Лики Японии - Юрген Берндт

Однако копируется лишь то, что вызывает восхищение, и копировать — вовсе не означает обезьянничать. Последнее также имело и имеет место и выражается, в частности, в строгом соблюдении традиционных регламентаций, что ведет подчас к бесплодности и закоснелости. Но копирование, предполагающее глубокое проникновение в суть копируемого, когда эта суть сливается с собственной сутью, с точки зрения этики вполне оправданно. Лишь овладев искусством мастера до мельчайших деталей, ученик способен добавить к этому что-то свое. Японцы относятся к творческому процессу совсем не так, как мы. К японской действительности неприменима, например, европейская дифференциация на искусство «большое» и «малое», на «чистое» и «прикладное». В книгах по истории японского искусства японских авторов художественное ремесло и архитектура (включая садово-парковую композицию) ставятся в один ряд с искусством пластики и живописи.

В культуре, в которой представление об индивидуальности никогда не получало самостоятельного развития, в которой не требовалось свободного проявления индивида и не был сформулирован идеал самоутверждения личности, индивидуальность и оригинальность не могли рассматриваться как традиционные ценности, а копирование и подражание не могли восприниматься как нечто негативное. Представление об индивидуальных духовных ценностях в японской идеологии не существовало. Даже сегодня, во второй половине XX века, уважение к духовным ценностям индивида отнюдь не всегда рассматривается как нечто само собой разумеющееся, хотя теперь их охраняют соответствующие законы и есть возможность отстаивать свои права в суде. К этому не преминут прибегнуть, если подражатель попытается извлечь из подражаемого звонкую монету. В сегодняшней Японии копирование также не поощряется, как и у нас. Но при этом надо помнить, что вековые традиции не всегда могут достаточно быстро меняться с помощью буквы закона. Кроме того, следует остерегаться преждевременных выводов тех, кто считает, что собственный, то есть европейский, опыт является критерием всего на свете.

Япония старательно училась, а заодно усиленно подражала, вызывая большое недовольство тех, кому подражала. Но другого выхода у нее не было: с середины прошлого столетия ей противостояли не особенно дружески настроенные индустриальные страны. Учитывая это, европеец не вправе осуждать японца и отрицать его способность к творчеству.

Япония и теперь учится у всего мира и многое продолжает копировать, но, разумеется, уже с разрешения. Японцы смотрят на это иначе, возможно, более прагматично, и потому достигают намеченной цели порой гораздо быстрее, чем в других странах.

14 августа 1945 года Япония капитулировала. Вторая мировая война закончилась. Последствия ее для Японии были ужасны: более 8 миллионов убитыми и ранеными, 90 разрушенных бомбардировками городов, из них 20 — более чем на 50 процентов (Осака и Кобэ — на 57 процентов, Токио — на 56). В 1940 году в Токио насчитывалось 6,7 миллиона человек, в 1945 году — только 2,8 миллиона; 25 процентов всех зданий страны и примерно 80 процентов промышленных сооружений были полностью уничтожены.

Нерешительные попытки, предпринятые в 1947 году для восстановления промышленного потенциала страны, обернулись для Японии невиданным подъемом, так что в конце 1952 года, то есть за 5 лет, средний процент прироста в промышленности составил 11,5.

Если в начале пятидесятых годов Япония была занята в основном восстановлением своего разрушенного войной промышленного потенциала, то в конце она перешла к «строительной экспансии». Значительные капиталовложения, ассигнованные в 1955–1956 годах, сделали возможным сооружение новых производственных мощностей и ввод новейшей технологии, разумеется иностранной. Ибо где и когда могла она развиться в самой Японии? После кратковременного спада ассигнования на эти цели возросли в 1961 году до 23 процентов национального дохода страны. Предпочтение было отдано химической и тяжелой промышленности. Это они с конца пятидесятых годов определяли поистине поразительное развитие японской экономики. По судостроению Япония стала одной из ведущих стран уже в середине пятидесятых годов, а в 1960 году вышла на первое место в мире. Около 50 процентов (иногда несколько больше, иногда меньше) общего мирового тоннажа судов производилось на японских верфях, среди них — крупнейшие в мире танкеры. То, что именно японская судостроительная промышленность с середины семидесятых годов переживает глубокий кризис, — уже совсем другой вопрос.

Судостроение в Японии имеет собственную технологическую базу. В 1895 году она построила свое первое паровое судно водоизмещением свыше тысячи тонн. База особенно расширилась в период строительства военного флота. Линкоры «Ямато» и «Мусаси» имели водоизмещение 73 тысячи тонн каждый. От них надо было сделать лишь шаг до сооружения первого супертанкера «Юниверс Аполло» водоизмещением 104 тысячи тонн, который был спущен на воду в 1958 году. За ним последовал в 1968 году танкер «Юниверс Айрленд» водоизмещением 326 тысяч тонн; длина этого гиганта 346 метров, ширина 53,3 метра (втрое больше футбольного поля); два его винта диаметром 7,2 метра и весом 32 тонны каждый приводятся в движение двумя двигателями мощностью 37 тысяч лошадиных сил. Сварочные швы длиной 800 километров соединяют 45 тысяч тонн стали судового корпуса, вмещающего 380 тысяч кубических метров нефти. В 1973 году был заложен новый класс супертанкеров — «Глобтик-класс». «Глобтик-Мару», «Глобтик-Токио» и «Глобтик-Лондон» — эти суда имеют водоизмещение примерно 483 тысячи тонн каждое.

Японская промышленность создавала предметы не только самые гигантские, но и самые миниатюрные в мире. В 1957 году она начала наводнять мир карманными транзисторами. Самый крошечный (длиной 5,8 сантиметра, высотой 3,1 сантиметра и шириной 1,8 сантиметра) весил 90 граммов. Внутренний и внешний рынки наполнены сегодня карманными зажигалками и наручными часами с вмонтированными в них электронными калькуляторами. Имеются также телевизоры, лишь в два раза превышающие размер самых миниатюрных радиоприемников выпуска 1957 года.

Нет сомнения, что в области техники Япония достигла высочайших вершин. Причиной расцвета пятидесятых-семидесятых годов, по мнению специалистов, являются, во-первых, новые научно-технические достижения (45 процентов), во-вторых, рост капиталовложений (43 процента) и, в-третьих, увеличение производительности труда. Таким образом, научно-техническим достижениям придавалось наиболее важное значение. Что же это, если не доказательство высоких творческих возможностей японцев?

Вскоре после государственного переворота 1868 года («реставрация Мэйдзи») в Японии осознали большое значение воспитания и обучения. Первым правительственным законом (1872 года) был Закон о введении новой системы школьного обучения, затем вышел указ об учреждении 5500 начальных школ, так как с 1879 года начальное обучение становилось всеобщим и обязательным. Но довольно значительный процент японского населения еще раньше умел читать и писать. В конце XVIII — начале XIX века грамотных было примерно 40 процентов. За законами о трехлетнем, а с 1886 года — четырехлетием обязательном обучении в 1907 году последовал закон об обязательном шестилетнем школьном образовании, охватившем уже тогда 97,4 процента всех детей. В 1947 году парламент принял Закон о школьном образовании и Основной закон об образовании, легшие в основу современной системы народного образования. С этого года в Японии действует скопированная с американской система «6–3—3—4». Она предусматривает 6 лет обучения в начальной школе, 3 года — в младшей средней школе, 3 года — в старшей средней школе и 4 года — в высшем учебном заведении. С 1977 года около 93 процентов всех оканчивающих младшую среднюю школу поступают в старшую среднюю школу, а 42,5 процента выпускников последней становятся студентами высших учебных заведений.