Рейтинговые книги
Читем онлайн Никому ни слова - Сергей Литовкин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33

Наш поселок не таков. Здесь всякого люда хватает. Говорят, что тут случалось много любопытного, но мне запала в память только пара событий. Первое относится к временам становления Советской власти. Утверждают, что проезжая через поселок на автомобиле, председатель СНК Ульянов (Ленин) захотел попить и послал охранника к одному из домов, откуда того послали дальше. Во втором доме – то же самое. Испугались, может быть, местные жители вида вооруженного охранника. Редко они тогда встречались на улицах, в отличие от времен нынешних. Так и не удалось Ильичу попробовать нашей чудесной родниковой водицы. Никого, однако, не арестовали. Видать, момент тогда еще не настал. Не созрела еще ситуация.

Относительно второго события мнения разделяются. Одни свидетельствуют, что это было годах в пятидесятых, а другие уверены, что на двадцать лет позже. Но все сходятся в том, что как-то обнаружился в поселке брусок золота весом с десяток килограммов. Дескать, этим бруском провисшие ворота много лет подпирали, но вдруг царапнули его и – на тебе.

Мне тот дом с воротами показывали втихаря, но жители его все отрицают и прозрачные намеки игнорируют. Живут при этом не бедствуя. Причина появления золотишка в наших местах проста, ведь до октябрьских событий начала прошлого века в поселке проживала семья известного ювелира нерусских кровей, покинувшего Россию с первыми признаками нарождения новой социальной реальности и власти, ей соответствующей. Его отдаленные потомки в прошлом году обходили местных старожилов, пытаясь собрать свидетельства о принадлежавших их предку земельных участках и строениях. Безуспешно, правда. Старожилы смогли дожить до преклонного возраста как раз только благодаря тому, что никогда ничего не свидетельствовали и никаких заявлений не делали.

В наше время отдаленный ранее от столицы поселок оказался вдруг рядом с кольцевой автодорогой, что привлекло сюда народ разный и пришлый. Это не всегда радует, но не шибко удивляет.

Писателем я стал несколько лет назад, именно из-за того, что здесь, в нашем поселке, постоянно живу после завершения казенной службы. Об этом, однако, расскажу поподробнее.

До того, как стать писателем, я считал себя офицером. Большинство окружающих разделяло мои иллюзии, в результате чего к моменту увольнения в запас я имел полковничье звание, комплект «песочных» и прочих медалей и был признан ветераном Вооруженных сил. Выполняя воинский долг в течение почти тридцати лет, мне, к счастью, удалось никого не укокошить. Несколько десятков бездушных мишеней на стрельбищах – не в счет. Это очень радует, ибо соответствует одной из христианских заповедей, мною одобряемой. На самом-то деле мое воинское звание звучит так: «капитан первого ранга», что как раз и соответствует полковничьему статусу в сухопутных войсках. В малопродвинутой в сторону флота среде в связи с этими воинскими званиями и их соответствием часто возникает путаница: сухопутчики зачастую путают высокий флотский статус капраза (и его три больших звезды) со званием младшего сухопутного офицера – капитана, имеющего четыре, но ма-а-а-ленькие звездочки армейского образца. Из-за этих-то заморочек, разговаривая с сухопутными коллегами по телефону, как правило, представляются как «первого ранга Туткин», опуская слово «капитан» во избежание панибратского «тыканья» с другого конца провода.

Через дорожку от моего «имения» издавна располагалось здание дирекции небольшого заштатного санатория, осевшего в этих благодатных местах с незапамятных времен. Сам-то санаторий базируется метрах в двухстах подальше вдоль улочки, а эту территорию, запущенную и загаженную, содержать в приличном состоянии стало нынче уже некому. Особенно ярко выявилось это годов с девяностых, потребовавших для выживания коммерческой оборотистости. Главврач был стар и, готовясь к жизни вечной, думал уже о душе, а прочие его подчиненные спасались большими надеждами на перестройку и мелким воровством.

Тогда-то, в один из явно нелучших дней, и упал подгнивший дощатый забор, окружавший дирекцию, открывая нашим взорам обширную помойку со всеми признаками мусоросборного полигона. Картина дополнялась специфическим запахом, косвенно свидетельствующим о прорыве канализации в ранее огороженной области. К вечеру того памятного дня наименее ароматная часть зоны была оккупирована группой бомжей, совершающей перманентное братание с немалой популяцией местных алкоголиков. Запылали костры, зазвучали крики и песни, изредка прерываемые воплями возмущения от неразделенного уважения. Вся жизнь на нашей улочке пошла по-новому. Можно сказать – потекла.

Как-то вечерком, двигаясь по неосвещенной дороге и осторожно переступая через лицо неопределенной национальности, погруженное во все, что из него исторглось, я столкнулся с престарелым санаторским вождем. Выразив краткое, но теплое приветствие, я живо поинтересовался перспективами восстановления ограды и возвращения «мира нашим домам». Тот обратился к сопровождавшей его завхозихе с некоторым укором и, я бы сказал, раздражением:

– Где забор? Где доски, которые я выписывал?

С таким же успехом, похоже, можно было расспрашивать монашку о способах применения противозачаточных средств. Поток встречных претензий, обид и возмущений был бурен и неукротим, что оказалось способным утомить не только меня, но любого собеседника, не имеющего специальной подготовки. Вопрос был мгновенно утоплен в болоте греховного словесного блуда. Главный устало махнул рукой и вяло удалился.

– А вы пишите жалобы! Может, нам и средства на забор выделят, – смерив меня презрительным взглядом, провещала помощница и заторопилась вслед за шефом.

Потом я еще несколько раз встречал главврача, но, видя его обеспокоенность чем-то внеземным, не посмел более приставать к нему с прозаическими заборными вопросами. Вскоре тот, однако, умер, освободившуюся должность долго никто не хотел занимать, и развал продолжился небывалыми темпами. Доски из собственных личных запасов, периодически приколачиваемые мною к остаткам многометровой санаторской изгороди напротив дома, исчезали мгновенно и бесследно с таинственной неизбежностью.

– Делать нечего, – сказал я себе, доставая пишмашинку прошлого века, – будем писать кляузы.

Я не отношу себя к извращенцам, получающим удовольствие от подачи жалоб. Слово «ябеда» казалось всегда достаточно обидным, однако дело есть дело, и выполнять его следовало качественно и ответственно. В заведенной для переписки большой папке росло количество «входящих» и «исходящих» бумаг, коллективных заявлений и одиночных ответов, актов и протоколов, но толку не было вовсе.

Да, подтверждали приходящие письма, так жить нельзя. Меры будут приняты, вопросы рассмотрены, а средства – изысканы. Кому надо – указано, с кого попало – спрошено. Никакого отношения к реальности эти чиновничьи произведения не имели и иметь, наверное, не могли. Дело делали одни, а бумаги писали другие. А друг с другом они, по всей видимости, никогда и нигде не встречались.

***

В этот биографический период я находился в состоянии приятного ожидания увольнения в запас с военной службы. Жалко, конечно, расставаться с делом всей жизни, но участвовать в регистрации развала без возможности противодействия ему – еще хуже. Словно на похороны ходишь ежедневно.

Тогда, в конце девяностых годов, бытовала любопытная практика направления будущих отставников на переподготовку по гражданским специальностям. Это, по идее, было весьма разумно, ибо на пенсию, выплачиваемую Родиной своим защитникам, можно просуществовать только избавившись от всех вредных привычек, а также гастрономических и эстетических пристрастий и заблуждений. При этом получить востребованную гражданскую специальность с приличным заработком казалось неплохой идеей. А посему я тогда вполне успешно прошел обучение на подобных курсах, патронируемых, кажется, королевой Великобритании. По полной, как говорится, программе превращения вызывающе-красных советских офицеров в безобидных менеджеров – пескарей капитализма.

Там же я и познакомился с Владимиром, ставшим моим первым литературным критиком. Он уже давным-давно находился в запасе, трудился на солидной бюрократической должности и нуждался только в дополнительном дипломе для дальнейшего продвижения по административной вертикали. Занятия он посещал редко и обычно старался успокоить пытавшихся вскочить при его появлении преподавателей мягким, но властным жестом начальствующих перстов. Случайно мы с ним оказались соседями в аудитории, и как-то, получив очередную отписку из московской или областной администрации, я попросил у Владимира совета.

– Погляди, – сказал я, передавая ему пачку бумаг, – надоела уже эта бестолковая писанина. Целый год пишем кляузы, а кавардак все бардачнее и бардачнее. Подскажи, может, прекратить и плюнуть на это дело?!

1 ... 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Никому ни слова - Сергей Литовкин бесплатно.

Оставить комментарий