Сиротка - Мари-Бернадетт Дюпюи

— Это хорошая оценка — семь из десяти! — возразила Эрмин. — Ты просто мне завидуешь, вот!

— Ну конечно! — согласился мальчик не без насмешки. — Я завидую соловью из Валь-Жальбера! Чирик-чирик!

Девочка ограничилась тем, что показала сорванцу язык. Мальчик сильно изменился. Над верхней губой пробивались усики, голос стал более низким. Временами, например сегодня утром, он смотрел на нее не так, как обычно, и это смущало девочку. Эрмин поспешила присоединиться к хороводу, который водили подружки.

В тот же вечер с позволения сестры Викторианны она побежала к Элизабет и Жозефу. Девочка умирала от желания показать им свое сочинение и полученную оценку.

— Давай-ка сюда свое сочинение! — сказал рабочий.

Он прочел текст, качая головой. Потом кашлянул и потер нос.

— Прочти-ка и ты, Бетти!

Молодая женщина давно не видела мужа таким растроганным. Она прочитала сочинение и поскорее вытащила из кармана носовой платок.

— Очень хорошо, Эрмин, — пробормотала она. — И как только ты придумала сравнить фабрику с сердцем, которое перестало биться? Откуда это у тебя? Да если бы господа из компании прочитали твое сочинение, они бы пожалели о том, что сделали, точно бы пожалели!

Девочка снова покраснела. Она только что открыла для себя силу слова, как ранее ей открылась сила ее голоса. Жозеф, порывшись в кармане брюк, вынул мелкую монетку.

— Держи, Эрмин, ты ее заслужила. Купи себе ленточку в волосы или анисовых конфет. С твоим умом ты всех нас порадуешь, когда станешь учительницей. Но скажи, давно ли ты узнала, что ты — найденыш?

Элизабет моментально отвернулась к буфету под тем предлогом, что нужно взять оттуда тарелки.

— Сестра Викторианна мне рассказала, — ответила Эрмин. — Она решила, что я достаточно взрослая, чтобы знать. До свидания, Жозеф! До свидания, Бетти!

Она по очереди их поцеловала и выскочила на улицу. Поселок утонул в сиреневых сумерках. В небе, на западе, догорали оранжевые сполохи заката. Зажглись окна в монастырской школе и фонари на улице Сен-Жорж.

Эрмин не торопясь пошла к монастырю, где ее ждали сестра Викторианна и четыре других монахини, приехавших из Шикутими в этом году. Навстречу ей вышел Пьер, старший из сыновей Марселя Тибо. Это был парень среднего роста, белокурый, как и его отец. Три последних года он работал на фабрике.

— Добрый вечер, Эрмин! — поздоровался он. — Хорошо, что я тебя встретил. Значит, сможем попрощаться.

— Почему? — удивилась девочка.

— Дело решенное — завтра мы уезжаем. Все вместе — папа, я, братья и сестры. Будем работать и жить в Альме.

Дети семьи Тибо, мать которых умерла во время эпидемии испанского гриппа, всегда хорошо относились к Эрмин. И ей было жаль с ними расставаться.

— Если все уедут, я останусь без друзей, — вздохнула девочка. — Я буду по вас скучать.

— Я тоже буду по тебе скучать, — сказал юноша. — Ты очень симпатичная. Настоящая девушка!

Взволнованная неожиданным комплиментом, Эрмин ответила сияющей улыбкой. Пьеру чаще случалось видеть ее задумчивой и грустной. Поддавшись необъяснимому порыву, он наклонился и поцеловал ее в губы.

— Прощай! — прошептал он.

Юноша скрылся за домиком священника. Вот так, в преддверии тринадцатого дня рождения, Эрмин получила свой первый поцелуй. В монастырскую школу девочка вернулась с полной неясных мечтаний душой. В долгие зимние месяцы она часто вспоминала Пьера Тибо. Оказавшись одна в монастырской кухне или на улице, она тихонько напевала любимые слова из песни «У чистого ручья»:

Я так давно тебя люблю…

И не забуду никогда!

Напевая, она думала о Пьере, словно была в него влюблена, и о сестре Марии Магдалине. Уже много дней Эрмин не решалась называть молодую монахиню, умершую девять лет назад, мамой, даже в мыслях. Она была уверена, что ее настоящая мать жива и они с отцом обязательно вернутся в Валь-Жальбер.

В день праздника Богоявления, в январе 1928 года, девочка смотрела из окна на прорытую в снегу тропинку, соединявшую монастырскую школу с улицей Сен-Жорж. Пелена пушистого снега укрывала пейзаж. Вопреки здравому смыслу девочка ждала чуда. Родители появятся из глубины морозной ночи и постучат в дверь.

Однако они не пришли ни в этом году, ни в следующем.

Двести человек уехало из поселка. Ходили упорные слухи, что скоро Валь-Жальбер совсем опустеет и монахини тоже уедут навсегда.

«А я останусь, — пообещала себе Эрмин. — Я буду ждать здесь родителей столько, сколько понадобится. Когда они придут, будет падать снег, совсем как в моем сне, и мама меня поцелует, обнимет крепко-крепко… О, поскорее бы это случилось!»

Глава 6. Незнакомец

Валь-Жальбер, 13 марта 1929 года

— Зима никак не хочет уходить, — каждый день повторяла сестра Викторианна.

После короткой оттепели поселок, погребенный под толстым слоем снега, снова был скован холодом. В этот вечер небо, низкое и мрачное, казалось, готово было обрушиться на опустевшие дома — квартал, который во времена процветания жители называли «верхний город».

«Раньше в это время хозяйки домов включали лампы, — думала Эрмин, поднимаясь по улице Сен-Жорж. — Но теперь там никто не живет, и даже электричество в этом квартале отрезали. Как грустно смотреть на черные окна…»

Мысли четырнадцатилетней Эрмин часто начинались с меланхоличного слова «раньше», и в этом она была не одинока. Жизнь поселка Валь-Жальбер кардинально переменилась с тех пор, как здание целлюлозной фабрики окутала нерушимая тишина.

«Сердце, которое перестало биться!» — девушка вспомнила свое сочинение, написанное полтора года назад.

С каким удовольствием она услышала бы снова рокот турбин и шум работающих цехов, в которых обдирают с бревен кору или размалывают древесные волокна!

«К счастью, у нас остался водопад!» — сказала себе Эрмин.

Она всегда взирала на шумный водный каскад на реке Уиатшуан с дружелюбным уважением. Никакой компании под руководством богатых господ не под силу заставить утихнуть грозный гул, заставить замереть влажное и мощное дыхание. Девушке было приятно думать об этом, она искренне восхищалась непобедимыми силами природы. Мороз оказался бессилен перед бурным потоком, но ближе к берегу вода покрылась инеем и местами застыла, и мельчайшая капля, попав на ветку дерева или на камень, моментально превращалась в лед. Каждый день природа представала в сказочно пре-

красном обличье перед всяким, кто имел дар и желание полюбоваться солнечным и морозным утром, ибо здешние зимы были щедры не только на мороз, но и на солнце.

Эрмин постучалась в дверь к Мелани Дунэ, всеми уважаемой шестидесятилетней даме. Та открыла через мгновение, словно дожидалась ее прихода.

— А вот и мой очаровательный рассыльный, наш маленький соловей! — дрожащим голосом воскликнула пожилая женщина. — Я как раз вышиваю наволочку на подушку, хочу подарить ее сестрам. Входи скорее!

— Добрый вечер, мадам Мелани! Готова поспорить, суп еще теплый! Сестра Викторианна наливала его в котелок кипящим, и я спешила, как могла.

Вот уже неделю как Эрмин по поручению сестры Викторианны носила овощной суп той, кого весь поселок называл вдовой Дунэ. Ее муж работал на фабрике и перед смертью от гипертонического криза успел выкупить дом. У четы было шестеро детей, которые поселились в соседних приходах. Мелани не хотела уезжать из Валь-Жальбера, и когда стояли сильные морозы, а улицы заносило снегом, не осмеливалась выходить из дома.

— Раз мы здесь, нужно помогать тем, кто попал в затруднительное положение, — постановила настоятельница. — Нельзя допустить, чтобы эта несчастная вдова зачахла в одиночестве!

Эрмин была рада новому поручению. Она любила гулять по Валь-Жальберу, особенно когда было много снега. Сестра Викторианна раздобыла для девушки тяжелые башмаки, снабженные металлическими крючками. Одевшись потеплее, Эрмин отправлялась навестить вдову.

— Ты очень добра ко мне, — сказала Мелани Дунэ, усаживаясь возле печки. — Я дам тебе за это монетку. Это, конечно, мелочь, но если ты станешь откладывать те су, которые получаешь, однажды наберется приличная сумма. Снимай-ка пальтишко, поболтаем немного. Я бы с удовольствием послушала песню, ту самую, которую любил мой покойный муж — «Странствующий канадец»[37]. С таким голосом, как у тебя, грех заставлять себя упрашивать!

Эрмин давно привыкла к таким просьбам. Она никогда не отказывала, особенно если спеть ее просил пожилой человек, такой, как вдова Дунэ.

— Вчера вечером я пела вам «Ave Maria», мадам Мелани. Но сегодня я тороплюсь — мне нужно еще зайти в универсальный магазин. Если я опоздаю, сестра Викторианна завтра утром останется без кофе.

Пожилая дама воздела руки к небу.

— У меня есть пачка кофе, и я тебе ее отдам, потому что давно не пью кофе. Это будет плата за суп.