Фартовое дело - Леонид Влодавец

Клава послушно скорчилась на полу, хотя понимала, что для крупнокалиберных пулеметов «мессера» многослойная фанера не броня. В это время Дуська, обезумев от ярости, круто развернула самолетик и направила его «Мессершмитту» в лоб. Эрлих открыл огонь издалека, со всех пяти огневых точек. Трассы густо обвили «ушку», но она была как заколдованная, ни одна пуля в нее не попала. Дальше сближаться с «русфанер» Эрлих боялся, так как при лобовом ударе его машина неизбежно разбилась бы об эту фанеру. Он отвернул, уверенный в том, что, пользуясь быстротой и маневренностью, снова выйдет в хвост этой упрямой русской девке. Но не тут-то было. Дуська среагировала мгновенно, хотя стреляла с самолета первый раз в жизни. Она на какую-то секунду оторвала руки от управления и навскидку, прямо через борт, чудом не изрешетив крыло и расчалки, трахнула по отвернувшему «мессеру» длинной очередью бронебойно-зажигательных пуль. Вообще-то она не рассчитывала, что попадет, да по идее и не должна была попасть. Ей просто надоело быть мишенью, добычей для этого фрица, который играл с ней точно кошка с мышкой: то отпуская, то хватая в когти. Хоть чем-то, да ответить! — вот о чем она мечтала, не больше.

Поэтому, когда оранжевая вспышка блеснула на крыле с черным крестом, когда крыло это отвалилось и закувыркалось отдельно от «мессера», тоже кувыркающегося, Дуська открыла рот от удивления, уронила пулемет на дно кабины и судорожно ухватилась за ручку управления. Горючего оставалось совсем немного, и Дуська сквозь дым, оставшийся от «Мессершмитта», увидела прогалину, лог и посадила «ушку». Когда она заглушила мотор, то первое, что ей попалось на глаза, — это горящий «Мессершмитт». Схватив пулемет на изготовку, Дуська побежала туда. Поодаль от полыхающей машины лицом вверх валялся Эрих Эрлих, почти не обожженный, но мертвый, поскольку одна из бронебойных пуль пронзила ему бок и вышла через другой. Взрывом его выбросило из кабины, сорвало шлемофон, немного опалило усы и брови… И тут, как это ни странно, у Дуськи на глаза навернулись слезы. Ей стало невероятно тошно от того, что этот русоволосый, с голубовато-серыми, совсем не страшными глазами парень — враг, фашист, сволочь и прочая, прочая. Не умом, конечно, а сердцем Дуська пожалела, что именно такого фрица ей довелось угробить на этой войне… Она представляла всех немцев такими, как в алма-атинских кинофильмах и боевых киносборниках: толстыми, обрюзглыми, злыми, похожими на кабанов. Таких она бы настреляла хоть тонну, было бы чем и во что стрелять… Но этого, совсем непохожего на врага парня она жалела. Где-то, в самом потайном уголке души, она чувствовала, что такого парня она даже могла бы полюбить… Может быть, она уже его полюбила? Ведь он три раза отпускал ее живой, хотя мог сбить ее еще месяц назад… Играл? Издевался? А может быть, жалел?! Может быть, из этих зверей еще не все стали бездушными придатками смертоубийственных машин?! Может быть, у некоторых еще сохранилось что-то людское?!

— Спекся, сучий сын! — восторженно сказала Клава, подбегая к Дуське с расчехленной винтовкой в руках. — Харя фашистская! Лихо ты его, Чавела!

И она пнула убитого носком валенка. Прямо в лицо. Дуське стало стыдно, что она чуть ли не выть по фашисту собралась, и она бодренько сказала:

— Отлетался, голубок!

— Документы надо забрать! — сказала Клава деловито и отстегнула у немца планшетку, а потом без брезгливости полезла немцу под комбинезон и вывернула внутренние карманы.

— «Обер-лейтенант Эрих Эрлих»… — прочитала Клава. — Тут не поймешь… Фотки, смотри-ка!

На одной из фотографий был изображен сам обер-лейтенант в парадном мундире с двумя крестами, орлом люфтваффе на груди и еще какими-то регалиями. На другой был изображен очень благообразный пожилой мужчина и элегантная седая дама. На обороте было написано аккуратным каллиграфическим почерком:

«Liebe Sohn! Deine Vatti und Mutti senden ihre Herzlichen Grüsse zum Geburtstag! Heil Hitler! 2. Juli 1942».

— Ладно, рассмотрим после! — сказала Клава. — Надо бы мотать отсюда…

Они сняли с убитого кобуру с «вальтером» и вернулись к «ушке». Вот тут-то и вылетели из лесу сани… И хоть снайперское око Клавы и летчицкий глаз Дуськи издали увидели, что на санях, кроме сена и вил, ничего нет, из предосторожности заняли оборону…

И вот теперь жечь «ушку»?! Крылья мешают, видишь ли… Дуська отошла от самолета подальше, вскинула «ДП» и прицелилась в бензобак…

— Немцы! — вдруг ахнул Юрка. — Танк!

В логу пока никого не было, только с просеки доносилось надсадное гудение мотора и лязг гусениц.

— С опушки, быстро! — крикнула Клава и, выхватив из кабины самолета свой вещмешок и пулеметные диски, бросила их на сани. Затем она тычком пихнула в сани рассопливившуюся из-за «ушки» Дуську вместе с пулеметом. Юрка хлестнул мерина. Серко дернул сани и понес. Старая лошадь боялась танкового мотора, она знала, что может последовать за его ревом и рычанием… Оглянувшись назад, Клава увидела, как по склону лога на малом газу скатывается танк. «Нагонит на дороге — разотрет в порошок!» — мелькнула у нее мысль.

— Надо бы в лес… — сказала она Юрке.

— Надо бы! — бросил тот через плечо. — Только вожжей не удержать! Несется как угорелый! Начнешь дергать — расшибет!

— Может, спрыгнем, не с самолета же… — предложила Дуська.

— К фрицам в лапы?! — сказала Зоя. — На такой дороге конь быстрее танка!

— Держи карман шире! Вон он, гад, ползет!

Танк мелькал за поворотом дороги, грюкая траками и скрежеща фрикционами. Серко храпел, но несся, не сбавляя шагу…

— А «ушку» он, гад, раздавил, наверно… — вздохнула Дуська.

— Черт с ней, с «ушкой», у нас фанеры хватит… — пробурчала Клава. — Нас бы не расплющил… «ПТР» бы сюда или гранату хоть…

— Или «Т-34», — сказала Дуська, — оно совсем надежней было бы…

Дорога внезапно резко пошла под уклон, впереди замаячило открытое пространство, и Юрка ахнул: как же он, дурак, с перепугу забыл, что дорога эта выводит на обрыв озера Широкого! Зимой, по льду, там проезд есть, а весной по тонкому льду не проехать… Или нет, ведь Климыч говорил, что мужики и полицаи возят продукты немцам на остров… Да, но по немецкой дороге! Она совсем с другой стороны… Мысли мелькали быстро, как деревня у обочины… Секунда, другая, третья… Серко вылетел на снежный спуск и с разгона скатился на тонкий, полупрозрачный лед… Противно скрипнуло, но лед не провалился. Серко остановился, шевельнул ушами…

— Стал… — охнул Юрка, чувствуя, как захолонуло в груди и посолонело во рту. — Все…

Танк уже подкатывал к берегу…

— Бросаем эту колымагу! — взревела Дуська и вместе с пулеметом соскочила на лед. Еще раз хрустнуло, треснуло, но Дуська, не останавливаясь, побежала к острову. За ней, топая неуклюжими валенками, поскальзывая, но не падая, побежала Клава с вещмешком и снайперской винтовкой.

«Там же немцы!» — хотел было крикнуть Юрка, но в это время у выезда на снежный спуск появился танк, небольшой, приземистый, квадратный, с укороченной зевластой пушкой. «Как на ладони все! — охнул Юрка про себя. — Всех постреляют! Дуры бабы!» Но в это время Серко, услышав рев танка совсем близко, вновь рванул и понесся к острову. «Сейчас вдарят, — подумал Юрка, — либо с острова, либо с танка…» Он бросил вожжи и испуганно прижался к Зое.

Они были уже на середине пролива между островом и коренным берегом, когда вдруг вместо выстрела послышался странный грохот и треск. Юрка, превозмогая страх перед танком, оглянулся и увидел, что снежного спуска, по которому они въехали на лед, больше нет, и танка, еще минуту назад подъехавшего к спуску, тоже нет, а есть глубокая черная полынья, где что-то бурлит и клокочет. Еще несколько секунд — и Серко влетел в прибрежные кусты, где Юрку и Зою уже дожидались Клава и Дуська.

— Накрылся! — восторженно пискнул Юрка. — Булькнул, гад!

— Ни один не выплыл, — с сожалением сказала Клава, держа на мушке полынью, — все под лед ушли.

— Там, под берегом, вода и летом ледяная, ключи бьют, — сказала Зоя, — судорогой сводит…

— Должно быть, тут и лед от этого потолще… — согласилась Клава. — Что делать будем, славяне?

— Тихо надо теперь сидеть, — сказал Юрка, — на этом острове немцы есть, два взвода, а то и рота… Эх, вот теперь бы командиру сообщить, что с этой стороны подойти можно… Они-то думают, что, кроме той дороги, где они из шлангов лед намораживали, больше негде подойти… А здесь даже поста не поставили… Ночью уйдем!

— Ну, ты стратег! — с немного ироническим восхищением произнесла Дуська. — Прямо Суворов! А кой тебе годик?

— Шестой миновал! — нахально ответил Юрка. — Дядя Евдоким… Виноват, товарищ командир, я не маленький!

— Не дядя я! — проворчала Дуська, понимая, что здесь не место для водевилей. — Я младший лейтенант Громова Евдокия, женщина…