Керенский. Вождь революции (СИ) - Птица Алексей

Начальник гражданского отделения ощутимо заволновался и сбивчиво произнёс:

— Предложение у меня такое. Дело в том, что революция уравняла в правах все национальности в Свободной России, и мы теперь можем принимать в свои ряды тех, кто раньше не проходил сито ограничений самодержавия.

— Так, и кто же это? — заинтересовался Алекс Кей.

— Это сто двадцать четыре помощника присяжного поверенного из числа евреев и их необходимо привести к гражданской и религиозной присяге.

— Хорошо! Приводите, частным порядком! Вот, кстати, уважаемый Александр Яковлевич, а не хотите ли вы привести к присяге этих людей, я уполномочиваю вас на это.

Гальперну ничего не оставалось, как согласиться.

— Безусловно, я с большой охотой выполню ваше распоряжение, — Отозвался товарищ Гальперн.

— Ну, вот и славно. Раз ни у кого больше вопросов или предложений нет, то прошу всех по рабочим местам, — С облегчением сказал Алекс и завершил совещание.

Глава 10. В поисках охраны и закона

"Глупы те, кто в политике судит о людях и партиях, по словам их." В. И. Ленин

"Там, где голод, законы не уважаются, где законы не уважаются, там голод." Б. Франклин

"Высшая законность — это высшее беззаконие." Цицерон

"Побеждает закон, если он вооружен." Е. Лец

На следующий день Керенский посетил Сенат, где провёл собрание с обоими департаментами, а также с преподавательским составом военно-юридической академии. Были здесь и мировые судьи. Пришлось становиться за трибуну, и, потрясая кулаками, выдавать желаемое за действительное. Он взывал к совести, обещал лучшее будущее и щедро пересыпал свою речь революционными лозунгами как пьяный подросток ругательствами.

Речь вышла смешной и грустной для человека двадцать первого века.

— Господа, революция победила, так что теперь мы должны отдать все силы для того, чтобы сорвать последние оковы самодержавия с наших законов и не допустить возвращение запятнавшей себя позором монархии! Царь арестован и находится под надёжной охраной, но мы не должны больше смотреть в его сторону. Я прошу вас напрячь все силы для создания новых законов и обеспечить тем самым правопорядок и мир на улицах. Для этой безо всяких сомнений великой цели мною принято решение, что все материальные и профессиональные нужды служащих министерства будут удовлетворены.

Эти слова были покрыты криками «ура» и продолжительными аплодисментами. Всё это повторялось раз за разом, как в первом департаменте, так и во втором, и даже в зале, где собрались прокуроры и мировые судьи.

Уже ближе к концу к Керенскому в кабинет принесли приветственную телеграмму от собрания присяжных поверенных Москвы, которые тоже ратовали за Свободную Россию, либеральные законы, а также выражали уверенность в своем министре и полную поддержку его начинаний.

Всё это, безусловно, радовало, но в столице по-прежнему происходили массовые грабежи и одиночная стрельба по ночам. Было неспокойно. Матросы в Кронштадте окончательно распоясались: никем не останавливаемые, они сеяли вокруг себя хаос и беззаконие, разгулянные сверх всякой меры, как анархистами, так и социалистическими партиями, особенно большевиками.

Последние постепенно набирали силу и появлялись как в Таврическом дворце, в качестве делегатов и членов Петросовета, так и в боевых порядках армии. Их насаживали во всевозможных ведомствах как картошку при Екатерине. Лишь крейсера «Баян» и «Адмирал Макаров» оказались дружны командой, смогли остановить революционный разгул и были готовы воевать с немцами. Остальные предпочитали анархию, митинги и грабежи.

Итог Керенскому был известен ещё по прошлой жизни, и с ним Алекс сейчас оказался кардинально не согласен. Кто-то может сказать, что большевики были добром для России, но не сейчас и не для него. Для нынешнего министра юстиции все они были врагами по своей сути. Все, кто был против него.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Пока, и только пока, весь Петросовет был у него в друзьях и коллегах, но глупо думать, что это продлится и дальше. Неизбежно начнутся интриги, делёж благ и передел влияния. Будут выпячены низменные страсти и спрятаны свои скелеты в шкафах, а ему ещё придётся рыться по всем этим укромным местечкам. А кому это понравится?

Благо, сам Керенский принадлежал к партии эсеров, славящихся своей многочисленностью и боевой дружиной, пусть и с террористическим запашком. Однако имелись и другие лидеры, которые на всех парах съезжались со всей Европы в Российскую империю. Все они стремились ворваться в самую гущу борьбы за власть и за будущие преференции, а также искупаться в лучах славы революции.

Этим страдали все без исключения лидеры партий. Такие, как Чернов, Натансон, Мартов, Троцкий, Чхеидзе, Церетели, Родзянко, Пуришкевич и прочие, прочие, прочие. Отдельно от них стоял Ленин, но Алекс Керенский не думал пока о нём. Этого персонажа он знал ещё только по книгам и учебникам, да один раз сходил в мавзолей, посмотреть на его мумию. Сейчас ему ещё не было никакого резону первым знакомиться с Лениным.

Всё, что Алекс Керенский знал о своих революционных коллегах — это то, что в Россию из Канады уже плыл Троцкий с группой своих единомышленников, и Чернов — из Англии, с такой же, если не большей группой. А ещё поговаривали, что Германия дала своё разрешение на проезд через её территорию блиндированного вагона с очередной партией революционеров во главе с Лениным и его секретарем Зиновьевым.

Причём и Ленин, и Зиновьев ехали вместе с жёнами и любовницами. В итоге, собиралась полная колода карт, и каждая из них имела свой политический вес. Не всё в этих революционных раскладах было понятно и ясно. Только время могло показать, кто из них был тузом, а кто дутой шестёркой.

Сам же Алекс считал себя джокером и ни кем другим. Но, в тоже время, он понимал, что для правильной партии нужно было заставить всех революционеров играть именно в ту игру, в которую захочет играть он. В отличие от всех остальных лидеров, Керенский сейчас имел полный карт-бланш, предназначенный для борьбы за власть. Пусть все еще и путался в некоторых раскладах.

Министр юстиции Временного правительства сидел у себя в кабинете, когда в дверь постучался его секретарь Владимир Сомов и, получив разрешение, вошёл внутрь.

— Александр Фёдорович, пришёл посыльный и просит, чтобы вы поднялись к князю Львову. Он уже вас ждёт.

— Хорошо, сейчас подойду! — Алекс взглянул на большой календарь.

На нём крупными цифрами выделялось число — двадцать пятое марта по новому стилю (по-старому числилось двенадцатое). До приезда всей этой революционной кодлы оставалось от силы недели три, максимум полтора месяца. У него была фора по времени, пока новые лидеры не перехватят управление Петросоветом на себя. Надо было готовиться к горячей борьбе за власть, но не во Временном правительстве, где у него не было конкурентов, а в Петросовете. С князем Львовым, так же, как и с Чхеидзе, он пока не общался, а это уже давно следовало сделать.

Поднявшись из-за стола, Алекс вышел из кабинета и направился на третий этаж Мариинского дворца, где находился кабинет Председателя Временного правительства. В коридоре его встретил секретарь главы и препроводил до нужной двери.

Войдя в кабинет, Керенский, наконец, увидел князя Львова. Георгий Евгеньевич оказался уже пожилым мужчиной с короткими, зачёсанными назад русыми волосами. Его лицо обрамляла коротко стриженая борода и усы с явными следами проседи. Взгляд князя был строг, но в тоже время как-то беспомощен и излишне мягок.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Бог не дал князю детей, и все свои силы и сердце он направлял на работу в Земстве. В годы русско-японской войны организовывал с подчинёнными госпиталя, оказывал материальную помощь раненым русским солдатам, то же делал и в начале первой мировой войны.