Гризли - Джеймс Оливер Кервуд

надо будет, я останусь здесь хоть на всю зиму. Я клянусь убить его… если только он не сбежит из этих мест.

— Не сбежит, — только и сказал Брюс и пошел со своей ношей дальше вниз.

До сих пор Мусква был так ошеломлен тем, что очутился в положении, которое казалось ему уже совершенно безвыходным, что совсем было присмирел. Он напрягал все свои мускулы, пытаясь шевельнуть хотя бы кончиком лапы. Но его спеленали так туго, как не пеленали, вероятно, мумию ни одного из фараонов. Однако теперь в голове его забрезжила мысль, что, раскачиваясь взад и вперед, он то и дело задевает мордочкой вражескую ногу и что зубами своими он пока еще может распоряжаться. Медвежонок выжидал удобного случая.

Случай этот представился, когда Брюс сделал огромный шаг, спускаясь со скалы. На какую-то долю секунды Мусква задержался на камне, с которого слезал Брюс, и успел цапнуть того зубами. Это был великолепный, глубокий укус, и если вопль Ленгдона огласил окрестности на милю вокруг, то Брюс своим ревом перещеголял его по меньшей мере раза в полтора. Такого жуткого, леденящего кровь в жилах звука Мускве еще ни разу не доводилось слышать — даже лай собак и то не был таким страшным. От этого вопля у медвежонка душа ушла в пятки, и он отпустил врага. То, что произошло дальше, снова заставило его разинуть рот от изумления.

Эти загадочные двуногие даже и не попытались отплатить ему той же монетой. Тот, которого он цапнул, с минуту скакал на одной ноге, выплясывая какой-то невообразимый танец, а другой в это время опустился на камень и, схватившись за живот, раскачивался взад и вперед, и из его широко раскрытого рта неудержимо вырывались какие-то малопонятные звуки. Затем второй прекратил свой танец и тоже стал издавать эти звуки, которые, по представлениям Мусквы, не имели ничего общего со смехом.

Все это внушило Мускве две догадки: либо эти нелепого вида чудовища не смеют тронуть его, либо они — существа самого мирного нрава и не собираются причинять ему вред. Они лишь стали осмотрительней и когда вступали в долину, то несли Мускву подвешенным посредине на винтовке, которую они держали с разных концов.

Уже почти стемнело, когда они добрались до пихтовой чащицы, красной от отблесков костра. Впервые Мусква увидел огонь. Он увидел также и лошадей. Они были больше самого Тэра и показались медвежонку жуткими чудовищами.

Навстречу вышел третий человек, индеец Метусин, которому охотники и передали Мускву с рук на руки. Пленника положили на бок у костра, сверкающий огонь которого слепил глаза. Пока один из его тюремщиков крепко и очень больно держал его за уши, другой сделал из ременных пут ошейник, который надели на медвежонка. В металлическое кольцо на ремне пропустили крепкую веревку, а другой ее конец привязали к дереву.

Пока все это проделывалось, Мусква рычал и огрызался изо всех сил. А через полминуты он был свободен от скручивавших его рубашек и, покачиваясь, чуть не падая на затекших ножонках, показал свои зубы и грозно зарычал.

К величайшему его изумлению, на этих чудаков его угроза оказала лишь одно действие — все трое, даже индеец, разинули рты и в один голос издали все тот же совершенно бессмысленный звук, который он слышал у одного из них еще там, на горе, когда он впился в ногу другому. Медвежонок совершенно стал в тупик.

16. ПРИРУЧЕНИЕ МУСКВЫ

Мусква почувствовал огромное облегчение, когда эти трое отвернулись от него и занялись своими делами у костра. А раз так, то нечего было мешкать, и медвежонок рванул веревку. Он натянул ее так сильно, что чуть не задохнулся. Пришлось в конце концов сдаться, и, окончательно впав в уныние, он устроился у подножия пихты и стал рассматривать лагерь.

Мусква находился футах в тридцати от костра. Брюс мыл руки в брезентовом тазике. Ленгдон вытирал лицо полотенцем. Метусин стоял на коленях у костра и держал над раскаленными углями большой черный противень, на котором шипели, брызгаясь салом, куски жирного мяса карибу. Более соблазнительного запаха Мускве еще ни разу не приходилось слышать. Да и сам воздух вокруг него, пропитанный какими-то неведомыми ароматами, казался ему очень вкусным. Ленгдон, вытерев лицо, открыл жестяную банку со сладким сгущенным молоком. Белой струйкой оно стекало в миску. С этой миской Ленгдон подошел к Мускве. Медвежонок снова попробовал было бежать, да не тут-то было — чуть не задохся в петле. Тогда он в мгновение ока вскарабкался на дерево и рычал оттуда на Ленгдона и щелкал зубами, пока тот пристраивал миску под самой пихтой так, чтобы медвежонок, спустившись, сразу бы угодил в нее.

Пленник забрался на дерево так высоко, как только позволяла длина веревки. И долгое время охотники не обращали на него ни малейшего внимания. Медвежонку было видно, как они едят, он слышал их разговор — они строили новые планы военных действий против Тэра.

— После того, что произошло сегодня, нам остается только одно — перехитрить его, — заявил Брюс. — Преследование по следу надо бросить, Джимми. Можно гоняться за ним таким образом до бесконечности, а он все равно будет знать, где мы находимся.

Брюс умолк и прислушался.

— Странно, что собак все еще нет, — заметил он. — Хотел бы я знать… — Он посмотрел на Ленгдона.

— Не может быть! — запротестовал тот, понимая значение этого взгляда. — Не хочешь ли ты сказать, что он перебил всех?

— Я ходил на медведя уж и не знаю сколько раз, — спокойно отозвался горец, — но ни разу еще не охотился на такую хитрую бестию. Ведь он нарочно заманил собак на этот уступ, Джимми, и устроил им там ловушку. Он выкинул ловкую штуку и с той собакой, которую убил на вершине. Возьмет еще да и заманит их всех сразу куда-нибудь в укромное местечко, откуда им и податься некуда будет. Ну, а в таком случае… — Он выразительно пожал плечами.

Ленгдон тоже прислушался.

— Если хоть одна из них уцелела, то вот-вот вернется, — сказал он. — Простить себе не могу, что взял их сюда с собой!

Брюс засмеялся в ответ:

— Превратности войны, Джимми! Ведь, идя на гризли, берешь с собой не комнатных собачонок, и уж лучше заранее приучить себя к мысли, что не той, так другой из них все равно раньше или позже погибать… Этот медведь оказался нам не по зубам, в этом все дело. Он обставил нас, как маленьких.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Что по-честному, без подвохов,