Козерог. Сердце ледяной принцессы - Елена Усачева

Митька быстро шел по улице. Морозный воздух приятно холодил подбитый глаз.

Во дворе Надиного дома он остановился, оглядел знакомую площадку.

Все складывалось не самым лучшим образом, и что делать дальше, Митька не знал. Больше того — ему даже не с кем было посоветоваться, потому что после драки как-то все быстро разбежались в разные стороны.

Чего он полез отношения выяснять? Его теперь обязательно исключат. Стоит Пашкиной мамаше пожаловаться, как Звонилкин может начать складывать чемоданы — его мама разбираться в этой проблеме точно не будет.

Зачем он пришел сюда, в этот двор? Наверное, чтобы проститься.

После драки Надька снова плакала, что-то долго, со всхлипыванием объясняя Лизе, после чего Токаева подошла к сидящему в углу Митьке и сказала всего одно слово:

— Ну, ты дуб!

Потом все ушли, и Звонилкин побрел домой. Один, всеми брошенный и забытый. Мысли о грядущем одиночестве были печальны.

Дома он вдруг увидел забытое на столе яйцо и понял, что ему непременно надо увидеть Надю. Пускай она его отругает, ударит, прогонит, но он больше не может всего этого терпеть!

И вот он снова стоит в знакомом подъезде. Далекий свет фонарей похож на звезды.

И почему у нее здесь всегда так темно?

Митька погрел дыханием озябшие руки, собрался с духом и ткнул нужные цифры на домофоне. Кодовый замок запищал до того, как Звонилкин успел хоть что-то сказать. Может, она кого-то ждет? И это вряд ли он…

— Проходи. — Увидев его за дверью, Надя сразу же спрятала глаза.

Митька топтался на пороге. Хотелось сказать многое. И что скоро Новый год. И что как здорово все более-менее разрулилось. И что Пашка — гад и получил по заслугам, пускай он Надьке и нравится. Что ему Надька самому нравится, только он не знает, как это лучше объяснить. Что, наверное, во всем виноват месяц декабрь, когда все кружится и вертится, когда все уже ждут праздника и ничего не понятно.

Причем сказать все это надо было как-то сразу и в одно предложение, но слов не хватало, поэтому Звонилкин молчал, чувствуя, что стоит ему постоять здесь еще минуту, как он просто сбежит. И тогда уже никогда ничего не скажет. Не сможет.

— Ты либо туда, либо сюда. Холодно.

Теперь Надя не прятала глаза. Она спокойно смотрела на Митьку. И улыбалась.

Наверное, вид у Звонилкина был очень глупый, потому что Вытегра вдруг начала смеяться. Она запрокинула голову, схватилась за живот и медленно сползла по стенке на пол.

— Ой, не могу… — стонала она.

А Митька совсем потерялся. Что это за девчонка? Сначала плачет, потом смеется!

Он шагнул вперед, машинально бросив взгляд в комнату.

Около узкой кушетки на тумбочке, заваленной безделушками, стоял горшок с фиалкой.

Это был его подарок: Митька хорошо помнил три извилистых линии на покатых керамических боках. Фиалка цвела буйным розовым цветом. Она была усыпана вся цветами — от макушки и до корня, и подвязана красной лентой, с которой свисало красное сердце.

А вот этого он не вешал. Точно не вешал. Значит, Надька…

— Проходи. — Вытегра пальцами стирала с лица навернувшиеся от смеха слезы. — Сейчас чай будем пить. Я рада, что ты зашел.

— А как же Пашка?

— Пашка дурак, и мне он совершенно не интересен, — выпрямилась Надя.

— А с цветком что? — Кажется, Звонилкин начал догадываться.

— Цветет. — Надины щеки медленно наливались ярким румянцем.

— А я тебе еще подарок принес. — Митька вдруг понял, что забыл, в каком кармане у него что лежит. Он стал хлопать себя по бокам, перекидывать рюкзак с плеча на плечо.

— Какой же ты смешной, — захохотала Надя и дернула его за руку, увлекая за собой на кухню. Кажется, по дороге Митька уронил все, что только можно, под конец опрокинул стул и уже готов был провалиться сквозь землю, когда почувствовал, что Надя крепко сжимает его руку.

Все слова снова высыпались из его бестолковой головы.

— Это… — сразу запутался он. — Ну да… Я… того…

Митька почувствовал себя полным кретином, дернулся уйти, но Вытегра все еще держала его за руку.

— Не уходи, — прошептала она.

И сразу все стало на свои места.

— Не уйду, — пообещал Митька.

Что бы ни случилось, какая бы беда ни стряслась, он не уйдет и ни за что, ни за что не позволит, чтобы Надя плакала.

— Ты знаешь…

Как бы это ей все объяснить?

— Знаю, — снова улыбнулась Надя. — Я сначала испугалась, подумала, что ты так… из сочувствия. Не знаю, почему я тогда расплакалась, просто вдруг стало ужасно обидно. Встречались, занимались… Не хотелось расставаться. Все вдруг накинулись на меня, и только ты пожалел. А потом этот камень, и сразу все завертелось. Ты не сердишься, что меня провожал Шангин? Я… я тебя еще не знала. А Пашка глупый, с ним все равно, куда идти.

— Он от меня еще раз получит, — пообещал Митька, и радостно пискнувшая Надя спрятала свое счастливое лицо у него на груди.

— Все странно, — пробормотала она. — Я тебя так боялась. Что будешь смеяться, что обманешь. Помнишь, как вы мою фамилию вечно выворачивали? А все, оказывается, так просто…

— Ага, совсем просто, — пробормотал Митька, зарываясь носом в распущенные Надины волосы. — Ты самая лучшая, — прошептал он. — Самая-самая. И всегда такой была и останешься.

Когда вечером Звонилкин все-таки решил последовать маминому совету и дочитать книжку гороскопов до конца, то понял, каким же был дураком. Оказывается, Козерог помимо фантастического упрямства обладает еще повышенной осторожностью и никогда не показывает свои чувства сразу, держит понравившегося ему человека на расстоянии, как бы проверяя его.

На следующий день (пропускать занятия теперь было не обязательно, ведь все разрешилось) Звонилкин вел Надю от дома до школы. Она опять была хмурая, жаловалась на слякоть, на колючий ветер, а Митька держал ее холодную ладонь в своей руке и думал, что жизнь — штука хорошая. Через три дня Новый год, завтра последний учебный день, а дальше — каникулы, и он обязательно затащит Надьку на каток и покажет свое любимое поваленное дерево в парке.

В классе он первым делом выгнал из-за парты Тихомирова.

— Иди… — махнул он рукой в бесконечность школьных просторов. — Гуляй…

Серега и не думал сопротивляться. Он вытеснил Лизину соседку и уселся рядом.

— Вид отсюда хороший, — пробормотал он, глядя на грязную стенку. Токаева согласно кивнула.

— Теперь — точно.

На обиженного Шангина никто не смотрел, потому что все были увлечены своими мыслями и делами. Все готовились к крикам и разборкам, но дверь открылась и вошла…