Молодость без страховки - Анна Богданова

Аврора выпорхнула на улицу в половине восьмого – она первые два месяца выходила из дома за полтора часа до начала рабочего дня, боясь опоздать и развить тем самым негативное о себе мнение, как начальства, так и новых сослуживцев. Замечу, что в это время внушительного размера серая коробка из картона уже стояла на столе её кабинета, кокетливо развёрнутая уголком к двери, всем своим видом будто говоря: «Открой меня! Не пожалеешь!»

Наша героиня думала о своём. В её голове кипела настоящая пускающая пузыри каша-размазня по причине избытка мыслей. В её мозгу смешались и размышления по поводу неправильного со стороны её матери воспитания Арины, и негодование на брата – хоть Ариша и не права, но, несмотря ни на что, она ребёнок – а ненавидеть детей недопустимо, – Аврора была в этом уверена, как и в том, что Геня ненавидел её дочь. И поводов у него для этого было предостаточно – хотя глупых и ничтожных. Конечно, Кошелев ревновал мать к Арише – ведь до её рождения вся любовь Зинаиды Матвеевны была обращена исключительно на него! Его, несомненно, раздражало то неравноценное чувство, которое его мать испытывала к внучкам, – и дураку было понятно, что Гаврилова обожала Арину, а к Наталье относилась с чрезмерной для бабки холодностью. И ещё... Наверняка его бесило то, что сестра снова вернулась домой. Он-то после её свадьбы с Метёлкиным окончательно и бесповоротно распрощался с ней – запихнул маманю в маленькую комнату, ощутив себя хозяином положения и, естественно, квартиры. А тут – на тебе! Является сестра, да не одна, а с «довеском», как говорит Зинаида Матвеевна!

Образы родственников сменяли образы Эмина Ибн Хосе Заде, хохотунчика Мамиза Али Шаха с усами, напоминающими триумфальную арку, Марии Ивановны Артуховой, которая если не жаловалась на желчную Инну Ивановну Кочеткову и не плакала от вечной обиды по поводу того, что относятся к ней в посольстве куда как несправедливо, то рассказывала с упоением о своей семье, особенно о внуке – четырёхлетнем Ромочке, посла – Зухраба Фазиливича Маронова, которого Аврора видела всего раз. Отец популярного певца познакомился с новой сотрудницей и сказал, что очень рад её появлению в их осином гнезде. Да, да! Так и сказал – в осином гнезде. Метёлкину поразило потрясающее сходство посла с сыном – они походили друг на друга так же, как она сама на трагически погибшую жену Эмина Ибн Заде. Только Зухраб Фазиливич в силу своего возраста выглядел намного солиднее и представительнее сына, да густые чёрные волосы тронула седина на висках. И ещё одно отличие, которое Аврора заметила не сразу, а лишь приглядевшись – у посла были неестественно румяные щёки – свекольные даже, что говорило не о здоровье, а, наоборот, о его больном сердце...

В Аврорином мозгу, подобно душистой корице, которую некоторые гурманы любят добавлять в определённые каши-размазни, вызывая пряные, отрадные чувства, пульсировала мысль о новой квартире, о том, что всё постепенно встанет на свои места, и она, Аврора, наконец-то обретёт счастье и самостоятельность, перестав зависеть от кого бы то ни было.

Все эти думы были недоступны окружающим. Внешне наша героиня выглядела как человек, полностью ушедший в себя: изредка её прелестные брови, напоминающие крылья чайки, летящей над морем, выражали то досаду, то напряжение, едва уловимо сосредоточившись над переносицей, где мгновенно появлялась чуть заметная, придающая особую прелесть её лицу нитевидная вмятинка. Аврорины дивные губы расплылись в счастливой, блаженной даже улыбке... Как вдруг...

Как вдруг метров за двадцать до автобусной остановки из-за угла девятиэтажного дома выскочил мотоцикл и с треском остановился, преградив ей дорогу. От неожиданности у Авроры помутилось в глазах, но, увидев до боли знакомый вишнёвый шлем бывшего мужа, она моментально взяла себя в руки:

– Ты что! Совсем ополоумел?! Ты ведь меня задавить мог!

– Что ты такое говоришь?! Басенка! Родная! Как я мог тебя жизни лишить?! Что ж я, зверь, что ли, какой? – снимая шлем, слезливо пролепетал Юрик и простодушно добавил: – Вот мотоцикл за ночь починил.

– Отстань, Метёлкин! Я на работу опаздываю! – деловито проговорила она, пытаясь движением руки отстранить изменщика.

– На новую работу, значит, устроилась... А я ведь тоже решил со станкостроительного уволиться. Н-да... В «такси» податься хочу – там, говорят, и платят неплохо, и времени свободного куча, – мечтательно сказал Юрик и неожиданно притянул бывшую супругу к себе.

– Ты что, с ума сошёл? – испугалась она.

– Ну, подожди, подожди. Минутку хоть послушай меня! – с жаром шептал Метёлкин.

– Нечего мне тебя слушать! – раздражённо отозвалась Аврора.

– Так уж и нечего?! – крепко держа её в своих объятиях, страстно говорил Юрик. – Басенка, а Басенка! Я ведь, знаешь, взял себя в руки – пить бросил, теперь вот на машину копить начал.

– Вчера, что ль, бросил-то? Ну успехов тебе, – холодно сказала Аврора и процедила сквозь зубы: – Да отпусти ты меня!

– Подожди, – шептал он ей на ухо, как змей-искуситель. – Басенка моя! Ты не представляешь, как мне без тебя паршиво! Я так по тебе соскучился, прямо сил никаких нет – аж всё тело ноет! – страстно сказал он, и Аврора вдруг испугалась – испугалась себя, своего чувства к Метёлкину, которое, оказывается, не растаяло, не исчезло, а просто спряталось в укромное надёжное место до поры до времени. И сладостная истома, как зараза, передалась ей от бывшего мужа, и только сейчас поняла она, насколько соскучилась по Юрке. По этому противоречивому высокому человеку с каштановой шевелюрой и голубыми глазами, с прямым, чуть крупноватым носом, который делал его лицо неповторимым и обаятельным, с будто высеченными из камня губами. Её сердце на мгновение замолкло, остановившись, а потом сильно забилось, будто пытаясь наверстать упущенное.

«Господи! Неужели я его ещё люблю?! Неужели после всего у меня остались какие-то чувства к нему, кроме злости, ненависти и отвращения?! – в ужасе подумала она. – Нужно вспомнить всё самое гадкое, самое мерзкое, связанное с ним. Например, как я застала его в нашей кровати с Лидкой!» – и Аврора очень явственно припомнила, как Метёлкин весьма энергично и ритмично скакал в чём мать родила на Лидочке – дочери приехавшей из Ярославля Валентины, невесты его родного дяди – Парамона Андреевича Пенькова. Та стонала время от времени самым престранным образом – хрипловато, как прирученный цирковой медведь, когда он просит чего-нибудь вкусненького. Самым обидным во всей этой истории для нашей героини был даже не сам факт измены мужа, а то, на кого он променял её – свою любимую Басенку, у которой никогда не было проблем с нехваткой поклонников. Дело в том, что эта самая Лида была страшной, мужеподобной особой неопределённого возраста с чёрными, вечно сальными волосами и длинным, как пожарная кишка, носом.