Мой плохой (СИ) - Гетта Юлия

– Что ж, – задумчиво произнёс авторитет, вернув внимание парню. – Раз такие дела… Даю тебе месяц. Но учти. Если не найдёшь депутата – его долг станет твоим. Будешь пахать на меня, пока не отработаешь. Вероятнее всего – пожизненно. Согласен?

– Согласен, – не задумываясь, кивнул Карим.

– Самоуверенность это хорошо, – скривился в ухмылке Сумранов. – Тогда время пошло.

 34

Наши дни

Этим утром впервые за последние полторы недели Саша пребывал в приподнятом настроении.

Пока всё шло по его плану без сучка без задоринки. До такой степени гладко, что это даже настораживало. Не то чтобы очень сильно, но настораживало. Не привык он добиваться победы так легко. Обычно требовалось приложить куда больше усилий…

Но в этот раз всё было иначе.

Сначала Карим очень сильно переживал, что отведенный ему месяц ­– это ничтожно маленький срок, чтобы найти залегшего на дно человека с большими деньгами. Корил себя, что даже не попытался выбить больше времени на поиски. До последнего переживал, что его план не прокатит, и когда Сумранов все-таки дал зеленый свет, от радости видимо рассудок на время отрубило.

Это потом уже Саша занервничал. Сильно занервничал. Но благо вундеркинд не подвёл. Пацан, юный хакер, одаренный по самое не могу. Он собственно и был тем самым козырем в рукаве, о котором никто не знал.

Около двух лет назад Карим его на перекрестке ночью сбил. Парнишка буквально под колеса ему бросился.

Сначала Саша наорал на него так, что бедный пацан дар речи потерял. Потом за шкварник схватил, в тачку закинул и в больницу повез. Тот всю дорогу испуганно молчал, думал видимо, что в лес куда-нибудь везут, добивать. А потом, когда к больничке подъехали, парнишка выдохнул и начал прощения просить.

Искренне так просил. Карим всегда чувствовал, точно знал, когда искренне человек с ним разговаривает. Еще ни одной промашки с этим не было.

Хотя нет… Одна была.

Но это не в счет. Потому что любовь ослепляет. Любовь жестокая безжалостная тварь. Сначала возносит на небо, а после – бьет, давит, уничтожает. Пацан этот тоже как раз из-за любви Саше под колеса бросился. Девушка его ушла к другому. Рассказывал, бедолага, про неё, а у самого слёзы в глазах стояли. Говорил, лучше уж сдохнуть, чем так.

Карим его тогда долго нравоучениями мучил. Хоть на самом деле ой как понимал. Все старые раны от его рассказа вскрылись.

Подружились они. Пацан ему о своих талантах и рассказал. Похвастался вроде. Карим не поверил сначала – так вундеркинд наглядно показал, что умеет. И Саша просто охренел. Парнишка был настолько умён, что даже ментам не попадался ни разу. И на учёте нигде не стоял, как поголовно все, кто балуется такими вещами.

Сначала Саша вцепился в него клещом, но потом заднюю включил. Не решился парня в свои дела втягивать. Совесть не позволила.

Но когда речь зашла о жизни Насти, на совесть резко стало плевать. Да и вообще на всё стало плевать. Утешало лишь то, что талантливых хакеров не сажают. Даже если бы всё кончилось плохо, максимум, что грозило вундеркинду, это пожизненная работа на государство.

Но всё прошло хорошо. Пацан взломал все мыслимые и немыслимые базы данных, раздобыл доступ ко всевозможным камерам. Нашли рейс, которым Настин муж улетел, пилотов нашли. Пробили, куда. Оказалось – в Стокгольм.

После было много муторной работы. Лопатили базы данных всех стокгольмовских гостиниц и отелей. Их оказалось нереально много. Карим снова нервничал. Что, если у депутата имелась там недвижимость? И ни в какую гостиницу он в принципе не заселялся?

Но им снова повезло. Нашли. И гостиницу, и номер. И даже ежедневное индивидуальное меню. Теперь Карим знал, что этот ублюдок жрал все те дни, пока его беременная жена расплачивалась за его грехи. То есть, могла бы расплачиваться. Но, к счастью, ей повезло отделаться малой кровью.

Карим даже полюбовался на его холеную рожу – записи с камер отеля пацан тоже смог раздобыть. Смотрел на депутата, и как долбанный мазохист, в красках представлял, как Настя с ним…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Порой Карим не понимал, что он делает и зачем. Она ведь никто ему. Да, любил когда-то. Сильно. До одури. Но оказалось – не взаимно.

Прошло ведь всё давно. Затянулось, травой поросло. Она теперь чужая жена, беременная к тому же.

Но как он еще мог поступить? Просто бросить её? Забить и свалить во Францию? И потом до конца дней думать, что именно с ней сделал Сумранов?

Нет. Так он не мог. Такой вариант даже не рассматривался. И как ни старался, Саша не мог себе объяснить, почему. Почему другие так могут, а он нет? Вон, муженек её, жрет мидии и не парится даже.

Карим поморщился, запрещая себе думать без необходимости о Березуцком. Слишком много яда сразу выплескивалось в кровь и мешало голове мыслить трезво. А мыслить трезво нужно было как никогда. Ведь сделано только полдела, и головняков впереди еще хватало с лихвой.

Предстояло каким-то образом выдернуть этого червяка из Стокгольма и доставить прямиком Сумранову. Как это реализовать, четкого плана у Саши пока не было. Но однозначно нужно было лететь. Причем частными авиалиниями.

Аренда небольшого самолёта с услугой конфиденциальности стоила космических бабок, а их уже почти не осталось. И взять было негде – Сыч жил одним днем, и сбережений никогда не имел.

Пришлось добывать старым проверенным путем. И снова всё прошло гладко. Вылет был назначен на завтра. Если и дальше удача будет на стороне Карима, скоро всё это дерьмо закончится.

Что будет потом, как они будут дальше с Настей, Саша старался пока не думать. Это слишком нервировало, бесило, сбивало с толку. Всё, что касалось её, вызывало в нём слишком острые реакции.

Решив вопрос с перелётом, Карим гнал машину по трассе на бешеной скорости, безотчетно постукивая пальцами по рулю. Не терпелось увидеть её. Убедиться, что всё в порядке. Несмотря на кучу охраны в доме, и понимание, что ему сразу позвонят, если вдруг что-то пойдет не так, каждый раз уезжая куда-то, Саша был на нервяке.

Но сегодня это чувство было особенно сильным.

Возможно, всему виной их особенная ночь. Они ведь даже не поговорили после. Настя слишком быстро уснула.

Порой даже то, что Карим испытывал по отношению к этой девушке, пугало его самого.

Стоило ей появиться в зоне видимости, как все внутри будто начинало вибрировать. Постоянно хотелось прикасаться, держать в руках, слышать голос, чувствовать дыхание. Мозг отключался напрочь. Лишь презрение в её взгляде было способно отрезвить и запустить совершенно другие процессы. Довести до тихого бешенства. Но даже в такие моменты Саша боялся причинить ей боль.

Боялся. А сам постоянно делал это. Только не руками. Словами бил. Жестоко.

И она всё время плакала.

Если бы только кто знал, чего ему стоило видеть её слезы! В такие моменты все жилы будто выкручивало изнутри, хотелось бить кулаком в бетонную стену и пробить в ней дыру, лишь бы прекратить эту пытку.

Саша крыл последними словами себя и свой поганый язык, обещал себе впредь молчать. В конце концов, она ведь беременна. Ей и без него должно быть паршиво. И он вроде понимал это, сочувствовал даже. Но стоило девушке в очередной раз затронуть больную тему, как всё повторялось снова.

Его постоянно бомбило, кидало из стороны в сторону, и успокоиться реально было, лишь припав к её губам. Да стиснув в руках покрепче.

Он знал, что несмотря ни на что, ей хорошо с ним. Чувствовал это. Ведь Настя не просто позволяла себя любить – она принадлежала ему. Так исступленно отдавалась. А этой ночью так и вообще поцеловала первой. Захотела сделать минет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Саша гнал от себя мерзкие мысли, что это вполне мог быть очередной корыстный расчет. Не позволял себе даже на секунду допустить такой вариант.

Ну не совсем же он свихнулся на ней?

Невозможно такое сыграть. Этот взгляд, этот трепет. Да и зачем? Чтобы получить расположение, ей достаточно было держать рот на замке и вовремя раздвигать ноги. Этого хватило бы с лихвой. Какой смысл сначала дерзить и нарываться, а после так отчаянно целовать, прижиматься, впиваться пальцами намертво?