Бог Гнева - Рина Кент

накинулась на Лэндона.

— Лэн совсем другой, — шепчет она.

— Другой. — Мой голос, должно быть, передает темных демонов, кружащихся в моей голове, потому что ее широкий взгляд возвращается ко мне. — Чем он отличается?

— Просто... другой. — Осторожная опаска покрывает ее тон. Никаких попыток смягчить его или скрыть ложь.

— Ты только что видела, как он трахается с другой девушкой, и ты все еще думаешь, что он другой?

— Я знала об этом. — Она поднимает плечо. — Я много чего знаю о нем и его темноте. Я знаю его предпочитаемые методы очищения, его извращенные отношения с искусством и его семьей. Он мне нравится не потому, что у меня о нем радужные представления. Он мне нравится, потому что он другой.

Другой.

Опять.

Я дергаю ее за волосы и сбрасываю с себя.

Она спотыкается, но приходит в себя, прежде чем упасть на землю.

— Что с тобой сейчас не так? — она снова смотрит на меня с осторожностью. Так и должно быть.

Я в двух секундах от того, чтобы проломить ей голову, и мне приходится напоминать себе, что я не могу этого сделать.

Если только у меня нет настроения посмотреть на ее мозг.

Что, в конце концов, неплохая идея. Я должен увидеть, что, блядь, происходит в ее дисфункциональной голове, что заставляет ее вынашивать подобные мысли.

Бросив последний взгляд в ее сторону, я встаю.

— Мы уходим.

Она хочет другого?

Я покажу ей, что значит — другой.

Глава 10

Сесилия

Джереми исчез.

Не полностью. Просто из моей жизни.

Прошло две недели с тех пор, как он привел меня в клуб и поцеловал с неутолимым голодом. Прошло две недели, а мои губы все еще покалывают при воспоминании о его сильных руках и карающем рте.

После того как он отвез меня домой той ночью, он больше не появлялся рядом со мной.

Нет больше преследований, нет непрошеного скольжения в моем периферийном зрении и следования за мной обратно в квартиру.

Ничего.

Сначала я думала, что это из-за всех событий, происходящих в обоих кампусах, особенно из-за соперничества между Язычниками и Змеями.

В конце концов, он лидер, и подобные события должны быть в центре его внимания.

Однако раньше это его не останавливало. Что бы ни происходило, Джереми умудрялся постоянно превращаться в мою тень и преследовать меня днями и ночами.

Особенно по ночам.

Я смотрю в окно на беспросветную тьму снаружи, перекатывая ручку между пальцами.

Мое внимание уже давно рассеялось, развеялось по ветру и разбилось о край дневных грез. Моя учеба пострадала больше всего, независимо от того, насколько сильно я загоняю себя в свою «ботаническую» зону, как называют ее мои друзья.

Выпрямившись на своем вращающемся стуле, я шлепаю себя по щекам и возвращаю свое внимание к проекту, который должна сделать.

Пять минут — это все, что требуется, чтобы слова на экране моего ноутбука расплылись в понятный хаос.

Образы того дня снова проносятся в моей голове. Карающие губы, безжалостные руки, неумолимые глаза.

Я думала, что это сон, но явно отключилась, и это было дольше, чем обычно, поскольку мой мозг был способен превратить это событие в сон.

Не кошмар. Сон.

Мои пальцы пролетают над губами и неуверенно касаются их. По телу пробегает разряд, и обычно я опускаю руку, как будто меня поймали на краже из банки с печеньем.

Но сейчас я этого не делаю.

На этот раз я закрываю глаза и представляю его губы, недвусмысленные и властные. У меня не было выбора, кроме как позволить ему ласкать, сосать, лизать.

Это был украденный момент, который я не могла прервать.

Я ненавижу себя за то, что переживаю это снова и снова. За то, что представляю его большую руку на моей талии, а другую, прижимающуюся к моей щеке.

За то, что до сих пор ощущаю, как его эрекция трется о мою спину.

Но больше всего я ненавижу думать о том, почему он ушел и не вернулся.

Не то чтобы я хотела, чтобы он вернулся.

Первые несколько дней, когда его не было рядом, чтобы присматривать за мной, я чувствовала облегчение.

Джереми — опасный человек, самая страшная загадка, дьявол с извращенной моралью и жестоким характером. Он абсолютно не тот, с кем я хотела бы общаться, поэтому, да, я была рада, что он покончил со своими преследованиями.

Но это облегчение вскоре переросло в нечто более мерзкое.

Беспокоящее любопытство.

Я все время вспоминаю, что произошло после того, как он поцеловал меня, влил водку мне в горло, а потом выпил ее с меня.

Он выглядел безумным, прежде чем резко объявил, что мы уходим. Нет, не безумным. Возможно, раздраженным?

Я не могу сказать точно, учитывая его постоянно меняющееся сердитое выражение лица, поэтому не знаю, выглядел ли он так просто, потому что мог или из-за чего-то, что я сделала.

Я открываю глаза, тихо стону, затем достаю свой телефон и открываю Instagram. Я понимаю, что позволяю ему залезть мне под кожу, но ничего не могу с собой поделать.

У Джереми есть аккаунт, но он редко публикует на нем фотографии, и большинство из них размыты и непонятны. Масса черно-белого и загадочного.

День назад я дважды пролистала все его посты. Сейчас третий раз.

Что? Я должна знать врага.

Хотя враг ли он на самом деле, если действительно оставил тебя в покое?

Я игнорирую этот голос и начинаю с самого начала.

jeremyvolkov. Так называется его аккаунт. У него нет биографии или чего-либо еще.

Его фотография профиля — это черно-белый боковой снимок его на мотоцикле, в кожаной куртке. С этого ракурса, его волосы развеваются на ветру, его квадратная челюсть кажется готовой разрубить кого-то пополам.

На большинстве фотографий он на мотоцикле, с Николаем, который обычно полуголый на своем мотоцикле, или с другими парнями. Нет ни одной семейной фотографии. Нет даже фотографий с Анникой.

Тем не менее, она пишет религиозные посты, и некоторые из них включают Джереми. Он — невольный участник всех этих фотографий, так как она обычно застает его на заднем плане.

Моя любимая фотография — та, которую она опубликовала несколько недель назад. Она была маленькой, ей было около четырех лет, а Джереми не больше десяти. Она смеется сквозь слезы, а он вытирает их. Ее подпись была еще более трогательной.

«У меня самый лучший брат на свете?