Моё тело — тюрьма - Кицунэ Миято

я напоминаю. Да какой смысл, всё равно никто ничего не умеет.

— Я слышала, что Катя Лузгина в народных танцах танцевала, — пожала плечами Кира. — У неё, кстати, день рождения сегодня. Она даже меня пригласила.

— В общагу, что ли? — уточнил Домнин.

— Ну, я, вообще-то, тоже в общаге живу, — фыркнула Кира. — И Катя живёт с нашими же девчонками, с Олями: Спеловой и Жуковой.

— Так ты что-то подготовила на «Студвесну»? — вернулся к теме Домнин. — Будешь пробоваться?

— Ага.

— И что? Танцуешь? Поёшь? Играешь на чём-то?

— В объявлении было написано, что можно декламировать свои стихи. Хочу попробовать, — покосившись на любопытного старосту, ответила Кира. В принципе, декламация на публику личных переживаний вписывалась в задание «ломки комплексов», так что решение об участии пришло в каком-то роде спонтанно.

— Ого! Ты и стихи пишешь? — оживился Домнин, поёрзав.

— Пишу, — ответила Кира. — Всё, время для болтовни вышло, Владимир Викторович идёт.

Началась практика по высшей математике.

* * *

После пятой, дополнительной пары Кира решила всё-таки сходить до общежития, чтобы поесть перед «прослушиванием». Она снова быстро просмотрела свои блокноты, в которые выписывала свои стихи. В шестнадцать лет Кира внезапно обнаружила у себя поэтический дар. Читать и учить стихи она любила, её всегда поражало, как в коротких, но запоминающихся строчках поэты могут передать столько чувств и мыслей. У неё даже была отдельная тетрадка, куда выписывались особо понравившиеся, и все их Кира помнила наизусть. В одиннадцатом классе она кроме химии сдавала литературу и немного схитрила, использовав для примеров половину стихов из своих старых записей.

После того летнего математического лагеря, когда она впервые влюбилась и между ними с Женей было почти непреодолимое для них расстояние, стихи полились рекой. Иногда Кира писала два-три в день. Митя и его друзья были не против послушать её творчество, им нравилось, особенно те, что были посвящены им. Потом Кира посвящала стихи Владу. Особенно их было много в период, когда Кира переехала в общежитие на учёбу.

Кира перечитывала лист за листом, проваливаясь в воспоминания. Последний стих был написан в день, когда Влад её бросил.

Мне не хочется с крыши прыгать,

И не хочется в речке топиться…

Мне хватило всего лишь мига,

Чтоб исчезнуть и вновь возродиться.

Мне хватило бы только взгляда,

Мне хватило бы просто вдоха,

Но нельзя, не нужно, не надо:

Умирать — слишком больно и плохо… — вслух прочитала Кира первые два четверостишия и не смогла продолжать от того, что сдавило горло.

Даже сейчас, спустя столько времени, всё ещё наворачивались слёзы и было тяжело дышать.

— Это последний? — нарушил её одиночество тихий голос Грима.

— Да, последний, — Кира погладила большим пальцем печатные буквы, которыми она скрупулёзно выписывала стихи из черновиков. Блокнот под пятым номером был «чистовиком». Этот последний стих она переписывала трижды из-за расплывшихся от слёз чернил.

— Твои стихи довольно гармоничны, — похвалил Грим. — И похожи на твои рисунки.

— Такие же иррациональные? — фыркнула Кира, успокоившись.

— Возможно. Но в памяти и когда ты читаешь их, они отличаются. Как будто открывается больше, чем просто текст. Сложно объяснить.

— Думаю, я поняла, — хмыкнула Кира. — Память хранит факты, а душа хранит воспоминания…

— Было бы интересно посмотреть, как ты их пишешь, — заметил Грим. — Тем более что ты так и не выбрала, какой стих взять на прослушивание.

— Да… — Кира встряхнулась. — Ты прав, надо, наконец перелистнуть эту страницу и написать что-то новое.

* * *

— Тоже пришёл на прослушивание? — удивилась Кира, увидев Домнина возле двести двадцатого кабинета.

— Ну вот ещё! — всплеснул руками Домнин. — Просто хотел посмотреть… И это, твои стихи послушать.

— М… Ладно, — приняла эту причину Кира. Староста действительно был любопытным, так что, возможно, и правда просто хотел послушать и посмотреть, как что будет проходить.

— Смотри-ка, наш Гаврюша-КВНщик тоже здесь, — прошептал Домнин, когда они вошли в аудиторию, полную народа, и присели за парту.

— А его разве не отчислили? — удивилась Кира. — Он же ни один экзамен не сдал.

— Ты чего? Он же теперь звезда факультета, — возбуждённо зашептал Домнин, который, кажется, знал все сплетни из деканата, — благодаря этому Гаврюше наша факультетская команда КВН впервые за много-много лет выиграла кубок университета и прекрасно выступила на городском КВН, они там куда-то прошли, так что кто Гаврюшу отпустит. Будет сдавать так до пятого курса, как всякие эти КВНщики, массовики-затейники и спортсмены. Такое постоянно практикуют.

— Я и на лекциях его видела всего пару раз, — хмыкнула Кира, вспомнив, как однажды, ещё в сентябре, они общалась. Она сказала, что тоже в школе писала сценарии к КВНам, но «Гаврюша» тут же поспешил спустить её «с небес на землю», сказав не сравнивать школьный КВН в «каком-то захудалом Мухосранске» и то, чем занимается он, тем более, что в сценаристах их команда совершенно не нуждается. Мягко говоря, сразу отшил. Но, видимо, Гавриил или как его ещё звали «Гаврик» действительно знал «как сделать хорошо», раз команда выиграла, а это было главным.

* * *

— Ну, Гаврюша, ну и козёл! — разорялся Домнин, когда они шли до остановки, Лёша решил проводить Киру и пошёл с ней аж до общежитий. — У тебя такие классные стихи, а он эту Машку на декламацию поставил. Там у неё всё хромает и ритм, и рифма, всё, короче, фу просто. Она его подруженция просто.

— Ты так в этом уверен? — удивилась Кира. Отказ её немного расстроил, но не так сильно, как Домнина.

— Да я знаю её, Машку эту, она у них тоже тусит среди КВН-щиков, вот и взял её по блату, ты её стихов, что ли, не слышала?

— Слышала, но вдруг я придираюсь и чужие воспринимаю не так, как свои. Свои кажутся хорошими, потому что свои, близкие, понятные, родные и не замечаешь огрехов, — объяснила Кира. — Знаешь, как в чужом глазу соринку замечаешь, в своём бревна не видишь.

— Нет уж, точно там никакая не соринка, — категорично помотал головой Домнин. — Корявые у этой Машки стихи. Ко-ря-вы-е! Фу просто!

— Ну, тогда считай, что ты меня утешил, — засмеялась Кира. — Панибратство выйдет факультету боком. Может быть, просто я нашему Гавриилу не нравлюсь, мало ли, детская травма какая-то.

— Было ощущение, что он тебя вполуха слушает, даже и не слушает вовсе, потому что всё уже было решено. Это не честно, — надулся Домнин.

— У меня тоже такое ощущение возникло, — кивнула Кира и встряхнулась. — А значит… Какой смысл расстраиваться? От меня ничего в этой ситуации не зависело.

— Ну только если так, — вздохнул староста. — Но всё равно ты была лучше этой Машки-какашки и