Найди меня, если сможешь (СИ) - Зареченская Лиса

– Я не собиралась умирать!

– Да?! Тогда почему молчали?! Почему отказались идти в лечебное крыло?!

Я закусила губу. Если это забота в стиле Альмана, то лучше бы он просто оставил все, как есть. Глаза так и посмотрели с надеждой на бутылочку с настойкой.

– А почему вы не отправили меня к целителям? – спросила я, наступая вперед.

– Потому что должен реагировать только в крайнем случае, кера Софи.

– То есть, когда я упала без сознания?! – фыркнула, вставая на цыпочки и стараясь выглядеть солидней. Бесполезно. – Отлично, в следующий раз буду знать, что от меня требуется!

– Прочтите инструкции, кера Софи, – взгляд Альмана горел, но странно, что мужчина еще не срывался на крик. Он пропускал мои высказывания и злился, казалось, только на свое упущение. – Вы должны информировать меня об использовании силы или воздействии артефактов, пока сами не сможете адекватно  рассчитывать свои возможности. Было бы жаль лишиться вас на первом курсе.

– Вам? Жаль? Смеяться больше не над кем?

– Софи, мне показалось или у нас го… – Элла вышла из ванной комнаты в полотенце и с мокрыми волосами. Стоило увидеть ей Альмана, как ведьмочка побелела и едва не закричала.

– Не смущайте юных девушек своим присутствием, – произнесла я, пару раз неловко потянувшись в Альману, но убрав в последний момент руки от его рубашки. Поборов себя, все же уперлась ладонями в его каменный пресс и попыталась сдвинуть с места мужчину. – Простите, нам пора спать. Обещаю, что умирать не стану, а если стану, то отправлю сообщение через Хранилище. Если я для вас существо бесполое, то подумайте о моей соседке, она мужчин в такое время еще не видела!

Руки толкали Альмана к двери, но по факту я просто скользила ногами по полу, а мужчина не торопился двигаться, просто наблюдая за моими манипуляциями сверху вниз. Каков наглец, ведь по-хорошему прошу, не стыдно издеваться над истощенной девушкой?!

– Кера Софи, вы что-то знаете о правилах приличиях? – выдал Альман, смотря на мои руки. Мужчина, который пришел после комендантского часа в комнату к юным леди, не имел права попрекать меня! – Вы явно не в себе…

– Профессор, правда, все в порядке, – мои руки все же оторвались от него, а взгляд стыдливо потупился. Пальцы по-прежнему горели, с неохотой отдавая тепло мужского тела. – Я ни за что такого бы себе не позволила без причины, у меня строгое воспитание, родители даже не разрешали мне общаться с мужчинами, которые не знали закон Максвелла…

– Это ваш создатель этикета?

– Да, назовем это так, во всяком случае, в моей семье точно, – вздохнула и едва не отскочила, встретившись с напряженным взглядом Альмана. – Еще раз прошу прощения за свое неподобающее поведение, если вас это сильно обидело, но… может, вы уйдете?

Элла, кажется, свалилась в обморок, а у Раймонда был культурный шок. То ли его девицы никогда за дверь не выставляли, то ли что-то в моих словах прозвучало возмутительно. Может, стоило поблагодарить его за проявленное подобие заботы или всплакнуть? И тут меня осенило, именно этого он ждал – проявления страха, сожаления, робости, слез, в конце концов, но никак не напившуюся настойку студентку, которая направо и налево заявляет, что умирать не собирается. У Альмана сердце дрогнуло или наш уважаемый куратор просто хотел избавиться от слабого звена без свидетелей?

– Вы все увидели, что хотели, профессор Альман? – спросила я, усмехнувшись. Неужели второе предположение верно? – Точнее не увидели…

– Не придумывайте лишнего, кера Софи, – обрезал мои мысли Альман, разворачиваясь и направляясь на выход. – Наделаете еще больше ошибок, чем сегодня. Впредь будьте осмотрительней.

– И постараться вас не подставлять?

– На ваше усмотрение, думайте, прежде всего, о своей жизни.

Дверь захлопнулась, Элла встала с кровати, а я, наоборот, упала. 

– Софи, мне же не показалось? Альман был у нас в комнате?! – подруга затрясла меня за плечи. – Как вы разговаривали! Подумать только, он пришел к тебе, потому что беспокоился…

– Он думал, что я подпишу заявление на отчисление по собственному желанию, – прошептала я. – Точнее хотел подтолкнуть к этому. Держу пари, в кармане лежал злополучный лист с его подписью! Ненавижу! Он считает меня слабачкой, желая доказать мне самой, что я не смогу учиться на факультете!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– А ты можешь?!

– Думаю, да.

Выбора нет, слишком много нерешенных проблем, личных счетов, а еще странный возрастающий с каждым днем интерес к новой жизни и новым возможностям. Это, как прыжок с самолета, только в рюкзаке может не оказаться парашюта… Но я надеюсь, что, когда дерну за кольцо, то влечу вверх под цветным куполом, чувствуя долгожданную свободу и радость.

***

Кто его дернул идти к кере Софи в комнату, что за темный дух?! Он сам не понимал, как попал в ловушку собственных низменных чувств, нашептавших в этот вечер отыграться за день испытаний. Сдался ему этот проклятый шлем, кинутый от страха девчонкой?! Редко что ли приходилось стоять под водой?! Нет. Причина крылась совершенно в другом: в несдержанности, которую он себе позволил, высказав правду в резкой форме, и в чувствах, что запылали в страстном сердце, когда Софи нагрубила в ответ.

Альман знал, как следует вести себя правильно, как никто другой, он имел обширный перечень собственных принципов, убеждений, а еще требований, которым Софи не соответствовала. Ни единому! Она не подходила ни под образ идеального воина, ни под образ идеальной девушки! Чем не пластилин для работы?! Может, поэтому он решил присмотреться, отыскать, раскрыть, в конце концов, сделать самому из нее воина. Этого требовала программа, сам Император, но в этом деле требовалось самоотдача и покорность, а последнего в Софи не было. Казалось, этим она выводила его из себя!

Для всех керов он был идеалом, для нее – тем, кого следует бояться; девушки желали получить его взгляд, она – сбежать побыстрее. Он вел себя так, как подобает лорду, принимал верные решения, давал верные советы и помогал, когда мог проигнорировать, но вместо уважения получал странный взгляд и натянутое «спасибо, но не стоило». Альман видел, что девчонка не справляется, не может тянуться за ним и ни за кем другим, у нее нет цели, нет устойчивой психики, нет реального желания бороться, зато вагон гордости! Он знал таких, и они ломались после первого потрясения! Она такая же!

Почему ему так казалось? Потому что хотелось, чтобы это действительно было так? Потому что надоело поступать правильно, хотелось нагрубить, язвительно ответить и поставить девчонку на место, но они все же находились не в казарме, а в Академии, где его полномочия имели свои границы. Сегодня скрытое желание избавиться от девчонки, а одновременно и спасти светлую душу от грядущих испытаний (что явно ей не по силам) смешалось со страхом за чужую невинную жизнь.  Она не знала, что была на грани, что смерть дышала ей в спину! Да, он был зол на глупую девчонку, на себя, на правила, по которым нужно воспитывать будущих воинов, и даже был готов смягчиться.

Не выгонять ее при всех, навсегда оставляя в памяти тяжелое воспоминание и шрам на сердце. Для Альмана это действительно был широкий жест, разве кому-то он делал такой щедрый подарок? Нет, это первый раз для девушки, которая не разобралась в собственных желаниях и плохо контролировала эмоции. Раймонд действительно достал бумагу, поставил размашистую подпись и направился к кере в комнату, но за дверью не раздалось ни единого всхлипа. Все пошло не по плану от слова совсем. Казалось, Софи жила по собственной логике, продолжая выводить его из себя…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Ей в детстве никто никогда не объяснял, что такое смерть?! А вежливость?! Уважение к старшим по званию и по возрасту?! Кто ее воспитывал?! Тысяча вопросов, столько же эмоций и, кажется, почившее с миром желание избавиться от девчонки.

Лист полетел в мусорное ведро. Отвратительная идея, а девушка замечательная, потому что он смеется, вспоминая их разговор. Пусть учится, раз настолько уверена в собственных силах, а он посмотрит, как она пойдет по пути воина… Разве ему не нравилось быть скульптором чужих жизней? Покорность можно воспитать, эмоции посадить на замок, а восхищение вызвать. Чем больше усилий вложено, тем сильнее можно гордиться своей работой.