Дом Воды и Воздуха (СИ) - Евгения Бойко

– Зато на чердаке форменная чертовщина. Может если его хорошему психиатру показать, то и неплохой мужик выйдет?

– Ты же знаешь: налоги растут, доходы падают, мужчины не меняются.

Нежный голос певицы сменился размеренным гипнотическим речитативом Cage The Elephant «Ain't No Rest For The Wicked». Я машинально начала постукивать пальцами в такт. Ну, все, теперь эта песня поселится в моем телефоне, а мотив – в голове. «Нет покоя нечестивым…».

– Кстати, откуда ты… – Елена замолчала, опустив плечи. – Он уже здесь, да?..

Елена поднялась и стряхнула с груди крошки. Скрестив руки и выставив ногу, она прямо посмотрела на демона настроенная решительно отразить любую колкость.

– Приветствую, нива злата, – мужчина кивнул мне и, материализовав темные очки, надел их, прежде чем вновь посмотреть на Елену. – Я думал, вы практикуете магию, а не шабашите механиком на полставки.

– Одно другому не мешает, – Елена заправила за ухо выбившуюся прядь. – В последнее время я занимаюсь не магией, а принудительной благотворительностью.

– То и другое вы делаете плохо. Во всяком случае, прежде чем браться за халтурку, выполните основную работу, иначе подвала и цепи вам не избежать, – демон исчез прежде, чем отзвучали последние звуки угрозы.

– Что это все? – недоверчиво спросила я, по такому случаю высунувшись из-под машины. – А туман, а запах серы? А зловеще кружащие над домом вороны?

– Извини подруга, – Елена развела руками, – это реальная жизнь, а не голливудский блокбастер. Кстати, как насчет девичника?

Я озадачилась.

– Прости, мой мозг сегодня чересчур медлителен. Ты предлагаешь устроить выход в свет, когда в городе бесчинствует маньяк, а у тебя дома обретается демон? И постой-постой, в подвале сидит Дейм!

– Мне нужно купить кое-что не вполне законное. Вернее, совсем не законное, – призналась подруга. Кто бы сомневался. – Для чар вызова. Одна в Заречье я не сунусь, там в последнее время как на первом круге Ада – жарковато и паленым пахнет. Мы могли бы неплохо посидеть в «Зеленом фонаре», пропустить по бокалу красного и самую малость пофлиртовать. Исключительно для пользы дела.

Отцы-основатели, меня собираются грязно использовать? Видимо так. Опять. Commodum habitus es[9].

Глава 10. Введи в меня искушение

Продается душа. Дорого. Возможен торг.

Объявление в «Пойманной синице»

Мы с Еленой договорились встретиться в Заречье ближе к утру, и у меня было время навестить полу братца и портретировать тетушку. Ее перекашивало от самого факта моего присутствия в усадьбе, корежило, когда я переставляла коллекционные фарфоровые китайские вазы, касалась ее любимого концертного рояля и издевалась над Артуром.

Тетя как красивое алое яблоко, тщательно вымытое и натертое мягкой тряпочкой до блеска, но, увы, внутри гнилое. Укусишь за красивый бок, тут же скривишься и выплюнешь.

Облокотившись о резные перила открытой веранды, я наблюдала, как Артур со шпагой выполнял комплекс упражнений. Он уже меньше напоминал труп и больше себя самого. Только черная повязка скрывала отсутствующий глаз и напоминала о неприятном инциденте. Будь я чуть бессердечнее, то выдрала бы ему печень и прислала ее Кастилле в красивой коробочке с бантиком.

Тетушка куталась в узорчатую шаль и зудела над ухом как комар в летнюю ночь. Сегодня темой очередной душеспасительной беседы была моя возмутительная манера общения. Я размышляла, чтобы тетя сказала, услыхав манеру общения Елены. Что-нибудь из ее элегантных спичей на латыни где цензурные только предлоги.

– Саркастичность и насмешки привели Марию-Антуанетту на эшафот. Мне будет любопытно посмотреть, куда они приведут тебя.

– Когда это остроумие считалось грехом?

Артур не рассчитал силы удара, поскользнулся на скованной легким ледком земле и упал лицом, вперед едва успев выставить руки и спасти лицо. Увы, реноме его пострадало.

– История повидала всяких королев: недалеких и мудрых, набожных и деспотичных, но шутница была одна – и она плохо кончила.

– На эшафот ее возвели придворные интриганы враждебные австрийскому дому.

– Особа так близко стоящая к власти, – тетя выразительно посмотрела на меня, – не может позволить себе легкомыслие. Продуманность, дипломатичность и вовремя завязанные связи – вот что нужно. Подумай об этом. Ты ведь не просто оперативница, ты еще и одна из трех претендентов на место главы нашего Дома.

– Я не хочу быть главой Дома. Золотой венец неволит сильнее железных цепей.

– Чего же ты хочешь? Ты отказалась выйти замуж, не желаешь занять место в управлении Домом и не очень-то стремишься подняться по карьерной лестнице. И при этом не устаешь повторять, как трудно тебе живется, и что кругом одни недоброжелатели. Может, хватит искать причину в окружающих? Ты можешь забыть, кем ты родилась, но окружающие помнят. И если оступишься, тебе не простят.

Я пожала плечами. Перелезла через перила и пошла к тренировочной площадке. Тетя вдогонку продолжала напутственно вещать:

– Ваше поколение где-то подхватило возмутительную мысль о свободе слова: дескать, дерзить можно и королю, особенно если происхождение не плебейское. Но это опасная блажь. Нужно взвешивать каждое слово даже если говоришь со слугой, и нужно уметь держать язык за зубами…

Я могла бы возразить, но не стала. У меня нет покровителей, я не в ладах с Матриархом нашего Дома и занимаю невысокое место в иерархии йорт. Мое оружие, единственный способ защиты, пусть и чисто психологической – острый язык. Я могу только высмеять обидчика, но осторожно, потому что обиженное самолюбие может создать мне еще одного врага.

Страшное становится не страшным, если над ним посмеяться. Смерть перестает пугать, коль смотришь на нее через призму юмора. Это мой способ не сойти с ума. Может было бы лучше, будь я сговорчивее: лесть и покорность делают путь наверх чуть легче. Но у этого пути есть верхняя планка – у ноги благодетеля, перед которым пресмыкаешься.

Тетя одно время задалась целью сделать из меня «респектабельную» нотту, но ее порывы запоздали. Но и понять я ее могла: десять лет назад погибла ее любимая старшая дочь. С тех пор она стала не в меру назойлива, резка и странновата. Холодна и подчеркнуто аристократична. Больно терять любимого человека, терять глупо и навсегда, в банальной автомобильной аварии. Больно когда умирает твой ребенок. Больно… но покажите мне человека, который никого не терял?

– Доброй ночи братец. Упражняешься? Мечтаешь стать храбрым рыцарем, спасающим принцесс от злобных драконов?

– Я не хочу спасать принцесс.

– О, это пока ты понял, что с ними делать. Потом мамочки начнут прятать их от тебя, а не от полу мифических крылатых ящеров.

– Драконов не существует, – Артур отрабатывал прямой удар в корпус, разгоряченный и упрямый как охотящийся за бабочками щенок.

– Да ну, один прямо сейчас наблюдает за твоими увертками.

– Это ты о себе?

Я сдержанно похлопала.

– Туше братишка. Возьми пирожок с полки ты меня уделал.

– Вместо насмешек могла бы научить меня правильным стойкам и ударам. Тетя считает, что фехтование мне ни к чему, и заниматься мне не с кем.

Вот уж чего я не могла сделать при всем желании – в фехтовании я понимала меньше полу братца. Никогда им не занималась, уж очень сильно эти упражнения портят фигуру. А я все-таки девушка и люблю иногда принарядиться.

– Если хочешь научиться красивым приемам и уверткам, это тебе к Гаю. Я дерусь, чтобы выжить, а настоящий бой уродлив и быстр. Глаза, нос, шея и кадык. Живот и бедренная артерия. Сердце, если изловчиться и пустить нож под лопатку. Перед врагом не расшаркиваются, не читают нотаций и не уговаривают перейти на светлую сторону. Потому что, во-первых, нет никакой светлой стороны, а во-вторых, чем быстрей недруг сыграет в ящик, тем меньше шансов, что на его месте окажешься ты. Идеально застать его врасплох, когда он меньше всего ожидает подлости и отправить к праотцам, прежде чем он сделает вдох. Лучше всего вонзить нож в яремную впадину, пронзая трахею, аорту и позвонок. Мгновенная смерть и никакого шума.

Артур наморщил лоб, бледные губы задрожали. Отцы-основатели, и этот пасквиль на мужчину мой брат. Чем я провинилась перед мирозданием?

– Ты бесчувственная убийца.

– Убийца всякий кто берет в руки оружие. Если ты пацифист займись рисованием. А мне платят не за сочувствие, а за то чтобы этот город спал спокойно. И прежде чем обвинять меня в чем-то, ответь, по какому праву ты это делаешь? Чем ты лучше меня? Какая от тебя польза обществу?

Да-да, я в курсе – мое сердце черствое как позавчерашний хлеб.

Рождение, любовь, смерть. Всегда рядом, всегда рука об руку. Это часть моей жизни, ни лучшая, ни худшая, просто часть. Кровь и смерть каждый день. Я не теряю покоя и аппетита, не плачу в подушку. Я привыкла. Спокойно пью кофе и ем порожные, а потом еду и рассматриваю вываленные на землю внутренности. Возвращаюсь и заказываю на обед мясо с кровью.