Соблазн в шелках - Андреа Янг

Почему ты не можешь немного расслабиться? Прежде чем мы сядем в самолет, возвращаясь домой, я заставлю тебя рассмеяться от души, даже если это будет стоить мне жизни.

– На самом деле я занималась почти тем же, только в менее перспективной фирме, и поездок за границу там не было, – продолжила Клодия уже серьезно. – Фирма быстро теряет свое место на рынке, они перевели производство на поток. Я бы все равно оттуда ушла. Руководство там слишком консервативно, не желает видеть дальше своего носа и с неохотой идет на нововведения.

– Компании, которые останавливаются в развитии, в конце концов терпят крах. Предложите свои таланты там, где их смогут оценить по достоинству.

– Ну, вот видите. – Принесли заказанные Клодией креветки под пикантным соусом, и это ненадолго отвлекло ее внимание.

Минуту-другую спустя Гамильтон сказал:

– За что ваш кузен сводит с вами счеты? – Говорить сейчас о Жабе ей хотелось меньше всего, но если она откажется говорить о нем, Гай подумает, что ей есть что скрывать.

– Все началось много лет назад, когда мы проводили вместе летние каникулы. Мы тогда были детьми, и нашим глубоко заблуждавшимся родителям казалось, что мы с ним составим друг другу хорошую компанию. У его родителей была гостиница на побережье, поэтому я всегда ездила к ним на лето, а поскольку они всегда бывали ужасно заняты, а я была на два года старше Райана, мне, естественно, приходилось исполнять роль неофициальной няньки. – Клодия скорчила гримасу. – Он был настоящим дьяволенком, вечно затевал что-нибудь глупое или опасное, а я была вынуждена следить, чтобы он не сломал себе шею. Поэтому, само собой разумеется, Райан меня терпеть не мог и всячески изводил. А моя бабушка Барбара с умилением улыбалась маленькому чудовищу, приговаривая: «Мальчики есть мальчики, дорогая». Уверена, что она им даже гордилась, хотя однажды пришлось уволить спасателя, который помогал ему отправиться на лодке в путешествие к мысу Горн.

Улыбка на лице Гая Гамильтона была теперь почти настоящей, что само по себе можно было считать достижением.

– Теперь ваша очередь, – сказала Клодия. – Расскажите мне подробно о своей растраченной впустую юности.

– Нет, увольте. Развлекать меня за ужином входит в число ваших служебных обязанностей.

– Моя мама всегда говорит, что только дурно воспитанные люди говорят о себе и до смерти утомляют окружающих.

– Я вам скажу, когда мне наскучит.

Поскольку Гамильтон явно не имел намерения раскрывать перед ней душу, проявлять настойчивость было бесполезно.

– Итак, что вы хотели бы узнать? Все подробности о днях моего заточения в монастырской школе?

Гай поморщился.

– Для меня это слишком наболевшая тема, – сказал он, откидываясь на спинку стула. – Расскажите-ка мне лучше о той, другой киссограмме. Я не прочь посмеяться.

За мой счет, естественно. И все же, если это заставит тебя по-настоящему рассмеяться…

– Это было отвратительно, – призналась Клодия. – Все происходило в шумном, битком набитом людьми пабе. Мне пришлось переодеваться в дамском туалете, и я предстала перед ними, завернутая в три квадратных дюйма колючего полиэстера под леопардовую шкуру и покрытая искусственным загаром, похожая на апельсин. Правда, юбиляру это, как ни странно, понравилось.

– Не сомневаюсь. Он, наверное, посадил вас к себе на колени и по-отечески крепко обнял?

Тот действительно так и сделал, но это было сделано скорее добродушно, чем с вожделением. Если бы не ужасный дурной запах у него изо рта…

– Он по крайней мере не смотрел на меня так, словно я отвратительный заплесневевший кусок неизвестно чего, завалившийся за холодильник, – усмехнулась Клодия. – Он не заталкивал меня в такси и не приказывал шоферу отвезти куда угодно, лишь бы подальше от него. Он поцеловал меня на прощание в щечку и сказал: «Пока, дорогуша».

В глазах Гая снова промелькнул знакомый огонек.

– Насколько я помню, я тоже поцеловал вас на прощание.

Не напоминай мне. Я была слишком ошеломлена и не успела получить удовольствия от поцелуя.

– Это был не поцелуй, – ответила Клодия, надеясь, что голос ее не дрожит при воспоминании. – Это был шок, вы хотели наказать меня.

– Позор на мою голову! – Покаянное бормотание Гамильтона не обмануло ее: она заметила, что он при этом едва сдерживает смех. – Я, должно быть, теряю форму.

Клодия вдруг рассердилась и чуть было не ушла. Развлекать его – это одно, но видеть, как он сам веселится за ее счет, – совсем другое. Она решила резко сменить тему разговора.

– Что случилось с вашей женой? – не успев подумать, спросила она и тут же пожалела об этом. Веселые искорки в глазах Гая мгновенно исчезли – словно кто-то выключил свет.

– Она умерла, когда Аннушке было семь лет. – Клодия виновато опустила глаза.

– Извините меня ради Бога.

– Ничего, бывает.

Принесли горячее. Клодия выбрала какую-то местную рыбу под сливочным соусом с рисом. Гамильтон едва взглянул в меню и заказал бараньи отбивные с печеным картофелем и зеленым салатом.

Хотя они поддерживали разговор, все изменилось. Клодия, не подумав, задала один вопрос – и веселого настроения как не бывало. Может быть, Гай все еще любит жену и верен ее памяти даже через десять лет после смерти? Или она своим вопросом напомнила ему 6 его нерешенных проблемах?

Если верить тому, что говорила Аннушка о «половом влечении» отца, то он едва ли продолжал тосковать по любимой. А может быть, тосковал? Ведь «половое влечение» – это не то что любовь, и мужчины редко ведут монашеский образ жизни, только разве если никто не пожелает удовлетворить их «половое влечение». Но Клодия могла бы поклясться суммой, равной выплатам в счет погашения кредита за квартиру за последующие десять лет, что Гай Гамильтон никогда не испытывал недостатка в желающих удовлетворить его «половое влечение».

Когда они допили кофе, было около девяти вечера.

– Как ни жаль, мне еще надо поработать, – сказал Гай, когда они выходили из ресторана.

– Все в порядке. Я понимаю, что вы приехали сюда не отдыхать, и не ожидаю, что вы будете развлекать меня.

На полпути к лифту он сказал:

– Пожалуй, я был бы не прочь подышать воздухом. Не хотите немного прогуляться по берегу? Минут пятнадцать.

Клодия настроилась вернуться к себе, посмотреть какой-нибудь фильм и лечь спать, как только он надоест, и была не готова к такому предложению.

– Мои туфли не очень приспособлены для прогулки по пляжу, – сказала она, с сомнением окидывая взглядом дорогие туфельки из коричневой кожи.

– Так снимите их.

Была не была!

– Мне нужно проветриться, – сказал Гамильтон, пока они спускались в лифте до выхода на пляж, – немного подышать некондиционированным воздухом, прежде чем сесть за компьютер.