Пересадочная станция - Клиффорд Саймак

— Что такое? — спросил Хэнк.

— Ничего, всё в порядке. Можешь попробовать, если очень хочется.

Хэнк изготовился, крепко ухватившись за рукоять. Сверкнув сталью, топор взлетел у него над плечом, и Хэнк обрушил на дверь страшный удар.

Топор коснулся поверхности и так резко отскочил, просвистев всего в дюйме от ноги Хэнка, что того даже развернуло на месте. Несколько секунд он просто стоял с глупым выражением лица, держа топор в вытянутых руках, и глядел на Инека.

— Можешь попробовать ещё раз, — предложил тот.

Хэнка охватила ярость. Лицо его налилось кровью.

— И попробую, клянусь богом! — крикнул он, опять повернулся лицом к дому и взмахнул топором, но на этот раз ударил не по двери, а рядом, по окну. Послышался высокий вибрирующий звон, и в воздухе пронеслись обломки сверкающей стали.

Присев и отскочив в сторону, Хэнк выпустил топор из рук. Он упал на доски крыльца и перевернулся. Вместо одного из лезвий торчали лишь короткие зубья блестящего на изломе металла. На окне не осталось даже царапины.

Хэнк некоторое время стоял, разглядывая сломанный топор, словно всё ещё не мог поверить в случившееся. Затем молча протянул руку, и Рой вложил в неё кнут. Они вместе спустились по ступеням, остановились внизу и уставились на Инека. Рука Хэнка нервно сжимала рукоять кнута.

— На твоём месте я бы этого не делал, Хэнк. У меня очень хорошая реакция, — сказал Инек, поглаживая приклад. — Я отстрелю тебе руку, прежде чем ты успеешь взмахнуть кнутом.

— Ты спутался с дьяволом, Уоллис, — произнёс Хэнк, тяжело дыша, — и моя дочь тоже. Вы оба заодно. Я знаю, что вы то и дело встречаетесь в лесу.

Инек молчал, наблюдая за отцом и сыном одновременно.

— Помоги мне бог! — вскричал Хэнк. — Моя дочь ведьма!

— Советую тебе вернуться домой, — сказал Инек. — Если я найду Люси, я её приведу.

Никто не двинулся с места.

— Мы ещё встретимся, — пригрозил Хэнк. — Я знаю, что ты спрятал мою дочь где-то здесь, и я тебе это припомню!

— Когда пожелаешь, но только не сейчас, — ответил Инек и угрожающе повёл стволом винтовки. — Проваливай. И чтобы я больше вас здесь не видел. Ни того, ни другого.

Они постояли в нерешительности, глядя ему в лицо и пытаясь угадать, как он теперь поступит.

Затем повернулись и, держась рядом, пошли вниз по холму.

18

Их бы пристрелить обоих, как они того заслуживают, думал Инек. Носит же таких земля! Он перевёл взгляд на винтовку и заметил, как крепко его руки сжимают оружие. Белые, онемевшие пальцы буквально вцепились в гладкое коричневое дерево.

Инек судорожно вздохнул, борясь с клокочущей, грозящей вырваться наружу яростью. Если бы они остались чуть дальше, если бы он не прогнал их от дома, ярость наверняка победила бы. И всё могло быть гораздо хуже. Инек сам удивлялся, как ему удалось сдержаться. Но, слава богу, удалось.

Потому что и без того всё плохо.

Фишеры скажут, что он сумасшедший, что он прогнал их, угрожая оружием. Они могут даже заявить, что он увёл Люси и держит у себя против её воли. Эта семейка ни перед чем не остановится, чтобы напакостить ему как только можно.

Никаких иллюзий на этот счёт Инек не питал, поскольку прекрасно знал такой тип людей, мелких и мстительных. Маленькие ядовитые насекомые.

Стоя у крыльца, он глядел Фишерам вслед. Даже странно, как такая замечательная девушка могла появиться в этом гнилом семействе. Может быть, её несчастье помогло ей защититься от их влияния, может, именно поэтому она не стала одной из них. Не исключено, что, если бы Люси разговаривала с ними, слушала их, она со временем стала бы такой же никчёмной и озлобленной, как все Фишеры.

Конечно, он совершил ошибку, вмешавшись в их конфликт. Человек, на котором лежит такая ответственность, не должен вмешиваться в подобные дела. Слишком велика может быть потеря, и поэтому ему следует держаться в стороне от всяких скандалов.

Но разве у него был выбор? Разве мог он отказать Люси в защите, когда она прибежала вся в крови от побоев? Разве мог он не откликнуться на её мольбу, застывшую в испуганном, беспомощном взгляде?

Может быть, следовало поступить по другому, думал Инек. Умнее, осторожнее. Но времени на размышления не было. Его хватило только на то, чтобы отнести Люси в дом, спрятать от опасности и выйти к её преследователям.

Теперь Инек понимал, что лучше всего, возможно, было бы не выходить из дома вообще. Если бы он остался на станции, не случилось бы того, что случилось.

Он поддался чувству, вышел им навстречу. Совершенно естественный для человека поступок, хотя и не самый умный. Но он уже сделал это, всё позади, и теперь уже ничего не поправишь. Если бы всё повторилось снова, он поступил бы иначе, но такой возможности ему не представится.

Инек тяжело повернулся и пошёл в дом.

Люси сидела на диване, держа в руке какой-то сверкавший предмет. В глазах её светился восторг, а на лице было такое же трепетное, сосредоточенное выражение, как в то утро в лесу, когда на пальце у неё сидела бабочка.

Он положил винтовку на стол и остановился, но Люси, должно быть, заметила краем глаза какое-то движение и взглянула в его сторону. Затем снова занялась той блестящей штуковиной, что она держала в руке.

Инек увидел, что это пирамидка из шариков, но теперь все они медленно вращаются — одни по часовой стрелке, другие против — и сияют, переливаясь своими особенными цветами, словно внутри у каждого из них скрывается источник мягкого, тёплого света.

У Инека даже перехватило дыхание — так это было красиво и удивительно; удивительно, потому что он давно пытался разгадать, что это за вещица и для чего она предназначена. Он обследовал её, наверно, раз сто, не меньше, колдовал над ней часами, но так и не обнаружил никакой зацепки. Скорее всего, решил он, это просто красивая вещица — любоваться, и только, — однако его не оставляло ощущение, что у неё всё-таки есть какое-то назначение, что каким-то образом пирамидка должна действовать.

И вот теперь она действовала. Инек так долго пытался её разгадать, а Люси взяла эту штуковину в руки первый раз, и тут же всё заработало.

Он заметил восторг, с каким она глядит на пирамидку. Может быть, она знает и её назначение?

Инек подошёл к Люси, тронул за руку и, когда она подняла на него взгляд, снова отметил про себя, каким счастьем и радостным волнением сияют её глаза.

Он указал на пирамидку, потом постарался изобразить вопрос, мол, знает ли она, для чего эта игрушка предназначена.

Но Люси его не поняла. А может, и поняла, да только знала, что объяснить будет невозможно. Люси протянула руку к столику с сувенирами, пальцы её снова затрепетали, как тогда у родника, с бабочкой, и она даже как будто попыталась рассмеяться — во всяком случае, такое у неё было выражение лица.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});