Ненавижу. Скучаю. Люблю - Ники Сью

я люблю сушу.

— Ты бегала за мной три года, чтобы сейчас сказать, что мы друг другу не подходим? Ты поцеловала меня сейчас, чтобы отшить? Серьезно, Снегирева, это совсем не красит тебя. Если ты думаешь, что я герой из сказки, который продолжит обивать пороги, то глубоко заблуждаешься! — вскипел Антон. Он пытался остановить грубость, острые как иголки слова, однако ничего не мог поделать. На самом деле, отказ Снегиревой ранил больней, чем все отказы до этого. Пусть их и было не много, по пальцам сосчитать, но Леваков спокойно отпускал ситуации и шел дальше. Они не задевали самолюбие, даже школьная любовь. А ведь когда-то казалось, что без Таси и жизни представить сложно. Но стоило закончиться школе, стоило увидеть ее рядом с Матвеевым, как отпустило. Почему же сейчас сердце кажется таким уязвимым…

— Слушай, я не… — Антон вдруг решил извиниться. Не эти слова планировалось сказать Юльке, далеко не эти.

— Мечты имеют свойства разбиваться, сталкиваясь с реальностью. Я поцеловала тебя, потому что мечтала об этом три года. Считай это маленькой платой, за мое прощение за ту грубость в столовой. Ладно? — сдержанная улыбка коснулась губ Снегиревой и Леваков понял — она не шутит. Она, в самом деле, отпускает его, чувства, которые жили в сердце три года.

— Пока, — прошептала Юля. Сняла с плеч пиджак, протянула его, но Антон не взял. Он только и мог, что молча смотреть на нее: такую красивую, независимую, горделивую птицу, которая с лёгкостью выбралась из его сетей. Юлька вздохнула, затем повесила пиджак на железную конструкцию балкона, еще раз скользнула по Антону глазами. Пожалуй, более глубокого взгляда, более осознанного и бесконечного далекого взгляда, Леваков еще не видел. Никогда девушки на него так не смотрели, даже когда отказывали. Обычно в них читалась высокомерие или надменность, желание получить больше. Юля же смотрела иначе: несмотря на отказ, в отливах ее карамельных огоньков, до сих пор лучилась теплота.

Антон должен был что-то сказать, найти аргумент, но он лишь смотрел на девушку, теряя по крупицам камешки надежды. Снегирева развернулась, ее тонкие пальцы обхватили золотую ручку, и в долю секунды позволили скрыться за дубовыми дверями.

Глава 21

Юля

У меня дрожали колени, когда я закрывала за собой дверь. Сердце лихорадочно билось, а кончики пальцев покалывали. Отказать парню своей мечты, человеку, о ком мечтала ночами, о ком думала каждый раз, прижимаясь головой к подушке — это безумие. Любая бы назвала меня дурочкой. Но я не могла принять чувства Антона. Ведь они были такими же, как и морской песок: возьми горстку на ладонь и все равно ничего не сможешь сохранить. Пусть не сразу, но через какой-то промежуток времени в руке останутся лишь крупицы. А я искренне не хотела хвататься за эти самый крупицы.

Любая девушка достойна большего, и я тоже этого достойна.

Правда, позже наступило осознание и с глаз покатились слезы. Хорошо, успела добежать до дамской комнаты, и чудо, там никого не было. Я спряталась в кабинке, сжала ладонью рот, потому что хрипы рвались из самой глубине. Я плакала так тихо, как, наверное, и не плачут. Меня трясло, на губах до сих пор был вкус Антона. Этот мимолетный поцелуй, эта ненужная роскошь, которую я позволила себе.

Спустя минут десять, взяла себя в руки. Успокоилась, если, конечно, мое состояние можно было охарактеризовать этим словом. Утерла слезы и вышла из кабинки. Взглянула в зеркало и уголки губ моментально опустились вниз. Где та яркая и уверенная в себе Снегирева? Неужели какой-то парень может сломать меня? Никогда. Вот сейчас подправлю макияж, выйду и буду блистать рядом с Иркой. Станцую с Гришей, а может и выпью стакан вина. Все хорошо. Жизнь не бывает однополосной. Дорога никогда не заканчивается без возможности свернуть в разные стороны. Вот и я сверну. Буду идти не оглядываясь. По крайне мере до тех пор, пока не пойму, что надо остановиться.

А Антон… либо он свернет следом, и мы встретимся, либо я права и наши пути пересеклись ошибочно.

Подтерев тушь, и я улыбнулась своему отражению. Затем вдохнула полной грудью и спустя минуты две вышла из дамской комнаты. Расправила плечи, приподняла подолы платья, и уверенным шагом начала двигаться в сторону зала.

— Юля! — послышался знакомый голос. Я повернулась, встречаясь взглядом с Гришей. Он подбежал ко мне, его глаза переливались, в них читалось переживание.

— Ты уже здесь? — с улыбкой ответила. Пусть улыбка и была не особо веселой, но мне не хотелось больше грустить.

— Я искал тебя всюду, — Гриша опустил голову, а потом осторожно коснулся моих пальцев. Его руки были холодными, как кубики льда.

— Да я вроде и не пряталась. Эй, — я чуть наклонилась, и прядь волос упала мне на лицо. Гриша заметил это и зачем-то решил заправить прядь за ухо. Я почувствовала себя мерзко, будто пытаюсь использовать человека, чтобы заглушить собственную боль. Однако ничего не могла поделать.

— Дурацкий конкурс. Я переживал за тебя, — ответил с теплотой в голосе Гриша. Я вдруг ощутила жар, словно плечи обожгло огнем. Перевела взгляд в сторону и замерла, замечая Антона с Витей. На обоих уже не было масок, оба смотрели на нас. И если в глазах Шестакова читалось презрение, то Леваков кажется, злился. Желваки на его скулах так и бегали, от слишком сильно сжатой челюсти.

Мне хотелось думать, что это проявление ревности. Но я была не уверена в своих предположениях на сто процентов. Поэтому поспешила выдернуть ладонь из Гришиных рук. Однако улыбаться не перестала. Я должна дать понять Антону, что мой отказ осознанный, что мне не больно от него. В битве за человеческое сердце нет лучшего средства, чем улыбка.

— Юль, — позвал Гриша, замечая направления моего взгляда. Он тоже оглянулся, и в этот момент Витя закатил глаза. Его губы растянулись в высокомерной усмешке, словно Шестаков задавал вопрос: «ты серьезно?».

— Пошли в зал?