Весь Генри Хаггард в одном томе - Генри Райдер Хаггард

знал, что Гуд сочтет мой рассказ выдумкой, между тем как я придерживался самых что ни на есть непреложных фактов. Доброй ночи всем вам, друзья, доброй ночи.

И он отправился спать.

Книга IX.

МАГЕПА ПО ПРОЗВИЩУ АНТИЛОПА

В предисловии к роману «Мари» о ранних годах жизни покойного Квотермейна, известного в Африке под именем Макумазан, мистер Куртис, брат сэра Генри Куртиса, рассказал о нескольких рукописях, найденных им в доме мистера Квотермейна в Йоркшире. Среди них оказался и упомянутый роман. Кроме законченных рукописей, которые мне как редактору надлежало передать для последующего издания, я нашел там множество разрозненных записей и документов. Некоторые из них касались охоты и взятых трофеев, исторических событий, имелись заметки, связанные с писательским ремеслом, а также уникальные сведения о невероятных событиях, полученные из первых рук.

Одна запись была оставлена в грязной и потертой тетради, видно, хозяин не расставался с ней многие годы. Она напомнила мне о давнем разговоре, состоявшемся между мной и мистером Квотермейном, когда я гостил у него в Йоркшире. Текст небольшой, должно быть, автор бегло набросал его за каких-нибудь пару часов. В нем говорилось следующее:

«Интересно, есть ли в чужих землях знак отличия за храбрость и самоотверженность вроде нашего креста Виктории. Если бы я имел на то полномочия, то присудил бы его бедному старому туземцу Магепе. Честное слово, он заставил меня почувствовать гордость за все человечество. А ведь он был всего лишь цветным, как некоторые называют кафров».

Долго я, редактор, не мог понять, о ком идет речь, но вдруг меня осенило. В памяти всплыло, как я, еще молодой, сидел после ужина в гостиной Квотермейна. С нами были тогда сэр Генри Куртис и капитан Гуд. Мы курили, беседовали. Разговор зашел о героизме. Каждый старался припомнить случай, оставивший у него неизгладимое впечатление. Последним заговорил Аллан Квотермейн:

— С вашего позволения, я расскажу историю, ставшую для меня наивысшим примером храбрости. Итак, война с зулусами только началась, в Зулуленд направились войска. В ту пору, как вам известно, я подрабатывал, возил высокопоставленных военных. Нанял им три фургона, по шестнадцать здоровых волов в каждом, вместе с разведчиками, а сам был за главного. Они заплатили мне… впрочем, не важно сколько, как-то неловко говорить о деньгах… Сказать по правде, всю войну офицеры империи покупали необходимые им товары на дорогих рынках, и не всегда по закону. Много ходит историй — и не только от колонистов, — как они вскоре разбогатели на продаже патентов на офицерский чин и тому подобное. Впрочем, об этом лучше умолчим. Я запросил приличную сумму за свои фургоны, вернее, за их аренду, у самодовольного молодого человека в мундире, проведшего в стране уже три недели, и, как ни странно, тот согласился. Зато когда я обратился в штаб и предупредил о возможных последствиях, если они станут упорствовать в наступлении, самолюбие не позволило им послушать какого-то престарелого охотника и… и они вежливо от меня отделались. А ведь могли избежать трагедии при Изандлване.

Тут Аллан задумался — вы же знаете, какая это для него болезненная тема. Он не любил вспоминать те события. Сам Квотермейн спасся, но потерял много друзей на поле битвы. Вскоре он продолжил:

— Но вернемся к старому Магепе. Мы знакомы много лет, а впервые встретились в битве на реке Тугела. Я сражался на стороне королевского сына Умбелази Прекрасного в рядах войска Тулвана. Мне захотелось записать эту историю, дабы она не сгинула бесследно. Так вот, как вы знаете, войско было стерто с лица земли. После того как они разбили атаковавшие их войска Кечвайо, из трех тысяч в живых остались лишь пятьдесят. Среди уцелевших оказался и Магепа.

Мы встретились позднее, во владениях старого короля Панды, и я вспомнил, как мы сражались бок о бок. Пока я говорил с ним, появился принц Кечвайо. Ко мне он отнесся вполне милостиво, ведь я случайно оказался в этом сражении, но свирепо посмотрел на Магепу.

— Макумазан, не из тех ли он псов, с которыми еще не так давно ты норовил покусать меня на реке Тугела? Ловкий, должно быть, собака, и резвый бегун, раз ему удалось спастись, когда остальные умолкли навеки. О! Будь моя воля, я бы содрал с него шкуру и перегрыз ему горло.

— Вовсе нет, — ответил я, — у него королевское самообладание и храбрость. Он даст мне сто очков вперед. Когда я покинул ряды Тулвана, он не сдвинулся с места.

— Не ты бежал, Макумазан, а твой конь. Что ж, пусть живет, раз ты за него заступаешься. — С этими словами Кечвайо пожал плечами и удалился.

— Рано или поздно он меня убьет, — заметил Магепа. — Память у Кечвайо длинна, словно тень от дерева на закате. Тем более, Макумазан, он прекрасно знает, что я и правда бежал. Хоть и после того, как все было кончено и я уже ничем не мог помочь. Ты же помнишь, едва мы расправились с первым войском Кечвайо, в атаку пошло второе, но мы и его победили. В том бою меня стукнули по голове дубинкой, удар пришелся по головному кольцу. В войске я был самый молодой и получил его совсем недавно. Кольцо спасло мне жизнь. Все же от удара я на какое-то время потерял сознание и лежал, словно мертвый. Очнулся, когда битва закончилась. Люди Кечвайо искали наших раненых, чтобы добить их. Скоро они нашли меня и убедились, что я не пострадал.

— А этот притворяется мертвым, как цивета[167], — сказал здоровяк и занес надо мной копье.

Тут я вскочил и стремглав побежал, как человек, который любит жизнь и недавно обзавелся женой. Они кидали в меня копья, но мне удалось увернуться. Тогда они бросились за мной вдогонку. Но недаром меня, самого быстрого в земле зулу, прозвали Антилопой, Макумазан. Я оторвался от погони и был таков.

— Молодец, Магепа. Как тут не вспомнить