Срок для Бешеного - Виктор Доценко

Едва он закрыл за собой дверь, как Лариса, словно несколько лет не видевшая мужчину, набросилась на него, срывая с себя и с него одежду… Савелия охватила такая страсть, что и он потерял рассудок и сорвал с Ларисы последние «доспехи»: от бюстгальтера полетели пуговицы, и упругая грудь предстала перед его губами, которые тут же впились в рубиновые соски…

Да, Лариса стала совсем другой: опытной, бесстыдной и еще более желанной… Она соскользнула вниз, обхватила нежными пальчиками его плоть и начала ласкать его язычком. Савелий замер на мгновение от необъяснимого блаженства, обхватил руками ее голоду и, не в силах более сдерживаться, повалил ее на спину, впился губами в ее губы и вошел внутрь ее тела…

Савелий проснулся гораздо раньше Ларисы: его разбудил яркий луч солнца, который, лизнув кроны деревьев, медленно сполз по листьям вниз, с трудом пробиваясь сквозь пышную листву, ласково прикоснулся к его лицу…

Ночью, когда они пришли в дом, было очень жарко, и они, после первого насыщения плоти, решили «уйти на природу». Он вытащил полосатый матрац и бросил его прямо в траву, среди сросшихся лоз винограда. От возможных комаров, которых панически боялась Лариса, принес две простыни. Вспомнив подробности ночных любовных баталий, Савелий улыбнулся и с нежностью скосил глаза на руку Ларисы, лежащую на его груди. Простыня, скомканная во сне, лежала в ногах, и Лариса была прекрасна в своей наготе. Ее волосы в беспорядке разметались по подушке, и небольшой ветерок шевелил локоны на лбу. Ласково прикоснувшись губами к ее щеке, Савелий осторожно снял ее руку с груди и медленно приподнялся с матраца, просунул руку под простыню, где лежал, и вытащил сухой колючий сучок. Чертыхнувшись про себя, отбросил его в сторону и начал растирать вмятину на боку. Оглядевшись вокруг, он нашел среди трех бутылок шампанского, купленных по дороге, одну не пустую и приложился к горлышку.

— С утра даже лошади не пьют шампанское! — неожиданно рассмеялась Лариса.

— Подглядываешь?.. Ух ты какая! — воскликнул он, протягивая ей шампанское. Лариса отрицательно покачала головой.

— Черт его знает — нашло что-то…

— Жалеешь, что согласился на переезд в Москву?

— Лариса прижалась к его спине.

— Я никогда ни о чем не жалею! Просто…

— Сложностей боишься?

— Не боюсь, а сомневаюсь: ведь в Москве, я слышал, не так-то просто прописаться…

— Верно, непросто, только не для Алика… Если он сказал, что сделает, то сделает: он всегда свое слово держит! А ты ему понравился, я это сразу почувствовала… И не только понравился… — Она многозначительно замолчала.

— А что еще?

— Не удивляйся, если он предложит тебя хорошую работу!

— Что ты подразумеваешь под хорошей работой?

— Ту, которая отлично оплачивается! — с вызовом заявила Лариса.

— Ладно, посмотрим… Главное, что мы наконец вместе будем!

— А ты уверен, что тебе это нужно? — с грустным кокетством усмехнулась она. Савелий попытался возразить, но ее поцелуй оборвал его на полуслове.

В этот день Лариса была свободна только до обеда, потому нее были дела, «намеченные ранее». Они договорились встретиться на следующий день.

ВАРЛАМОВ

Савелий лег спать и проснулся ближе к вечеру и едва не опоздал на встречу с Варламовым. Быстро собравшись, он чуть не бегом примчался к почтамту, где уже стоял его друг с огромной сумкой «Сафари».

— Я уже подумал, что ты загулял не на шутку! — Виктор был явно рад видеть Савелия.

— Только что проснулся, думал, опоздаю… — пожимая руку другу, извиняющимся тоном сказал Савелий. — Пошли?

До сауны добирались на такси. Она относилась к небольшому санаторию, — огороженному высоким забором. Сунув военизированной охране записку, Варламов и Савелий прошли на территорию Санатория и вскоре очутились перед трехэтажным строением. На первом этаже и находилась сауна. Здесь Варламов протянул другую записку и ассигнацию в двадцать пять рублей.

— Товарищи как желают: с веничками и кваском или другой набор? — хитро прищурился администратор во фраке.

— Естественно! — подхватил Виктор и протянул сотенную купюру, добавив: — Венички-то помоложе!

— Как скажете! — Его улыбка стала настолько широка, что Савелий испугался, не порвутся ли щеки.

— Квасок сразу, а венички — через полчаса! — заметил Варламов, когда их провели в номер сауны.

— Слушаю! — поклонился администратор. Склонив голову, он тут же вышел.

В довольно просторной комнате, предназначенной для отдыха после парилки, находились два широких дивана, четыре кресла вокруг круглого стола, вместительный финский холодильник фирмы «Розенлев» и барная стойка с необходимой посудой.

— Как? — подмигнул Варламов.

— Я в таких и не был никогда! — признался Савелий, восхищенно осматриваясь по сторонам. — Был, правда, за рубежом, нечто подобное, но намного скромнее.

— Давай, раздевайся, увидишь, что дальше здесь имеется! — Варламов был явно доволен, что Савелию понравилось здесь.

Не успели они раздеться, как раздался осторожный стук и к ним вкатился двухэтажный столик на колесиках. Его толкала перед собой длинноногая симпатичная молодая женщина в таком «мини», что при малейшем наклоне их обозрению представлялись миниатюрные ажурные трусики.

— Добрый вечер! — улыбнулась она. — Меня зовут Алиса, если вам понадобится что-нибудь еще, то кнопка вызова над диваном…

— А если вы понадобитесь? — вызывающе посмотрел на нее Виктор.

— Кнопка вызова над диваном! — без тени смущения повторила она, чуть присев с поклоном. — Спасибо! Приятного отдыха! — завлекательно покачивая стройными бедрами, она вышла, бесшумно прикрыв дверь.

— Вот это сервис! — восхищенно усмехнулся Савелий.

— Идем! — позвал Варламов, стягивая плавки. В следующей комнате из резного мореного дуба был бассейн с постоянно циркулирующей водой. На широких деревянных скамейках, разместившихся у стен, лежали красивые резные шайки, медные ковши с деревянными ручками, до зеркального блеска начищенные. У лесенки в бассейн висело несколько огромных махровых полотенец, под ними, в специальной нише, тапочки, заклеенные в полиэтиленовые пакеты, и вязаные шапочки.

Варламов открыл дверь, которой Савелий не заметил, и они вошли в парилку, сравнительно небольшую комнату метра два с половиной шириной с тремя внушительными полками, на каждой свободно мог лежать человек с самыми значительными формами. При входе слева стояла электрическая финская печь с гладкими валунами.

— Так здесь замерзнуть можно! — поморщился

Савелий, взглянув на термометр, показывающий 63 градуса.

— Ну да? — усмехнулся Виктор и покрутил что-то у электрической печки.

Не прошло и нескольких минут, как в парился стала подниматься температура, и вскоре они опустились на первый полок. Их тела покрылись мелкими бисеринками пота.

К удивлению Савелия, несмотря на сто с лишним градусов внутри, парилки дышалось до легкости хорошо и свободно. Когда прогрелись настолько, что волосы начали потрескивать, они выскочили оттуда и бросились в ледяной бассейн с проточной водой. Тысячи иголок вонзились в кожу и приятно покалывали. Выдержав там около минуты, друзья вылезли из воды, обернулись махровыми полотенцами и вышли в комнату отдыха.

— Что пить будешь?

— Сейчас самое лучшее — холодное пиво… да с раками! — мечтательно произнес Савелий.

— Пожалуйста… — пожал плечами Виктор и достал из столика банки с раками, чешское пиво в запотевших бутылках. — Но сначала давай помянем всех наших… — тихо произнес он и налил в изящные рюмки коньяк.

— Молодец, Виктор!

Они выпили стоя, чуть помолчали, потом, опустившись на диван, Савелий решительно сказал:

— А теперь, Виток, рассказывай!

— Не гони лошадей, повеселимся, расслабимся… Ведь сколько не виделись… — Несмотря на деланную бодрость, он выглядел несколько растерянным и явно оттягивал разговор.

Интуитивно Савелий понял, что с ним происходит что-то неладное. Они были в таких переделках, когда один неосторожный шаг, да что там шаг, неосторожное движение грозило смертью. Но это там, в Афганистане, где к смерти привыкали настолько, что переставали обращать на нее внимание. Говорят, что на фронте самая страшная смерть — первая. Первый погибший — на твоих глазах товарищ, первый убитый тобою враг, которому ты заглянул в мертвые, остекленевшие глаза. Потом чувство жалости, страха, вины притупляется настолько, что совершенно спокойно можно есть консервы рядом с трупом.

Солдату, вернувшемуся с фронта, трудно адаптироваться в мирной жизни. Он очень «взрывоопасный», порой хватает маленькой искорки, чтобы произошел эмоциональный взрыв. Нервы обостряются до предела. Человек становится настолько чувствительным, что, кажется, уже не кожей ощущает возможную опасность, а своим мясом. А на фронте почти нет времени для отдыха, там все время находишься на взводе, постоянная готовность как к защите, так и к нападению. Вырабатывается привычка к опасности, которая и мирное, спокойное время, как ни странно, сама становится опасной для человека. Это можно сравнить с профессиональным спортсменом, резко бросившим большой спорт: все мышцы сильные, развитые, готовы к большим нагрузкам, а их держат в состоянии покоя. Связки, не испытывая нагрузок, теряют свою эластичность, свою «память», и в какой-то момент, получив даже небольшую нагрузку, они срабатывают неадекватно, и человек травмируется. Нечто подобное происходит и с нервами человека, который длительное время подвергался психическим нагрузкам, а потом — резкое расслабление и при первом же незначительном душевном всплеске — нервный взрыв…