Единственный, кто знает - Патрик Бовен

Действительно ли Троянец похитил Хлою? Ничто не указывало на это напрямую. Он не прислал требования о выкупе, вообще не предъявлял никаких требований. И с чего вдруг это странное распоряжение, отданное им Марион, — отрезать пальцы индейцу Уойяку? Даже если Троянец хотел направить полицию по ложному следу, а сам тем временем увезти малышку Фог, почему именно такой след? Зачем ему понадобились отрезанные пальцы бывшего заключенного?

Нет, решительно, все эти элементы никак не состыковывались.

Альтман нажал кнопку стоявшего перед ним на столе телефона, поднеся трубку к уху:

— Есть что-нибудь новое об Уойяке? Я запросил его досье и данные медосмотра больше часа назад. Вы там спите, что ли?

Человек на другом конце провода извинился и пообещал прислать все требуемые данные в самое ближайшее время. Альтман положил трубку. И почти сразу же телефон зазвонил.

— Лучше бы у вас оказались хорошие новости, — почти угрожающим тоном произнес Альтман.

— И да и нет, — сказала помощница, латиноамериканская красотка и любительница строгих деловых костюмов.

— То есть как и да и нет?

— Только что доставили посылку. Она адресована вам.

— Лично мне?

— Да. Мы просканировали ее. И решили, что будет лучше, если ее откроют специалисты.

— Что в ней?

— Лучше вам самому взглянуть, шеф. Приходите к нам в лабораторию. И желательно побыстрее.

Глава 31

Дверь камеры Марион открылась. Вошла молодая женщина в деловом костюме.

— Пойдемте, мисс Марш, — сказала она, сделав приглашающий жест.

Марион с трудом поднялась. Ноги казались свинцовыми. Перед этим она долгое время пролежала неподвижно, глядя в одну точку — так как не могла предпринять никаких действий.

Женщина протянула руку, и Марион ответила рукопожатием.

— Я — агент Перес, — сказала латиноамериканка с официально-вежливой улыбкой. — Пришла забрать вас отсюда.

Марион растерялась. Что означает такая внезапная перемена в обращении?

Они прошли по многочисленным коридорам и снова оказались в более привычной для Марион атмосфере кабинетов с окнами и меблировкой. Марион заметила, что снаружи небо по-прежнему голубое. Невидимые тиски, все это время сдавливавшие ей грудь, наконец-то разжались. Агент Перес ввела ее в женскую раздевалку:

— Мы покинули пенитенциарный сектор и вошли в сектор для персонала. Вы можете принять душ, если хотите. Оставьте свои вещи на стуле, вам принесут чистую одежду. Вы также имеете право сделать один телефонный звонок.

— Почему вдруг такое отношение? — поинтересовалась Марион. — Еще вчера со мной обращались как с преступницей наихудшего сорта.

— Официально вы продолжаете считаться таковой. Но Аарон Альтман решил не морить вас голодом, даже несмотря на это.

— Очень любезно с его стороны. Но я не собираюсь падать в голодный обморок.

— Это мы увидим на брифинге.

— Брифинг — это что? Что-то вроде судебного процесса, только без адвоката?

Агент Перес посмотрела на нее странным взглядом, в котором одновременно отражались недовольство и невольное уважение.

— Поторопитесь, — сухо сказала она. — У нас не так много времени.

Не обращая больше внимания на Марион, агент Перес принялась набирать что-то на клавиатуре своего смартфона. Марион разделась и вошла под душ. Горячая вода, заструившаяся по плечам и спине, доставила ей невероятное удовольствие. Она вымыла голову жидким мылом, затем принялась натирать им каждый сантиметр своего тела так лихорадочно, словно хотела смыть все воспоминания последних часов.

Она закрыла глаза и попыталась не думать ни о чем, кроме окутавшего ее пара и забвения… Но это ей не удавалось. Образ Натана, прикованного к больничной койке, постоянно всплывал в ее памяти. Хуже того — теперь к нему добавился еще и образ Хлои, стоящей на парковке и кутающейся в отцовскую куртку, слишком большую для нее. Марион снова видела перед собой разноцветные пряди волос девочки, ее большие голубые глаза, растерянно глядящие вслед отъезжающему автомобилю, словно в немой мольбе — не оставлять ее одну среди ночи, не исчезать так же внезапно, как уже исчезли ее родители…

Разумеется, у Марион не было выбора — индеец угрожал ей пистолетом. Но она должна была хотя бы попытаться что-то предпринять, даже если пришлось бы пожертвовать своей жизнью, чтобы сохранить жизнь ребенку. Однако она не сделала ничего.

В свои тринадцать лет Хлоя уже потеряла мать — при ужасных обстоятельствах. После этого она своими глазами видела, как в ее отца попала пуля. И наконец, ее бросила — фактически предала — Марион. Бросила совершенно неожиданно, самым наихудшим образом, оставив ее тело и душу в руках маньяка. Даже если девочка выживет, сможет ли она надеяться на что-то хорошее в этой жизни? Какое будущее она себе создаст в таком жестоком мире взрослых?

ФБР подозревало Марион в пособничестве террористам, но на самом деле все обстояло гораздо проще: ее сердце было полностью опустошено. Она не могла больше пролить ни одной слезинки, потому что чувствовала себя недостойной даже плакать. Борьба с индейцем в один миг лишила ее культурного слоя — с такой же легкостью снимают шелуху с луковицы, — оставив одну животную сущность. Сейчас готова была отслоиться и следующая оболочка, оставив ее душу полностью обнаженной. И то, что Марион видела в своей душе, казалось ей омерзительным: выяснилось, что она способна бросить на произвол судьбы другое человеческое существо. Что она до такой степени эгоистична — или просто глупа, — чтобы оставить ребенка в руках психопата. И поэтому она больше не рассчитывала ни на чье сочувствие по отношению к самой себе. В том числе на свое собственное. Страдать — вот все, чего она хотела.

Она закрыла воду, завернулась в полотенце и вышла из-под душа.

На этот раз она оказалась одна — латиноамериканка в деловом костюме уже ушла. На спинке стула висела чистая одежда, как и обещала агент Перес, а на сиденье стоял поднос с едой, накрытый целлофановой пленкой. Картонный пакет молока, бутылка газировки, горячее блюдо, кукурузные хлопья… Марион выпила молоко, но не притронулась к остальному. Затем надела блузку, костюм, туфли на каблуке.

После того прощального взгляда Хлои она перешла в другой разряд женщин — вроде Катрин Борман. И если бы не чувствовала себя так, словно ее сердце разбилось на кусочки, ее наверняка позабавила бы такая ирония судьбы.

Вернулась агент Перес:

— Вы так и не поели?

— Нет.

— Как вам угодно. Идемте.

Марион со своей сопровождающей вошла в конференц-зал, где находилось примерно два десятка человек, бурно о чем-то спорящих.

— Что происходит? — вполголоса спросила она у агента Перес.

— Мы получили посылку. В ней оказались органические элементы.

— Н-не понимаю…

— Иначе говоря, элементы, относящиеся к человеческому телу. — Жестко взглянув на Марион, она добавила: — Пряди волос, окрашенные в разные цвета. Но самое главное — отрезанный палец.

Аарон Альтман призвал собравшихся к тишине. Человек в белом халате, судя по всему судмедэксперт, поднялся на помост и подошел к микрофону. Альтман пристально посмотрел в глаза Марион, но она выдержала этот взгляд. Он сделал ей знак сесть вместе со всеми остальными.

— В нашем распоряжении двенадцать полностью целых волос, сохранивших неразрушенную луковицу, — заговорил судмедэксперт. — Нам понадобятся двадцать четыре часа, чтобы сделать полный анализ ДНК митохондрия.

Он нажал клавишу пульта. Проектор старого образца направил на стену многократно увеличенное изображение волос, о которых шла речь.

— Но у нас уже есть первые результаты сравнительного анализа этих волос с теми, что были найдены на расческе Хлои Фог у нее дома. С уверенностью девяносто восемь процентов можно заявить, что это ее волосы. Кто-то срезал их и отправил нам в посылке.

Появилась новая фотография: отрезанный палец.

Большой палец.

«О боже… Нет!» — в смятении подумала Марион.

— Второй элемент — большой палец правой руки. Отрезан на уровне межфалангового соединения. Очень тонкая работа, выполненная с помощью хирургического инструмента. Я бы сказал, что человек, осуществивший эту операцию, весьма искусен — или же отсечение пальца просто является для него привычным делом. Мы обнаружили следы посттравматического кровотечения — это ясно указывает на то, что жертва в момент совершения операции была жива. Но мы также нашли многочисленные повреждения, появившиеся в результате долгого хранения при низкой температуре. То есть отрезанный палец долгое время хранили во льду.

— Мы получили его в изотермической упаковке, заполненной искусственным льдом, — заметил Альтман.