Ключ-город - Владимир Аристов

1

В расписанных морозом цветных стеклах догорало зимнее солнце. Король в задумчивости сидел у камина, вытянув к огню ноги. Пан Гербурт говорит, что старики давно не помнят в Кракове таких жестоких морозов. На улицах каждый день подбирают десятки замерзших хлопов и мелких ремесленников. От того, что день и ночь жарко топят печи, каждый день пожары. Кстати, о пожарах: говорят, что столица царя, Москва, выгорает чуть ли не ежегодно и снова с такой же быстротой отстраивается. И, как всегда, когда король Сигизмунд думал о Москве, начинал вспоминать вкрадчивые речи Льва Сапеги, канцлера государства: «Московия весьма обширная и богатая страна. Но москали невежественный и коварный народ. Присоединение Московии к польской короне было бы истинным благодеянием для всего христианского мира. И сам святейший папа благословляет ваше величество на столь доброе дело, открывающее обширное поле для распространения святой католической веры».

Впрочем, о том, что думает о Московии святейший папа, король знал от кардинала Рангони. В последнее время пан Сапега все чаще заводил речь о Московском государстве. Неясно намекал на какие-то благоприятные события, говорил, что Московию можно, не обнажив сабли, покорить польской короне. Осторожно напоминал, что его величество, вступая на престол, клялся всеми силами расширять пределы государства, говорил о славе блаженной памяти Стефана Батория. Нечто подобное говорил и Рангони и отцы иезуиты.

В покои вошел королевский секретарь итальянец Чилли. Мягко ступая по коврам, приблизился, тихо кашлянул. Король, не поворачиваясь, вскинул тонкую бровь:

— Говорите.

Секретарь почтительно согнул туловище, заговорил, обильно уснащая речь латынью, как все иностранцы, недавно выучившиеся польскому языку.

— Ваше величество, прибыл шляхтич Яновский с весьма важным письмом от пана Адама Вишневецкого.

Король обернул к секретарю подстриженную бородку:

— Что же пишет нам пан Адам?

— Ваше величество, пан Вишневецкий извещает, что сын московского царя Ивана Димитрий жив.

Секретарь как стоял, так и замер с согнутым станом. Старался по лицу короля угадать, какое действие произвела новость на его величество. Но лицо его величества с усами, по-солдатски закрученными кверху, и тугой синеватой кожей на щеках, лицо распутного ландскнехта и набожного иезуита, ничего не выражало. Точно речь шла о самых обыкновенных вещах, король спросил:

— Димитрий, убитый в Угличе, жив?

— Да, ваше величество, он чудом спасся от подосланных Годуновым убийц и долгое время жил в Московии, спасая свою жизнь в разных монастырях под чужим именем. Доброжелатели дали ему возможность пробраться в Польшу. Под видом слуги он долгое время жил у князя Острожского и пана Гойского. Сейчас он находится в доме пана Вишневецкого.

— Дайте сюда письмо!

Секретарь наконец рискнул выпрямить стан, подал плотную бумагу со сломанной восковой печатью:

— Вот оно, ваше величество.

Откинувшись на спинку кресла, Сигизмунд читал. Чилли продолжал наблюдать за выражением лица короля. У его величества нижняя бритая губа чуть шевелилась. Чилли старался догадаться, верит ли Сигизмунд в подлинность московского царевича. От этого зависело многое.

Король кончил чтение:

— Слышали вы что-нибудь прежде об этом царевиче?

— Ваше величество, слухи о том, что московский царевич избежал ножа убийц, ходили уже год и даже более назад. Мало того, слухи эти достигли Москвы. Царь Борис в смятении. Это утверждает бежавший от гнева царя русский дворянин. То же сообщают верные нам люди из Смоленска.

— Вы беседовали с шляхтичем, привезшим письмо, о подробностях этого дела?

— Беседовал, ваше величество; он не знает ничего достоверного о чудесном спасении, так как царевич хранит подробности этого дела в тайне, опасаясь, что раскрытие их может навлечь преследование на находящихся в Москве его спасителей со стороны царя Бориса.

— Хорошо. Что еще говорит этот шляхтич?

— Он говорит, ваше величество, что если этот, чудом спасшийся, царевич Димитрий пожелает силой оружия отнять у царя Бориса престол, то благородная шляхта готова его в этом поддержать.

Склонив на кружевной воротник козлиную бородку, король смотрел на огненные змейки в камине. Становилось ясным многое. «Так вот, пан Сапега, на что вы намекали, когда говорили о том, что Московию можно, не обнажая меча, присоединить к польской короне! Вы, старый интриган, оказались гораздо дальновиднее своего короля. Вероятно, вы не теряли напрасно времени, когда ездили в Московию послом».

— Что сказали вы гонцу пана Вишневецкого?

— Я отпустил его, ваше величество, но он явится по первому вашему требованию.

— Не надо! У меня пока нет желания видеть этого шляхтича. Я продиктую вам письмо. Вы отправите его сегодня гетману Замойскому, а копии с него панам Зенковичу и другим. Я подумаю, кого следует посвятить в это дело.

Чилли сел к письменному столу. Приготовив перо, ждал. Король поднялся с кресла, прошелся по кабинету из угла в угол:

— Пишите!

«…Случилось немаловажное дело, о котором мы пожелали написать вашей милости и узнать мнение вашей милости на сей счет…»

Король потер руки. Мороз проникал и в королевский кабинет.

«…В наших владениях появился человек московского народа, который сначала пребывал в русских монастырях, а потом назвал себя сыном великого князя московского Ивана Васильевича Димитрием. Об этом сообщил нам князь Вишневецкий, хотя слухи о спасшемся русском царевиче доходили к нам и прежде. Наши друзья со стороны Смоленска доносят, что там большая тревога. В Москве уже также знают о появлении человека, именующего себя Димитрием. Нам кажется, что теперь представляется удобный случай к добру, славе и увеличению пределов нашей республики, потому что, если бы этот Димитрий был возведен на царство с нашей помощью, то можно было бы от этого много выиграть. Швеция скорее могла бы быть освобождена, Ливония успокоена и увеличилась бы сила против каждого нашего врага».

Чилли, склонив набок голову, писал. Пан Сапега может быть доволен — король из предосторожности не называет еще претендента на московский престол истинным царевичем, но по всему видно, что затеянное канцлером дело королю по вкусу, хотя его величество не старается этого показать. Когда король кончил диктовать, секретарь ушел, чтобы у себя снять с письма копии для отправки панам. Сигизмунд подошел к распятию в углу, преклонил колено:

— Великий боже, и в этом узнаю твою направляющую руку!

2

Ответы на письмо короля стали приходить через несколько дней. Были они большей частью уклончивые. Паны боялись войны, ссылались на то, что государство истощено недавними неурядицами, указывали на большую численность московского войска, советовали избегать открытой войны. Престарелый Замойский рекомендовал королю обратить свой взор не на Москву, а на Швецию, отнять у шведов города Нарву и Ревель.

В марте претендент на московский престол прибыл в Крахов. Привезли его братья Адам и Константин Вишневецкие. С ними приехал сендомирский воевода Юрий Мнишек и другие паны. Въезд происходил без особой пышности, чтобы до поры не привлекать внимания годуновских лазутчиков. В доме папского нунция монсиньора Рангони претендент на престол и королевский секретарь Чилли каждый день подолгу совещались о чем-то с отцами-иезуитами. Потом монсиньор давал пир. Паны и шляхтичи гремели саблями, обещали помочь московскому царевичу добыть престол.

Скоро через Рангони Сигизмунд дал знать претенденту, что желает беседовать с ним. Утром вместе с нунцием поехали в королевский дворец. Позади в каретах ехали паны Вишневецкий и Мнишек. За ними скакали верхоконные шляхтичи. В малой приемной зале короля толклись паны. Все смолкли, когда вместе с нунцием вошел человек малого роста, рыжеусый, с рыжими же, торчком, волосами. Пан Струсь, хотинский староста, видевший претендента впервые, отвел в сторону пана Велегловского, старого своего друга:

— Мне сдается, что для столь великого дела Вишневецкие и пан Мнишек могли бы найти человека более пристойной осанки.

Велегловский в ответ шевельнул пущенными до плеч белесыми усами:

— Сей человек внешностью как нельзя более соответствует русскому царевичу. Янек Петровский, слуга пана Сапеги, видевший царевича в Угличе мальчиком, свидетельствует, что, подобно нашему претенденту, он имел руки разной длины и бородавку на щеке. Сих доказательств будет достаточно, чтобы уверить русских дворян и чернь в его подлинности. Поверьте моей чести, пан Струсь, что ни Вишневецкие, ни пан Мнишек не впутаются в дело, которое не сулит верной удачи.

В приемную вышел великий пан маршалок, стукнул булавой, попросил всех в кабинет. Сигизмунд стоял спиной к окну, положив руку на маленький с инкрустациями столик. На короле была серая шляпа и расшитый серебром голубой кунтуш. Паны склонили головы. Вздернув бородку, Сигизмунд точно диковинного зверька разглядывал рыжеволосого. Претендент на московский престол приблизился; преклонив колено, припав к королевской руке, всхлипнул: