Русский романс - Полонский Е. П.

105. Черная шаль[121]

Молдавская песня Гляжу как безумный на черную шаль, И хладную душу терзает печаль. Когда легковерен и молод я был, Младую гречанку я страстно любил. Прелестная дева ласкала меня; Но скоро я дожил до черного дня. Однажды я созвал веселых гостей; Ко мне постучался презренный еврей. «С тобою пируют (шепнул он) друзья; Тебе ж изменила гречанка твоя». Я дал ему злата и проклял его И верного позвал раба моего. Мы вышли; я мчался на быстром коне; И кроткая жалость молчала во мне. Едва я завидел гречанки порог, Глаза потемнели, я весь изнемог… В покой отдаленный вхожу я один… Неверную деву лобзал армянин. Не взвидел я света; булат загремел… Прервать поцелуя злодей не успел. Безглавое тело я долго топтал, И молча на деву, бледнея, взирал. Я помню моленья… текущую кровь… Погибла гречанка, погибла любовь! С главы ее мертвой сняв черную шаль, Отер я безмолвно кровавую сталь. Мой раб, как настала вечерняя мгла, В дунайские волны их бросил тела. С тех пор не целую прелестных очей, С тех пор я не знаю веселых ночей. Гляжу как безумный на черную шаль, И хладную душу терзает печаль. 1820

106. «Ворон к ворону летит…»[122]

Ворон к ворону летит, Ворон ворону кричит: «Ворон, где б нам отобедать? Как бы нам о том проведать?» Ворон ворону в ответ: «Знаю, будет нам обед; В чистом поле под ракитой Богатырь лежит убитый. Кем убит и отчего, Знает сокол лишь его, Да кобылка вороная, Да хозяйка молодая». Сокол в рощу улетел, На кобылку недруг сел, А хозяйка ждет мило̀го Не убитого, живого. 1828

107. <Из поэмы «Цыганы»> («Старый муж, грозный муж…»)[123]

Старый муж, грозный муж, Режь меня, жги меня: Я тверда, не боюсь Ни ножа, ни огня. Ненавижу тебя, Презираю тебя; Я другого люблю, Умираю любя. Режь меня, жги меня; Не скажу ничего; Старый муж, грозный муж, Не узнаешь его. Он свежее весны, Жарче летнего дня; Как он молод и смел! Как он любит меня! Как ласкала его Я в ночной тишине! Как смеялись тогда Мы твоей седине! 1824

АНТОН ДЕЛЬВИГ

(1798–1831)

108. Первая встреча[124]

Мне минуло шестнадцать лет,         Но сердце было в воле; Я думала: весь белый свет —         Наш бор, поток и поле. К нам юноша пришел в село:         Кто он? отколь? не знаю — Но всё меня к нему влекло,         Все мне твердило: знаю! Его кудрявые власы         Вкруг шеи обвивались, Как мак сияет от росы,         Сияли, рассыпались. И взоры пламенны его         Мне что-то изъясняли; Мы не сказали ничего,         Но уж друг друга знали. Куда пойду — и он за мной.         На долгую ль разлуку? Не знаю! только он с тоской         Безмолвно жал мне руку. «Что хочешь ты? — спросила я, —         Скажи, пастух унылый». И с жаром обнял он меня         И тихо назвал милой. И мне б тогда его обнять!         Но рук не поднимала, На перси потупила взгляд,         Краснела, трепетала. Ни слова не сказала я;         За что ж ему сердиться? Зачем покинул он меня?         И скоро ль возвратится? <1814>

109. К Лилете[125]

Лилета, пусть ветер свистит и кверху метелица вьется; Внимая боренью стихий, и в бурю мы счастливы будем, И в бурю мы можем любить! ты знаешь, во мрачном Хаосе           Родился прекрасный Эрот. В ужасном волненьи морей, когда громы сражались с громами И тьма устремлялась во тьму и белая пена кипела, — Явилась богиня любви, в коральной плывя колеснице.           И волны пред ней улеглись. И мы, под защитой богов, потопим в веселии время. Бушуйте, о чада зимы, осыпайтесь, желтые листья! Но мы еще только цветем, но мы еще жить начинаем           В объятиях нежной любви, И радостно сбросим с себя мы юности красну одежду, И старости тихой дадим дрожащую руку с клюкою, И скажем: о старость, веди наслаждаться любовью в том мире,           Уж мы насладилися здесь. <1814>