Бог Хаоса - Рейчел Кейн

Шейн посмотрел на Монику — ее синяки служили доказательством того, что эта борьба уже началась, — и снова на Мирнина.

— А вы что будете делать?

— Останусь здесь. Со своими друзьями.

— С друзьями? С этими... результатом неудавшегося эксперимента?

— Именно. Я для них вроде отца. Кроме того, их кровь в случае нужды сгодится не хуже всякой другой.

— Меня все эти подробности не интересуют. — Шейн кивнул Анне, — Пошли.

— Только не лезь в бутылку, Шейн.

— Приглядывай за Клер и Евой. Я пойду первым.

— А как же я? — захныкала Моника.

— Что, и впрямь хочешь знать? — Шейн одарил Монику взглядом, способным дотла спалить ей волосы. — Скажи спасибо, что я не оставляю тебя здесь в качестве десерта для него.

Мирнин наклонился и прошептал Клер на ухо:

— Мне нравится этот юноша, — Увидев смятение на ее лице, он вскинул руки и улыбнулся, — не в том смысле, моя дорогая. Просто он кажется очень надежным.

— С вами тут ничего не случится? — спросила она после паузы. — Честно?

— Честно? — Он посмотрел ей в глаза. — На данном этапе — да. Однако у нас очень много дел, Клер, и очень мало времени. Я не могу прятаться долго. Тебе известно, что стресс ускоряет развитие болезни? А сейчас все мы переживаем очень сильный стресс. Значит, появятся новые больные, которые будут утрачивать связь с реальностью. Жизненно важно как можно быстрее продолжить работу над лекарством.

— Я постараюсь сделать так, чтобы завтра вы вернулись в лабораторию.

Когда они уходили, он стоял в лучах гаснущего света, рядом с ржавым подъемным краном, чья стрела на три этажа уходила вверх, во тьму, где носились птицы.

И больные, злобные плоды неудачного эксперимента прятались в тени — может, дожидаясь момента, когда удастся напасть на своего создателя.

Если так, то Клер от души жалела их.

Люди ушли, но перед этим от души «позабавились» с машиной Евы. Она потрясенно смотрела на вмятины и треснувшие стекла; но, по крайней мере, машина сохранила все четыре колеса, а повреждения носили косметический характер. Двигатель завелся сразу же.

— Бедная моя малышка, — Клер сочувственно похлопала по рулевому колесу, — Мы тебя починим, не сомневайся. Правда, Анна?

— Да я пока даже не знаю, что буду делать завтра, — ответила Анна, усаживаясь на переднее сиденье, — Хотя нет, знаю. Буду выправлять вмятины «Куин Мэри»[19] и вставлять новое стекло.

На заднем сиденье Клер играла роль человеческого эквивалента нейтральной Швейцарии между воюющими нациями Шейна и Моники, которые, соответственно, сидели у окон. Обстановка была напряженная, все молчали.

На западе солнце опускалось во всей своей красе; в обычных обстоятельствах это превращало Морганвилль в удобный для вампиров город. Сегодня дело обстояло иначе, что становилось все очевиднее по мере того, как, оставляя позади район заброшенных складов, Ева приближалась к Вамптауну.

Сейчас на улицах было полно людей — и это на закате!

Разъяренных людей.

В одном месте они проехали мимо группы, собравшейся вокруг мужчины, который стоял на деревянном ящике и что-то выкрикивал в толпу. Рядом с ним лежала груда деревянных колов, и люди расхватывали их.

— Да, выглядит не очень-то приятно, — заметила Ева.

— И это все? — Моника пригнулась, чтобы ее не заметили. — Они пытались убить меня. А ведь я даже не вампир!

— Да, но ты есть ты, и это все объясняет. — Ева поехала медленнее. — Много машин.

Много машин? В Морганвилле? Клер наклонилась вперед и насчитала на улице впереди по крайней мере шесть автомобилей. Первый свернул в сторону, преграждая дорогу второму — большому фургону; он попытался дать задний ход, но ему помешал третий автомобиль.

Вампирский фургон с затененными стеклами оказался в ловушке. Старыми, разбитыми седанами, преградившими ему дорогу, управляли люди.

— Это машина Лекса Перри — та, что свернула в сторону, — сказала Анна, — а в третьей, по-моему, братья Нунелли. Собутыльники Сола Манетти.

— Сол — этот тот подстрекатель?

— Ага.

Теперь люди со всех сторон окружили фургон, толкали его, раскачивали из стороны в сторону.

В машине Евы никто не проронил ни слова.

Фургон раскачивался все сильнее. Колеса начали вращаться — фургон попытался отъехать, но опрокинулся и беспомощно упал набок. Толпа с ревом забралась на него и принялась бить стекла.

— Нужно что-то делать, — сказала Клер.

— Да? Что именно? — спросила Анна.

— Позвонить в полицию?

Вот только полиция уже была здесь, даже две машины, но и полицейские не могли ничему помешать. Фактически они выглядели так, будто не хотели и пытаться.

— Поехали, — сказал Шейн, — Мы здесь ничего сделать не можем.

Ева молча дала задний ход.

Клер встрепенулась.

— Что ты делаешь? Не можем же мы просто бросить...

— Оглянись по сторонам, — мрачно заметила Ева, — Если кто-нибудь из них заметит в нашей машине наследницу Моррелла, с нами будет то же самое. И если мы кинемся защищать ее, то станем в их глазах предателями, а на тебе еще и браслет Основателя. Нельзя так рисковать.

Клер откинулась на сиденье. Ева, энергично вращая руль, выехала на другую, свободную для проезда улицу.

— Что происходит? — страдальчески сведя брови, спросила Моника, — Что творится в нашем городе?

— Франция. — Клер припомнила рассуждения бабушки Дэй. — Добро пожаловать, революция!

Ева вела машину через лабиринт улиц. В домах мерцали огни, некоторые уличные фонари тоже светились. Машины — а сегодня их было на диво много — включали фары и сигналили, как если бы местная школа выиграла крупный футбольный матч.

В городе как будто происходила всеобщая шумная вечеринка.

— Хочу домой, — приглушенно пробормотала Моника. — Пожалуйста.

Глянув на нее в зеркало заднего обзора, Ева кивнула, но, едва оказавшись на улице, где стоял дом Морреллов, резко затормозила и дала задний ход.

Дом Морреллов выглядел так, будто там проходила еще одна знаменитая, неконтролируемая вечеринка Моники. Только на этот раз она и впрямь была неконтролируемой, а незваные гости... Они пришли сюда явно не ради дармовой выпивки.

— Что они делают? — спросила Моника и приглушенно вскрикнула при виде двух мужчин, вытаскивающих через переднюю дверь большой плазменный телевизор. — Они украли его! Они воруют наши вещи!

Многое уже было разграблено — матрацы, мебель, предметы искусства. Из окон верхних этажей прямо в руки стоящих на земле людей вышвыривали постельное белье и одежду.

А потом прибежал кто-то с бутылкой спирта, горящей тряпкой в руках и бросил все это в окно дома.