Полное собрание стихотворений и поэм. Том II - Эдуард Вениаминович Лимонов

ничего не знаешь

Ах, какой красивый, ах, какой я был…

«Скучное счастье тебя посещает…»

Скучное счастье тебя посещает

брат мой возлюбленный Пётр

Ваша супруга пред вами гуляет

утром в сверкании бёдр.

Ваша рубашка лежит на вас гладко

Ваша причёска бледна

Но из двоих кто из братьев лучше

то, несомненно, я.

Этого брата ничто не терзает

и не ведёт по утрам

Этого брата лишь смерть посещает

больше никто и к гостям.

«Дело было сотое… по́ снегу бежало…»

Дело было сотое… по́ снегу бежало

четверо замученных высохших людей

Ах, откуда, братцы, вы — ноги почернелые

Братцы, вы ж не старые, чтобы были белые

Ой, мы нет, не белые

мы, конечно, красные

только мы опасные

тем, что литера́торы

нас заткнули первого

вынули десятого

переслали вот сюда

одиннадцатый год.

«В этих икрах в чулочной ткани…»

В этих икрах в чулочной ткани

заключается польза мужчин

и отсюда идут, и сюда

без конца, без вины, без следа.

Молоды моряки кораблей

их чаруют остатки лучей

и у женщины этой в дому

я назавтра её обниму.

Сколько ласковых волн пролилось

сколько тёмных ночей удалось

и бледнеющий ком зверей

утихает под скрип дверей.

«Я приеду в гостиничный двор…»

Я приеду в гостиничный двор

мой ушиб — он пройдёт поутру

Я настолько буду смущён

своей жизнью, что я засну

Средь количества ясной зари

и предметов затихших в углах

средь вещей я сижу, растеряв

Я ищу своё место другим.

По наружной стене иль паук

иль другой удивительный зверь

издаёт поразительный звук

и дрожит моя красная дверь.

А вчера было множество дел

бегать, ездить и что-то решать

а сегодня я понял, что вдруг

ни к чему никуда поспешать.

Как философ, как каменный грек

только что я понюхал бумагу

и нашёл, что она всё равно

и что я всё равно равен магу.

«Подобно пилигриму в роще…»

Подобно пилигриму в роще

бросаю посох сей момент

суму свою роняю тотчас

и весь припас, весь инструмент.

Валюсь и сам в траву со звуком

как будто ох! Как будто ах!

венец уходам и наукам

в травы ручьях, в травы гостях.

Меня любила иностранка

а я работал средь завода

и я ушёл в её объятья

я бросил сонный день народа

Когда мне иностранки мало

и потянуло в дебри книг

тогда я из провинциала

поехал в хладный город всех.

и там ворочаясь, скитаясь

я сделался такой мудрец

что взяв суму, пошёл шатаясь

забывши мать и свой отец…

Теперь мне явная дорога

и помереть среди кустов

Я бросил сонный день народа

во имя иностранных шелков.

«Волна наливает ласку…»

Волна наливает ласку

на ногу мою всю

о летняя тонкая пляска

которой я пью и сплю…

Любите лазоревых девок

в своей деревенской провинции

у мелких своих заводов

при своём знакомом пейзаже.

О не выбегайте в большой

мир, где смыкаются волосы

где тыща любовей ярчей

где много кокетливых крас

А то вы почуете грусть

идущую по полю вдаль

у ней соскочил сандалий

и всё было очень пусть.

«Поехал он в гости к родимой…»

Поехал он в гости к родимой

она его тихо ждала

стакан наливала вином отвлечённым

и жёлтой рукой поднесла.

А он был настолько забыт

и стар, как бы юная страсть

куда-то вернулась зайти

да так и прийти не пришла.

«Восьмого числа, всё только восьмого……»

Восьмого числа, всё только восьмого…

Подымается, подымается светило, как синеватый мяч

имея целью пробудить тех, кто в сонном состоянии, и других

и там, где маленький городок, там — также

и где дом Коркина там.

Превращается синеватый шар в фиолетовый

а далее уже в красный

и потом в жёлтый

Проснулся Коркин.

Он один.

Никого у Коркина нет близких

и дом даже не ему принадлежит.

Большая жёлтая подушка и на ней голова Коркина

чем всё это кончится — грустная коркинская жизнь

и Коркин недвижим

А пора бы уж двигаться.

Но недвижим Коркин

Болен он, что ли?

Может ли быть такое больное существо…

Нет, не болен, ибо он шевелится.

Два пальца ноги произвелись из-под одеяла.

Два пальца кирпично-жёлтого цвета и два ногтя овальной

формы сверкнули и исчезли

и лицо лежащего исказилось.

Коркин что-то замышляет.

Ах, чем это всё кончится — грустная коркинская жизнь.

«Гриша, Григорий Алексеевич!..»

Гриша, Григорий Алексеевич!

Что надо, что надо?

Вы узнать бы сумели, а, стыдно не узнать вам.

Что говорите — думайте, почём я знаю.

Узнайте меня, я не прошу, а думаю пора бы.

Послушайте, мы тут в окружении песка и кого чего вам надо от моей головы.

Вы скажите прямо — приехали с Татьяной Вульф.

Я не знаю Татьяны Вульф.

Но это же московская революционерка, известная всем.

Да вы что меня терзаете,