Тайна Эрлики - Роман Галкин

Игоря после прибытия в поселение не видел. Когда на встречу со мной собрались представители местной общины, я поинтересовался у присутствующего среди них Михаила состоянием раненого. Тот поведал, что опасных для жизни травм нет, лишь сильно разодрана грудная мышца и большая кровопотеря. Но местный доктор Захарыч пообещал, что парень выживет. И, кстати, очень интересовался, чем таким я продезинфицировал рану Игоря?

Не знаю, какие средства имеются в наличие у местной медицины, но весь быт поселенцев поразил меня своей аскетичностью. Да и как могло быть иначе, если все усилия аборигенов уходили на добычу пропитания и защиту поселения от представителей местной фауны.

Как оказалось, вернее, как предположили знатоки из поселения, своим беззаботным путешествием по лесу я обязан тому самому коту, которому подпалил задницу. Именно его появление в этих местах распугало остальное зверье. То-то жители поселка удивлялись, что последние несколько ночей к стенам не приходит стая бесчинствующих последние месяцы носорогих гиен, упорно пытающихся подрыться под частокол. А днем не приходится отгонять от огородов полосатых тапиров.

Для того, чтобы пресекать попытки проникнуть за стену, как гиен, так и других хищников, людям приходится нести постоянное ночное дежурство. Патрулирование и оборона осуществляется с крыши строения, примыкающего прямо к стене по всему внутреннему периметру. Здесь же навалены груды камней и стоят прислоненные к бревнам частокола копья с каменными наконечниками.

Внутренняя стена расположенного по периметру строения построена из того материала, который попадался строителям под руку. Часть стены выложена из плоского серого камня, часть из толстых бревен, и большая часть сделана из переплетенных тонкими ветками жердей. Есть участок, где жердяной каркас забросан глиняным раствором, но видно, что эта работа еще в процессе. В помещениях, отведенных под жилье и мастерские, окна закрыты прозрачным пластиком, оставшимся от развалившихся теплиц, того самого агропредприятия. Отопление построек в холодное время года осуществляется несколькими печами, сложенными из плоских камней на глиняном растворе.

Здесь же устроены загоны для домашних животных и птицы. Не сведущий в подобных вопросах, среди мычащего, хрюкающего и блеющего поголовья, которое к концу дня загоняли под защиту крепостной стены юные пастухи, я мог опознать только палийских мустангов. Все взрослые особи этих чешуйчатых монстров находились под седлами, зато детеныши резвились среди прочей живности, внося сумятицу и вызывая раздражительное мычание и блеяние, и веселый смех погоняющей их детворы.

За этой суетой я наблюдал из-под навеса, где проходила моя беседа с аборигенами.

Когда вопросы ко мне наконец-то иссякают, начинаю более конкретно интересоваться той подводной базой, о которой упоминал Игорь. Однако почти ничего нового не узнаю. Есть некое поселение некоего Владимира, которое находится в горах на берегу Океана недалеко от места впадения в него Агидели. Двенадцать лет назад Михаил и ныне почивший некий Федор отправились в экспедицию по Агидели и, чудом миновав кишащие монстрами Горячие Болота, впервые встретились с представителями живущей у Океана общины. С тех пор раз в году в зимнее время, когда большинство речных хищников уходит либо в подогреваемые горячими источниками болота, либо в океан, или ведут пассивный образ жизни, двое мужчин отправляются вниз по Агидели для обмена производимых общиной продукты на лекарства. По заверениям Владимира и членов его общины, медикаменты они получают от живущих под водой ученых, чья научная база оказалась недоступна для лучей дисколетов галантов. Несмотря на то, что подводные жители снабжают живущую на побережье общину необходимыми медикаментами, отношения между ними далеко не дружественные. Об истинной причине разногласий мои собеседники точно не знают. Предполагают, что жители побережья претендуют на более ощутимую помощь подводников, у которых остались блага цивилизации, но те по каким-то причинам ограничивают людям Владимира доступ к этим самым благам.

– Возможно, океанологам и самим не сладко живется на глубине, – вздохнула пожилая женщина, сидящая подле периодически почесывающего пятку старика. – Благо, что они лекарствами делятся. Уж как народными способами не лечись, а без антибиотиков в первые годы народу ужас сколько погибло.

Женщина приглаживает левой рукой седые волосы, и я замечаю отсутствие среднего и безымянного пальцев. Перевожу взгляд на ее правую руку – на ней тоже отсутствует средний палец. Вспоминаю отсутствие безымянного пальца у Михаила. Весьма странные травмы. Не могу себе представить, как можно лишиться среднего или безымянного пальцев, сохранив указательный и мизинец? И еще, когда пожилая женщина приглаживала волосы, оголилась рваная мочка левого уха. Такие же обезображенные уши вижу у женщины с младенцем на руках.

На Кинге не были редкостью мелкие травмы на производстве, но современная медицина позволяет не только без следа избавиться от шрамов, но и вырастить, или имплантировать потерянную конечность. Разумеется, качество новой конечности будет зависить от финансовых возможностей пострадавшего, или условий его контракта с предприятием, на котором он получил травму. Но уж такие-то пустяковые шрамы, какими изобилуют тела аборигенов, исчезают после применения обычного регенерирующего геля.

В течение последующего дня, наблюдая за бытом поселенцев, не раз удивлялся тому, как на мой взгляд гармонично вписывались эти люди в практически первобытные условия существования. И ладно бы выросшие в этих условиях дети. Или тот же Игорь, который выпал из цивилизации еще мальчишкой. Но вот взрослые люди – ученые, работники социальной сферы, операторы коммунальных систем – как им удалось выжить в дикой природе? Ведь подавляющее большинство из них не проходило ту школу выживаемости, которую в свое время прошел я, благодаря науке капрала Юрайя. Смог бы без той науки выжить на этой планете? Да я и с той наукой чувствую себя довольно неуютно. Не встреть меня Игорь, как минимум незащищенные участки моего тела облезли бы до костей, сгорев под лучами местного светила. А местные жители ходят по самому солнцепеку, иной раз даже без головного убора и обуви. Детвора, та и вовсе, будто бы не знает, о существовании таких предметов одежды. Говорят, у живущих в горах владимирцев такая же чувствительная к солнечным лучам кожа, как у меня.

Вспоминая рассказы всезнайки Отто фон Гергерта о российской армии и о русских десантниках, забурившихся на планеты противника, а так же о перенятой Конфедерацией нелогичной с точки зрения здравого смысла системе обучения звездных пехотинцев, начинаю верить в уникальность русского характера. А ведь и я тоже русский… Русский ли? Достаточно ли быть русским только по рождению? Или русский – это, все же, система воспитания? Но тогда, опять же, кто и как воспитал этих людей, многие поколения предков которых жили, пользуясь всеми благами цивилизации, кто воспитал их так, что выпав из цивилизации, они за несколько лет освоили ручное земледелие и животноводство? Я даже такие слова, как «земледелие» и «животноводство» знаю только потому, что еще в детском приюте наткнулся на кристалл для симулятора с игрой об освоении древними людьми новых планет.