Готфрид Лейбниц. Его жизнь, общественная, научная и философская деятельность - Михаил Филиппов

Здесь Лейбниц коренным образом расходится и с защитниками теории абсолютной свободы воли, и с детерминистами, которые повторяют изречение Спинозы: «Человек, полагающий, что он свободен, подобен брошенному камню, который вообразил бы, что он хочет лететь».

Из предшествующего можно догадаться, что для доказательства бытия верховного Существа Лейбниц прибегает к доводам так называемого «космологического характера». Существование мира, по мнению Лейбница, само по себе не могло бы доказать существование Бога; последнее выводится из наличия мирового порядка. Бесчисленные монады – существа, вполне независимые между собою, развивающиеся каждая по закону своей индивидуальности. Каким же образом их совместное существование дает не хаос, а порядок? По мнению Лейбница, это объяснимо лишь допущением единой всеобщей причины, направляющей ход вещей. Другое доказательство состоит в том, что монады представляют бесчисленные ступени развития, поэтому, считает Лейбниц, должна быть высшая ступень. Эта наивысшая монада и есть Божество. В качестве наивысшей монады оно обладает и наивысшей свободой воли, наивысшим самоопределением. Подобно тому, как растение не может познать животное, а животное не может познать человека, так и нашему уму недоступно даже приблизительное познание наивысшей монады. Мы в состоянии иметь о ней лишь смутные и неясные представления, можем понять ее совершенства лишь по аналогии, сравнивая себя с существами, которые ниже нас.

Все монады, даже самая низшая, вполне независимы по своей деятельности, но не по своему существованию. Они действуют собственной силой, но сила эта создана высшею монадою – божеством. Божество относится поэтому к монадам, во-первых, как высшая сила к низшим; во-вторых, – как творец к своим созданиям. Как наивысшая монада божество есть идеал, конечная цель, к которой стремятся все прочие монады; как творческое начало оно есть конечная причина, производящая все остальные. В качестве конечной причины божество обусловливает закон механической причинности; в качестве идеала оно сознает, своею мудростью и благостью, нравственный закон. Механик сооружает машину, правитель мира устраивает государство. Поэтому мир есть не только совершеннейший из миров по закону физической причинности, но и наилучший из возможных миров в нормальном отношении. Здесь мы видим коренной источник оптимизма Лейбница. Мировой порядок есть действие могущества и мудрости совершеннейшего существа; это утверждение ставит Лейбница в ряды деистов. Но, не довольствуясь этим, он строит принцип, по которому существующий мир есть вместе с тем и наилучший из всех возможных. Если представляется бесчисленное множество возможностей, то лишь одна из них может осуществиться посредством выбора. Наивысшее существо может поступать лишь по законам благости, согласной с мудростью, по законам справедливости. Творческий акт есть вместе с тем акт правосудия. Поэтому божество и творит тот мир, который имеет наибольшие права на существование, то есть наилучший из возможных миров. Всевозможные возражения против оптимизма, по мнению Лейбница, опровергаются простым указанием на существование мира. Раз божество избрало этот мировой порядок, а не другой, стало быть, он и есть наилучший из возможных[4].

Здесь-то мы наконец и встречаемся со знаменитой теорией «предустановленной гармонии». Мировая гармония, по учению Лейбница, есть не что иное, как акт воли божества, превращающий физическую необходимость в необходимость моральную, управляющую всеми существами без различия. Каждая монада развивается собственными силами, но эти силы не только созданы, они избраны божеством. Развитие мира есть не только сохранение мира и действующих в нем сил, но и непрерывный творческий акт, устанавливающий гармонию между творцом и миром.

Здесь не место разбирать возражения, которые противопоставлялись системе Лейбница. Достаточно напомнить, что сильнейшим противником метафизической стороны этого учения явился Кант, а остроумнейшим оппонентом морального учения Лейбница был Вольтер со своим «Кандидом». Но для лучшего понимания оптимизма Лейбница не мешает еще привести пример, данный самим философом.

Аполлон предсказывает Сексту Тарквинию, что его преступление погубит царскую власть в Риме и самого Секста. Секст жалуется на это. Аполлон – божество, знающее все заранее, – посылает Секста к Юпитеру, – божеству, все предопределяющему, – и говорит при этом: «Знай, что боги делают каждого таким, каков он есть: волка – хищным, осла – глупым, льва – храбрым. Юпитер дал тебе злую душу, ты будешь действовать сообразно с твоей природой, и Юпитер поступит с тобою по делам твоим».

Секст является в Дельфы и умоляет самого Юпитера изменить его судьбу и улучшить его душу. Бог отвечает: «Откажись от Рима, ты станешь добрым и счастливым». Но тут Секст упирается, он не желает перестать быть тем, что он есть. Он добровольно избирает низкий поступок, который был предусмотрен и предопределен. Он совершает преступление, но зато гибнет сам, губит царскую власть и делает Рим великим и свободным. Конечно, раз Секст получил от природы злую душу, в решительную минуту не желающую «перестать быть собою», и раз Рим спасен гибелью Секста, то эта гибель сама по себе есть наименее возможное зло, и к результате остается наиболее возможное благо. Но почему боги сотворили волка хищным, а Секста – злым, и почему именно эта доля хищничества или злобы оказалась необходимою для наилучшего из миров? На эти и подобные вопросы учение Лейбница не дает удовлетворительного ответа.

Глава IX

Лейбниц и Петр Великий. – Последние годы жизни Лейбница.

Лейбницу было более пятидесяти лет от роду, когда он впервые встретился (июль 1697 года) с Петром Великим, в то время молодым человеком, предпринявшим путешествие в Голландию с целью изучения морского дела.

До этой встречи Лейбниц имел о России понятие, господствовавшее в то время на западе Европы. Московское государство почти не отличали от Турции, видя в нем в лучшем случае оплот против диких татарских орд. Когда шла речь о поддержке кандидатуры немецкого принца на польский престол, ни один из претендентов не вызвал против себя такого красноречия со стороны Лейбница, как претендент московский. «Гроза с Востока, – пишет Лейбниц от имени литвина Уликовиуса, – одинаково опасна Польше и Германии; против нее восстает чувство самосохранения». Москва на польском престоле будет, по словам Лейбница, второй Турцией, и, избрав московского царя, Польша откроет дорогу варварству, которое подавит европейскую цивилизацию. Это было написано в 1669 году.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});