Знак Сокола - Дмитрий Хван

После того как артиллеристы выпустили ещё дюжину снарядов, Игорем была дана команда готовиться к высадке. Канонерки подошли к причалам, и две цепочки воинов, кто гремя сапогами, а кто мягко ступая в местной обуви, так похожей на лапти с онучами, потянулись к берегу. Сжимая винтовки и ружья да зорко поглядывая по сторонам, ангарцы и амурцы обходили развалины, некогда бывшие стенами Нингуты, время от времени работая штыком. Помогала десанту в отыскании затаившихся воинов четвёрка собак, привезённых из Тамбори. Всякий раз, почуяв чужого, они поднимали лай, покуда подоспевшие ангарцы не приканчивали противника.

Несмотря на столь ошеломляющую мощь напавшего на них врага, маньчжуры продолжали сражаться. Иные, даже имея серьёзное ранение, полученное от разлетающихся обломков стен и башенок нингутской крепости, пытались напасть на ангарцев. Обливаясь кровью из рассеченной кожи головы и дико визжа, один из маньчжуров, выскочив из-за полуразрушенного дома внутри крепости, успел зарубить собаку и отсечь пальцы одному из дауров, неудачно попытавшемуся принять сабельный удар цевьём ружья. Он же едва не убил раненого, когда амурец оцепенел от боли и шока, но товарищи стрелка успели застрелить маньчжура и заколоть второго, спрыгнувшего с поваленной стены. Но так сопротивлялись далеко не все — большинство из оставшихся в живых маньчжуров либо были без памяти, либо, будучи ранеными, старались уползти в сторону и надеяться на удачу. Повезло единицам.

После бойни настала очередь оружия. В крепости было найдено с десяток небольших пушечек, хотя сунгарийский воевода предполагал увидеть тут более грозные экземпляры. Для них уже было заготовлено небольшое количество железных штырьков, чтобы заклепать их запальные отверстия. А тут эдакие пукалки. Игорь скептически посмотрел на них, после чего махнул рукой:

— Грузите, может, сгодятся в переплавку. Проще, конечно, было бы их утопить к чертям, ну да ладно.

— Товарищ майор! Зачистка укреплений завершена! — доложил Мирослав.

— Отлично, капитан! — кивнул Игорь. — Приступайте к городку. Постарайтесь найти запасы продовольствия.

— Товарищ воевода! — Даур-стрелок, стоявший рядом с офицерами, обратился к Матусевичу, копируя тон и жесты Гусака: — Женщины там. Дети тоже там, не выходят, боятся! Вася сказал, убить их не надо?

— Правильно Вася сказал, — согласился Матусевич. — Пошли. Мирослав, действуй!

Ангарцы, переступая через трупы маньчжурских воинов и обходя дымящиеся завалы обломков и горящие развалины внутренних построек, подошли к чудом уцелевшему небольшому строению, больше похожему на круглую беседку. Раскрашенные резные оконца и крыша этой беседки, пристроившейся к сохранившемуся небольшому участку стены, выглядели весьма неестественными посреди всеобщего хаоса и разрушения. Перед домиком лежало с десяток воинов. Вооружённые саблями и грозными, необычного вида копьями, в отличных доспехах, они ничего не могли противопоставить слаженному залпу дауров и все до одного пали, пытаясь защитить эту постройку. С одного угла беседка уже начала гореть, а изнутри действительно доносились женские голоса и детский плач и кашлянье. Видимо, дым уже проник внутрь.

Раскрыв рывком дверные створки, отчего одна покосилась, а вторая с жалобным скрипом оторвалась, Матусевич заглянул внутрь. На него со страхом и ненавистью уставились две женщины, закутанные в чёрные одежды. А где-то под ними, в полах этой одежды ворочались плачущие дети. На полу, в луже крови, лежал старик.

— А ну, выходи! — закричал Игорь, освобождая проход и жестами приказывая выходить из начинающего гореть круглого домика.

Однако женщины лишь начали что-то кричать злобными голосами. Тогда воевода решил действовать.

— Что за дуры! — И, схватив ближнюю, пожилую женщину за руку, принялся её вытаскивать наружу, пара дауров решила ему помочь.

Поднялся жуткий гвалт — мужчины ругались, женщины истошно орали, а дети надрывно плакали и кашляли.

Вдруг один из амурцев, взвизгнув, схватился за руку и выскочил на улицу.

— Баба с ножом! — жаловался он офицерам. — Режется больно. — Поморщившись, он разжал порезанную ладонь и был немедленно отправлен к санитару.

— Эй, Игорь! — влетел в домик Стефан, чуть не споткнувшись о мёртвого старика. — Ну их на хрен! Хотят гореть — пусть горят, они Ваську порезали! Оставь их!

— Тут одна уже убила себя, — прохрипел Игорь, передавая своему радисту ребёнка, девочку лет двух.

Потом показался употевший даур с мальчиком на руках.

Вышел и Матусевич, одной рукой волоча за собой молодую женщину. Вторую он прижимал к боку. По кафтану сочилась кровь. Женщина молчала, уставившись немигающим взором в синее небо, где в вышине парили ослепительно-белые облака.

— Стефан, — переведя дыхание, сказал Игорь. — Эту фурию на одну канонерку, а её детей на вторую. Она их чуть не зарезала, смотреть за ней надо в оба.

Во время перевязки Матусевич принимал доклады своих офицеров.

— Убито около двух сотен маньчжуров, сколько под завалами — неизвестно. Найдено два схрона — с провизией и порохом. Сейчас осуществляется перегрузка мешков и кувшинов на корабли. Оружие собрано, много копий, сабель и прочего. В городке взяли много свиней.

— Отлично, всё пригодится. — Игорь встал с бревна, проверяя повязку. — Что по потерям, Мирослав?

— Шесть раненых, один серьёзно. Удар копьём в бок, помощь оказана, жить будет, — отвечал Гусак. — Маньчжуры больше не пытаются атаковать. Стрелки отгоняют врага с кромки леса выстрелами.

— Хорошо, Мирослав. Кстати, эта истеричка, верно, жена какого-то местного начальника, — подумав, сказал вдруг Матусевич. — Я видел там перед домиком валялись воины в дорогих доспехах.

— Сельский староста погиб, товарищ майор. Начальник гарнизона тоже. В принципе пленных ещё не допрашивали, — проговорил Мирослав. — А доспехи те дауры поснимали, кстати.

— Сколько пленных?

— Тридцать два человека, товарищ майор.

— Выбери офицеров, я с ними поговорю, а остальных кончай, — приказал Матусевич. — Через пару часов мы должны уходить. Не стоит тут задерживаться.

Оставалось лишь сжечь всё то, что ещё не сгорело. Сунгарийский воевода предполагал такое развитие событий, поэтому были заготовлены факелы с пропиткой горючей смесью.

Когда «Даур» и «Солон» уходили вниз по реке, над тем, что раньше было Нингутой, поднималось с десяток столбов дыма. Уцелевшие маньчжуры ещё долго не решались выйти из леса на пепелище городка и развалины крепости.

Глава 8

Побережье Японского моря. Эстуарий реки Туманган Июль 7151 (1643)

Боже мой, как хорошо вот так упасть в податливый песок, вытянуть в стороны руки, закрыть глаза! Благостно, тепло и тихо, разве что шумит листвой деревьев ветер да пронзительно кричат чайки. Откроешь глаза, а там, высоко-высоко ярко-синее бесконечное небо. Чистое и вечное. Ласковый солнечный свет и свежий морской воздух — за этим люди летом выезжали не только на южные моря, но и на северные побережья. Талассотерапия, лечение морем, так это вроде называется, подумал нежащийся на солнце человек. Он погрузил руки в песок, мягкий и чистый. И теперь слышно, как он шуршит, высыпаясь из пригоршней. Действительно, редкое блаженство, думал Сергей Ким, русский кореец, бывший ефрейтор морской пехоты Северного флота, член пропавшей экспедиции. Волею судьбы он попал в этот мир и давно уже свыкся с окружавшей его действительностью.

Только что Ким искупался в воде традиционной северо-восточной границы Кореи — реки Туманган, — в его мире такового Сергею не удалось бы никогда. Тут же не было ни застав, ни северокорейских пограничников, ни укреплённых бетоном берегов. А на том берегу начиналась территория не КНДР, а Страны утренней свежести, государства династии Чосон. Сейчас эта местность была безлюдна. Между берегами Туманной находились низкие песчаные острова, на которых растёт лишь трава да кочкообразный кустарник.

Когда ему сообщили о его задании — идти к границе Кореи, где Олег Васин должен был организовать небольшое поселение силами ангарцев и амурцев, он воспринял это как должное. Кому ещё, как не ему, могло быть поручено провести разведку в северо-восточной корейской провинции Хамгён? На это задание он шёл вместе с Сонг Кангхо и Ли Минсиком, бывшими солдатами отряда маньчжуров, которые некогда организовали заставу на месте современного Сунгарийска и позже были пленены людьми воеводы Матусевича.

После трёх лет, проведённых на Амуре и Сунгари, корейцы не только научили Кима современному им языку, но и сами неплохо выучили русский. А также с энтузиазмом старались влиться в формируемое ангарцами амурское общество. И если первый, Кангхо, был сиротой, а потому на родине его ничего не держало, то второй, Минсик, как оказалось, был сыном влиятельного столичного чиновника. И в гарнизоне Нингуты, а потом и в войске мукденского чалэ-чжангиня Лифаня он оказался по протекции своего дядюшки. Минсик был ему весьма благодарен, ведь его любовные похождения в столице в свете готовящейся свадьбы с дочерью придворного сановника очень огорчили его почтенного отца. Пришлось обращаться за помощью к родственнику, служившему в городке Хверён помощником губернатора провинции Хамгён. Он-то и отправил юношу подальше — в маньчжурскую крепость Нингуту, где бы он мог переждать несколько лет и вернуться в столицу, когда утихнет шумиха. Ведь из малой ссоры выходит большая драка, а чиновникам лишний шёпот по углам смертелен. Недоброжелателей у каждого вдоволь, всякий заместитель желает стать начальником. Потерявшему доверие человеку не верят, даже если он утверждает, что соевый соус делают из соевых бобов. Оттого и дальний маньчжурский гарнизон оказался желанным.