Матрица Макиавелли - Дмитрий Евгеньевич Наумов

Все как в жизни – мощного слона можно завалить, если объединить усилия.

– Ты это к чему? – Черняев не понял, кого под слоном имел в виду Абдул-Вали. – Слон нам кто? Нынешний режим Эмомали Рахмона?

– Не обращай внимания, это я просто рассуждаю вслух… На чем мы вчера остановились?

– Мы говорили о том, что спешить нам некуда и надо подождать, когда «Исламским государством» серьезно займутся войска западной коалиции или иранцы с сирийцами. Тогда аль-Багдади будет не до внутренних разборок с еретиками и мы сможем спокойно и поэтапно внедрять твой план по формированию основ исмаилитской государственности в рамках высокогорных районов Памира и Гиндукуша. И раз уж ты относишься к учению Макиавелли как к руководству, то тебе придется туда и переселиться и изначально прибегать к жестокости. К разумной, – добавил от себя Черняев, – но жестокости, иначе власть не удержишь. Так что о государстве всеобщего благоденствия забудь, если хочешь строить свою жизнь по Макиавелли. Он как раз учил жестокости в реальной жизни. Кстати, если ты помнишь, Старец Горы Хасан ибн Саббах был ох как жесток! Сына родного не пожалел и казнил за пристрастие к алкоголю… По крайней мере, так гласит легенда.

– Да знаю я это все! И помню я его выражение, что нельзя строить фундамент государства на человеческих отношениях – это все равно, что строить фундамент на грязи, – но у меня есть один козырь, которого не было у тех правителей, для которых он писал свою инструкцию. Исмаилиты – люди верующие, и у меня есть сакральный козырь, который поможет их объединить и полностью мне подчиняться.

– Я надеюсь, ты не собираешься пользоваться методами Хасана ибн Саббаха, сейчас время-то другое – наркотики и набор фокусов индийских магараджей в век Интернета уже не поможет, – ухмыльнулся Евгений Владимирович.

– Ты меня не слышишь, – раздраженно бросил Абдул-Вали, – я тебе говорю о сакральном, религиозно значимом предмете, а не о методах подчинения безмозглых федаинов.

– И что же это за предмет? – Черняев с нарочитым равнодушием отпил душистый чай из стакана.

– Через неделю узнаешь, сейчас не могу тебе сказать. Мне кое-что надо проверить. Давай перейдем к делу. Расскажи мне поподробней о том, какими силами вы располагаете в Таджикистане, сейчас это очень важно. Подожди только, мне надо взять бумагу, боюсь, что не запомню все имена, которые ты будешь называть.

Черняеву пришлось напрячь память, поскольку список готовых к «сотрудничеству» с мусульманскими зарубежными организациями чиновников таджикских властных структур составляли спецслужбы Таджикистана, и многие фамилии Евгений Владимирович впервые услышал в Душанбе непосредственно перед вылетом в Дубай. Он понимал, что в этот список включили тех, кого нынешнему режиму не было жалко потерять, а некоторых и вообще включили для того, чтобы потом был повод от них избавиться, но это не избавляло его от того, что все эти имена, их должности и основные биографические данные он должен был запомнить и назвать их без запинки так, как будто он знал их лично и часто с ними контактировал. Еще из курса оперативной психологии он знал, что не в силах человеческой памяти помнить мелкие детали спустя даже сутки после получения информации, поэтому с молодых лет в оперативной работе пользовался системой ассоциативного запоминания, и это его часто выручало… Но всему есть пределы, да и возраст давал о себе знать. Он решил начать с «мелких сошек», а наиболее важных по должности фигурантов этой опасной оперативной игры оставить на конец своего рассказа.

– Тебя какая категория лиц интересует больше – тех, кто принимает властные решения, или тех, кто готов выступить с оружием? – Черняев решил придать своей информации большую важность и создать видимость наличия у него большого списка, хотя фамилий было всего двенадцать.

– Называй всех подряд, а я уж сам определю степень их нужности в нашем деле на сегодняшнем этапе. – Абдул-Вали приготовился записывать.

Первым Черняев назвал одного из бывших полевых командиров исламской оппозиции, который в составе 25-го батальона воевал с войсками Народного фронта Таджикистана, а после примирения перешел на службу сформированного Эмомали Рахмоном (тогда еще – Рахмоновым) правительства. Затем назвал имена тех, в отношении которых были проверенные оперативные данные о их связях с эмиссарами «Исламского государства», все чаще появлявшихся в Душанбе, – проверка на любом уровне подтвердит их симпатии к этому самозваному халифату. Затем уже пошли крупные фигуры из состава правительства, входящие в него по квоте Партии исламского возрождения Таджикистана, с которыми давно уже хотели «разобраться», но политическая ситуация не позволяла. И последней, «козырной» картой был бравый генерал, заместитель министра обороны Абдухалим Назарзода, который свою должность получил тоже по квоте оппозиции на основании Общего мирного соглашения, заключенного между властью и Объединенной таджикской оппозицией. Несмотря на то, что все военнослужащие не могли состоять в какой-либо политической партии, Назарзода, по данным таджикской госбезопасности, являлся членом Партии исламского возрождения Таджикистана, что было похоже на правду, поскольку еще в середине девяностых в Рамитском ущелье воевал на стороне оппозиции с правительственными войсками.

«Господи, тут и легендировать ничего не надо, бери любого из оппозиции и в его биографии найдешь нужное тебе подтверждение симпатий к вооруженным формам борьбы за чистоту исламского общества, – подумал Евгений Владимирович. – Изначальная задумка генерала была не так уж и плоха».

– Это все? – спросил Абдул-Вали, когда Черняев закончил свой «доклад».

– Тебе чего, этих мало? – возмутился Евгений Владимирович. – Могу еще рядовых членов тебе представить, но я-то приехал с просьбой помочь их организовать в единое целое, а ты, я смотрю, из них уже мысленно армию формируешь. Тут тоньше надо играть…

– Их еще надо проверить, на что они готовы.

– Как ты их будешь проверять?

– Это моя забота, – отмахнулся Абдул-Вали.

– Дров не наломай! – вырвалось у Черняева.

– Что? – не понял Абдул-Вали.

– Так у русских говорят. – Евгений Владимирович примирительным тоном решил скрасить свою ошибку. – Это соответствует нашей поговорке «Арбу впереди ишака не ставят». В смысле того, что все надо делать по порядку.

Абдул-Вали о чем-то задумался, и молчание его можно было расценить по-разному. Черняеву не хотелось думать о том, что длительное молчание этого человека, несомненно, облеченного властью в том числе и над ним, связано с его сожалением о том, что он раскрыл перед Черняевым – Валихановым свои весьма откровенные планы. Может быть, он просто обиделся на поговорку, увидев в контексте про «ишака» намек на свою торопливость? Эти мусульманские лидеры такие обидчивые…

– Ладно, пока отдыхай. – Абдул-Вали наконец прервал свое молчание. – Можешь сходить на море, тебе покажут оборудованную купальню в скалах на побережье. В город пока не