Грон. Трилогия - Роман Злотников

— Говорят, ты калечишь девушек, которые собираются с тобой поиграться, дорогой? — Она подошла к нему и стянула с него набедренную повязку, потом замерла, оценивающе разглядывая его фигуру. — Что ж, может, моей мохнатой киске это понравится, она так давно не чувствовала настоящего мужчину. — С этими словами хозяйка томно потянулась и, поигрывая бедрами, стянула с себя одежду. Когда платье мягкой кучкой упало на пол, она оглядела себя. — А ведь я красива, дорогой. — Она провела ладонями по бедрам, животу и приподняла полные груди. — Тебе нравится моя грудь, дорогой?

Грон разозлился. Он шагнул к ней и, схватив за грудь, повалил на наковальню.

— Вот здесь я бью молотом, милая. — Грон раздвинул ей ноги и сунул руку. Хозяйка вскрикнула. — А сейчас я буду бить чем-то другим, но ты, как слиток железа, будешь плющиться под моим инструментом, милая. — И он начал ее ласкать, грубо, резко, как ей, по-видимому, нравилось.

Она стала извиваться на наковальне, стонать, потом вопить. Когда она кончила последний раз, Грон резко оттолкнулся и шагнул назад. В кузне стояла тишина. Грон повернул голову и увидел хозяина. Тот стоял в дверях с всклокоченными волосами и смотрел, как его жена все еще корчится от наслаждения на его наковальне на глазах у всех рабов. Потом резко повернулся и вышел. Хозяйка судорожно всхлипнула еще раз и сползла на пол. Уставившись на Грона мутным взглядом, она подобрала платье, поднялась и, шатаясь, побрела к двери. В дверях она остановилась и прошептала:

— Ты за это заплатишь, — потом повернулась и нагишом вышла в ночь.

После той ночи жизнь Грона превратилась в настоящий ад. Хозяин не давал ему продыху весь день, а вечером появлялась хозяйка. Она возникала на пороге, когда хозяин опрокидывал на себя бадью, и провожала его нетерпеливым взглядом. Стоило ему переступить порог, она скидывала платье и неистово набрасывалась на Грона. После третьей ночи он понял, чего она добивалась. До сих пор она властвовала над всеми мужиками, которые встречались ей на пути. Она могла выжать мужика, как головку сыра, и, усмехнувшись, уйти к следующему, а могла милостиво одобрить его старания и позволить заснуть под ее жарким боком. И вот появился кто-то, кто сам довел ее до полного бессилия. Она не могла этого простить. Раздавить, растоптать Грона стало ее целью. Она жаждала этих любовных схваток, как наркотика. Грон, не успев отдышаться, попадал в объятия, дышащие страстью и ненавистью. Он был вынужден вспомнить все, чему обучила его Тамара. Он должен был каждую ночь изматывать, обессиливать эту женщину, чтобы хоть немного поспать, потому что с утра хозяин принимал эстафету своей жены. Но к исходу четверти он понял, что больше не выдержит. В эту ночь хозяйка ушла, когда восток уже начал светлеть. Ее шатало как пьяную, но она остановилась на пороге и бросила на Грона торжествующий взгляд. Когда в кузне появился хозяин, Грон поднялся и тяжело подошел к нему:

— Я знаю, хозяин, ты считаешься мастером по мечам.

Тот окинул его злобным взглядом и врезал кулаком по губам.

— Я не разрешал тебе говорить, раб.

Грон утер кровь и сплюнул сгусток.

— Я могу сделать меч, который перерубит твой.

Вся кузница замерла. Хозяин прищурился:

— Что ты сказал, раб?

— Я знаю секрет, как сделать меч, который с одного удара перерубит твой.

Хозяин задумчиво посмотрел на свой кулак.

— Это дорогой секрет, раб, и что ты просишь взамен?

— Вольную!

Хозяин вздохнул, окинул взглядом замерших рабов, подмастерьев, надсмотрщика, потом кивнул:

— Хорошо, если ты сделаешь такой меч, я дам тебе вольную.

Когда вечером хозяйка подошла к наковальне Грона, тот резко, без размаха врезал ей ладонью по лицу. Хозяйка взвизгнула и упала. Грон сплюнул и заорал:

— Пошла вон, сучка, достала! — И отвернулся.

Хозяйка ошеломленно поднялась на ноги и бросилась к выходу. А вся кузня провожала ее ухмылками. Грон получил отсрочку и шанс на выживание. Оставались пустяки — по памяти из подручных материалов изготовить булатный клинок. Или совершить еще какое-нибудь чудо. Для разнообразия.

Грон отложил в сторону точильный камень и устало привалился к стене. Длинный обоюдоострый меч с узким ромбовидным лезвием лежал на струганой доске, играя крупным коленчатым узором в отсветах горна. Грон смертельно устал за прошедшие две луны. Все приходилось делать с нуля. Он таки реконструировал дымоход, и сейчас в кузне было немного свежее, чем прежде, но, несмотря на это, Грон чувствовал, что находится на последнем издыхании. Хозяин пока держался, справедливо полагая, что столь большая удача стоит потрепанных нервов, но яростная ненависть хозяйки, казалось, была способна снести любые преграды. Грон стал отверженным. Все, кто перекидывался с ним хотя бы словом, тут же включались хозяйкой в список врагов. Исчез чернявый горновой, исчезла бедная кухарка, которой он врезал по горлу, исчез раб-бадья — хозяйка посчитала, что он слишком активно таскает воду для Грона, совершенно не приняв во внимание, что в кузнице работали еще два десятка человек, и в том числе ее собственный муж. На грани оказался Угром, которому сам хозяин приказал не отходить от Грона ни на шаг, подмечая и запоминая каждую мелочь. Но сегодня должен наступить решающий час. Грон вздохнул и вновь потянулся за точильным камнем. Хозяин уже получил от него достаточно много. Вряд ли где еще в этом мире владели технологией газовой цементации. Грон усмехнулся. Судя по тому, что он видел в этой кузнице, здесь вообще не делали искусственной цементации. Поэтому на оружие шло только атланторианское железо, — видно, их руды были насыщены углеродом. Хозяин же дал Грону немного венетского, о чем Грону доверительно сообщил Угром. Но Грон решил максимально точно повторить процесс, который однажды уже произвел под руководством деда Потапа. С того времени он многое узнал о цели каждого действия, предпочтительном составе флюсов, растворе кислоты для травления, но ни разу с той поры не делал этого своими руками. Булат вроде бы получился. Когда после нескольких суток непрерывного подогрева и ковки легким кузнечным молотком Грон позволил мечу остыть и, помолившись всем знакомым и незнакомым богам, приступил к травлению, тот, умывшись в кислоте, блеснул в глаза своему создателю золотистым отливом и щегольским коленчатым узором. Но даже сейчас Грон боялся поверить, что что-то получилось. Несмотря на явный булатный рисунок, его бросало то в жар, то в холод, когда он представлял, как меч разлетается на куски при первом же ударе. Он тянул время, то полируя меч, то оттачивая кромку, то вырезая из зуба кита накладки на рукоять, то обвивая гарду серебряной проволокой. Но сегодня он понял, что наступил решающий день. Если сегодня он не выйдет из этой мастерской, то вряд ли встретит завтрашний рассвет. Грон вздохнул, отложил точильный камень и, тщательно вытерев лезвие тряпкой, повернулся к Угрому:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});