. Но и терпеть вас в Нарготронде не намерен. Вы получите коней, припасы — и уедете сейчас же. Скачите к Маэдросу и скажите: сыновьям Феанаро заказан путь в земли Нарготронда. Я не приму ни послов, ни беглецов. Нам не о чем говорить и нечего вместе делать.

Братьев отпустили, подвели им коней. Куруфин отыскал кого-то взглядом в толпе одетых в алое и черное.

— Келебримбор! — крикнул он. — Садись в седло и следуй за мной.

Келебримбор — он был среди тех, кто стоял за Ородретом — покачал головой. Они стояли друг напротив друга, отец и сын, и было видно, что неукротимый нрав Феанора проснулся в сыне так же, как и в отце.

— Я не пойду с тобой, — сказал он. — Финарато был тебе другом. Он приютил нас, когда пришлось бежать, а ты на совете восстановил против него город. Мне было противно участвовать в пленении королевны, но из сыновней верности я это делал. Мне было противно травить ее как зверя, но я и тут последовал за тобой, потому что решил — лучше ей быть пленницей в Нарогарде, чем в Ангбанде. Еще час назад я желал выследить ее, ибо не знал, что Берен жив. Но вы знали, вы видели их вместе — и пожелали довести до конца дело Саурона… Я не могу больше следовать за тобой, отец, ибо ты идешь путем бесчестия.

Куруфин сплюнул кровью.

— Я надеюсь, ты передумаешь, сын.

Келебримбор снова покачал головой.

— Ну так будь ты проклят. Будь и ты проклят, Ородрет, слишком слабый, чтобы позволить себе роскошь быть мудрым. Когда-нибудь ты горько пожалеешь, что связался со смертными. И тебе, Беоринг, мое проклятье: я не жалею ни о чем, кроме того, что Саурон все-таки тебя не убил. Предвижу, что умрешь ты скоро и нелегко. И тебя, Хуан, предатель, я проклинаю, и желаю поскорее встретить своего волка.

— Какая бы смерть меня ни ждала, — сказал Берен, — с тобой я не поменяюсь, потому что свой неотступный палач — ты сам, и пытке твоей длиться всю жизнь, а у вас она долгая.

Куруфин промолчал, не спеша садиться в седло.

— Как я понял, — к Берену и Лютиэн подошел Даэрон. — Ты и собаку успел переманить…

— Нет, — Беоринг подсадил возлюбленную в седло коня Келегорма. — Хуан — трофей Лютиэн. Кажется, он сам выбрал ее хозяйкой.

Подтверждая его слова, небесный пес ткнулся носом в стремя принцессы Дориата.

— Куда вы теперь? — спросил менестрель Тингола. — Ты не забыл, что клятва твоя еще не исполнена?

— Ступай к моему отцу, Даэрон, — ответила за Берена принцесса. — Может быть, я еще вернусь в Дориат, но только вместе с Береном. Может быть, лорд Келеборн с Галадриэлью захотят вернуться… Проси о них отца…

Даэрон коротко поклонился принцессе, Ородрету, Галадриэль — и исчез в лесу, словно растворился снова. Лютиэн вздохнула еле слышно.

— Прощай, государь, — Берен поклонился новому королю Нарготронда. — Раз ты здесь, я передаю тебе твоих подданных, спасенных со мной вместе, и ухожу со своими. И… прости меня.

— За что? За то, что ты не сумел уберечь или спасти Финарато? В этом моя вина не меньше твоей, и у кого просить прощения — я не знаю. Прощай, сын Барахира. И удачи тебе. Если не боишься вступать в союз с феанорингами — удача тебе будет нужна. Прощай, принцесса Лютиэн. Я не смог помешать твоему заточению — простишь ли?

Лютиэн улыбнулась и кивнула.

…Они направили коней к опушке, плечом к плечу, Берен и Лютиэн. Беорингу не хотелось оглядываться, чтобы лицо не выдало его. Но любопытство пересилило — и, пойдя на детскую хитрость с самим собой, Берен склонил голову, чтоб боковым зрением уловить происходящее на поляне.

…И увидел, как Куруфин выхватил лук и стрелы у одного из воинов Гвиндора, пробежал несколько шагов и выстрелил в Лютиэн.

Хуан прыгнул, перехватывая стрелу в воздухе зубами — ни дать ни взять обычный пес, щелкающий челюстью на мух… К Куруфину рванулись одновременно со всех сторон — и Гвиндор, и его эльфы, и слуги Ородрета. Первого, кто успел, феаноринг сбил наземь ударом в лицо, потом пробежал еще немного вперед, на ходу накладывая стрелу, и снова прицелился… За оставшиеся доли мгновения Берен не успевал ничего. Кроме одного — оказаться на линии выстрела.

Это не так страшно, как кажется — Берен знал. Его ранили не раз. Сначала ощущаешь только удар. Самое лучшее — удержаться в седле: кони, почуяв кровь, впадают в страх и могут стукнуть тебя копытом. Удержаться в седле не так-то просто: стрела бьет с силой.

Берен еле удержался — он ведь шатнулся, почти прыгнул с седла, чтобы поймать стрелу собой или лошадью, когда древко прошило ему левое предплечье и грудь. Наконечник остановился где-то под лопаткой. Если бы не рука, стрела прошла бы насквозь. Был миг борьбы, когда он еле-еле оставался в равновесии — но тут конь резким движением назад помог ему: Берен вернулся в седло. Да что ж это такое, подумал он в отчаянии… Не успел починить ключицу — снова-здорово…

Куруфина повалили на землю, отобрали лук. Он молча отбивался.

Берену не хотелось дышать. В ушах громом водопада стоял стук собственного сердца. Лютиэн, подъехав, поддержала его в седле.

Пока не дышишь — еще не так больно. Но куда ж денешься, дышать-то надо…

Берен вдохнул.

Расперло грудь изнутри, настырно и зло. Во рту стало сухо, на лбу — мокро.

К ним, спеша, бежал эльф со знаком Дома Финарфина на синей с золотом накидке. Гвиндор.

Обхватив древко стрелы, Берен надавил — изо всех сил, чтобы не пришлось делать этого дважды. В глазах почернело, если бы не Лютиэн — он точно свалился бы. Вытаскивать стрелу нельзя, но и с пришитой рукой оставаться глупо. Наконечник вышел из спины. По счастью, не уперся в ребро. Согнувшись почти до луки седла, Берен обломил оперение и освободил руку.

— Будь проклят весь… феанорский… выводок…

— Уже, — тихо сказал Айренар, подбежавший с другой стороны и готовый подхватить Берена, если тот соскользнет в его сторону. Шутки нолдор порой бывали полны какой-то мрачной истины.

Теперь биение сердца отдавалось во всем теле. Боль расходилась, как круги по воде. Во рту было солоно. Он собрал себя воедино: предстояло еще доехать до ближайшего места, где Тинувиэль могла бы вытащить стрелу. Хотя бы до лагеря на берегу…

— Дай плащ… — в пол-дыхания попросил он. — Знобит…

Гвиндор снял плащ и передал его Лютиэн; тяжелая шерсть легла Берену на плечи. У того не было сил даже поблагодарить.

Вокруг собралась целая толпа. Они не отстали даже после того, как Лютиэн тронула коней. Кажется, там были Галадриэль и Келеборн — он не мог толком понять, так это или нет, потому что полностью сосредоточился на том, чтоб удержаться в седле. На какое-то время в его глазах прояснилось и он действительно увидел рядом Келеборна, а коня его вел в поводу Айренар. У седла висели трофеи — два меча работы Феанора. Когда Берен услышал слова Гвиндора, он подумал, что отдаст эти мечи сыновьям — а хотя бы и дочерям, если они будут таковы, как леди Нэрвен. Теперь — будут ли у него сыновья? Что за стрелами пользовался тот эльф, чей лук подвернулся Куруфину — отравленными или обычными? Скорее всего обычными, если он все еще жив… или… Почему опять так темно в глазах, ведь боль отступила? Нет, это не в глазах… Это солнце ушло в море, чтобы оттуда отправиться в опасный путь по ту сторону рассвета, у корней земли, где живут твари, сам вид которых страшнее смерти… В страну мертвых…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});