Дао: Золотые Врата. Беседы о «Классике чистоты» Ко Суана. Ч. 1 - Ошо

Старые привычки... но он был совершенно удовлетворен. Он сказал: «В нее никто не ходит, в ней всегда безлюдно. Я никогда никого там не видел».

Там вообще никого не было, кроме него, а он ходил в католическую церковь, потому что был католическим священником, но он был очень счастлив и доволен тем, что протестантская церковь была совсем безлюдна. И он сделал ее очень уродливой — но он построил ее, он сам ее построил.

Можно быть удовлетворенным в любой ситуации. Человек поразительно легко приспосабливается, это одно из замечательных качеств человека. Вот почему человек может выжить в любом климате, при любой температуре: экстремальный холод, экстремальная жара, слишком много дождя, отсутствие дождя. Человек может выжить везде, где угодно. Почему? — потому что человек имеет такую способность, он текучий.

Так что ты можешь быть одиноким и думать, что ты удовлетворен, но когда ты с кем-то, это становится проверкой — действительно ли ты был доволен. Если ты был доволен в своем одиночестве, значит, это было не одиночество, а уединенность. Если, оказавшись рядом с кем-то, ты не испытываешь ни беспокойства, ни желания, ни жажды, ни ожиданий, ни ревности, ни чувства собственничества, ни бессознательного стремления доминировать над другим, тогда это было уединенностью. В противном случае это было лишь прикрытое одиночество, скрытое под маской ложного чувства удовлетворения.

Ты пока еще не можешь быть один, потому что если бы ты мог, этот вопрос вообще не возник бы. Тогда ты оставался бы в уединении независимо от того, один ты или с кем-то, и твоя уединенность была бы так безмерно прекрасна, что тебе не было бы дела до доминирования. Зачем? Для чего? Ты так полон радости, что нет никакой необходимости кем-то обладать — это так уродливо. Ты сможешь увидеть, как это уродливо.

Но если, когда ты оказываешься с кем-то, все эти уродливые желания снова приходят в движение, пробуждаются, снова поднимают свои головы, если все эти змеи и скорпионы начинают выползать из бессознательного и наводнять сознание, это просто означает, что они лишь ждали подходящей возможности. Теперь такая возможность представилась. Только возможность может показать, в каком положении ты находишься.

Поэтому я не советую своим саньясинам покидать мир и отправляться в горы — там вы будете просто обходить возможность стороной. Вы начнете жить в пещере, и вы можете всю жизнь обманывать себя, полагая, что познали, что такое одиночество, что такое уединение. Вы будете просто одиноки, изолированы, а вам начнет казаться, что вы довольны и счастливы. Но вы будете лишь удовлетворены, не несчастны, но и не счастливы. Просто не быть несчастным еще не значит, что вы счастливы.

Не болеть еще не значит быть здоровым и целым. Здоровье — это нечто большее, чем просто отсутствие болезни, оно подразумевает определенное благополучие. Есть множество людей, которые не болеют, но и не здоровы. А иногда бывает так, что человек болен, и в то же время он здоров, потому что у здоровья есть совершенно иной скрытый смысл. Здоровье — это не только медицинское понятие, а нечто гораздо большее, выходящее за рамки медицины.

Например, Прем Чинмайя был болен. Какое еще более тяжелое заболевание можно найти? Он страдал от рака. Рак распространялся каждый день, но он был здоров, он обладал определенным благополучием. Болезнь была только в теле, она не затрагивала его сознание, он находился где-то поверх нее.

Его сиделка, Пуджа, написала на днях: «Ошо, для меня это было великим благословением, что я ухаживала за Чинмайей. Я много раз в своей жизни видела, как умирают люди, но эта смерть была совершенно другой, качественно иной. Я никогда не видела, чтобы человек умирал с такой красотой, с такой тишиной, с такой медитативностью».

В последний момент, когда он слушал мой последний дискурс... Пуджа написала мне — она была там: «Он испытывал сильную боль, если говорить о теле. Боль была такой сильной, что даже инъекции морфия не помогали. Даже двойные, тройные дозы морфия нисколько не помогали. Боль была такой сильной, что, казалось, ничто не сможет ему помочь. Но когда он услышал шутку про Иисуса и больного раком, — пишет мне Пуджа, — он улыбнулся».

Она также пишет: «Я видела, что это было улыбкой не только тела, потому что тело совсем не было в состоянии улыбаться, — она исходила откуда-то из глубины. И я видела и чувствовала, что глубоко внутри он смеется. Эта улыбка была малой долей того смеха, который появился в теле».

Он был здоров в совершенно другом смысле, в немедицинском смысле. Есть множество людей, которые здоровы в медицинском смысле, в полном порядке с точки зрения медицины, но абсолютно нездоровы. Глубоко внутри нет ничего, кроме беспорядка, пустоты, мучений. Это можно скрывать, подавлять, и можно ввести в заблуждение не только других — человек настолько хитер, что способен ввести в заблуждение самого себя.

Ты пишешь: «Ты говорил, что для того чтобы быть вместе, нужно научиться быть одному». Я снова это повторю: да, пока вы не познаете того, как быть в одиночестве, вам будет трудно находиться с кем-то, вы будете страдать, потому что на свет начнет выходить все то, что остается в вас в спящем состоянии, пока вы одни. Когда вы с кем-то, другой провоцирует это, другой становится вызовом. Вы становитесь вызовом для другого, другой становится вызовом для вас.

Отношения между мужчиной и женщиной выводят на поверхность их подсознание, к ним возвращается их натуральная окраска. Конечно, вначале это не так. Вначале не может быть так, потому что вначале вы поддерживаете видимость. Когда вы встречаетесь на берегу моря или в ночь полнолуния всего на несколько часов, вы поддерживаете видимость, потому что вы еще не уверены, и другой тоже еще не уверен, может ли он обнажить перед вами свою действительность. Но как только заканчивается медовый месяц, заканчивается все.

В действительности, почти каждый брак заканчивается по окончании медового месяца, после чего начинается реальность. Мираж брака исчезает. Теперь оба могут быть уверены в том, что другой так просто не улизнет. Теперь можно не бояться, и можно принять свою естественную окраску. И оба начинают взрываться. Они так долго подавляли, что все их подавления начинают выходить наружу, и их совместная жизнь становится уродливой.

Вот почему на протяжении веков люди убегали в леса, в монастыри, в горы — просто чтобы избежать нахождения с кем-то. Но это не является истинным путем духовности, не является истинным путем роста. Это эскапизм, они делают это из страха, из трусости.

Я бы хотел, чтобы вы жили в мире. Я настаиваю: живите в мире, но при этом оставайтесь бдительными, осознанными, наблюдательными. Не подавляйте. Если вы не будете ничего подавлять, когда вы одни, ваше одиночество станет прекрасным, полным блаженства опытом. Встречайтесь с другим человеком из своего состояния блаженства, а не из страданий. И тогда близость с другим не просто удвоит, но многократно увеличит ваше блаженство. Близость всегда многократно увеличивает все, что вы в нее привносите. Если вы привносите страдание, страдание многократно увеличивается. Два несчастных человека вместе — это не просто двойное страдание, а многократное страдание. Когда два счастливых человека вместе, счастье не просто удваивается — оно увеличивается во много раз. Тогда близость прекрасна. Но сначала необходимо научиться быть одному.

А когда вы умеете быть в одиночестве, вы сможете быть в одиночестве и находясь с кем-то — потому что этому не нужно специально учиться, это одно и то же явление. Если вы знаете, как быть в одиночестве, вы будете знать это повсюду, в отношениях или вне отношений. Способность быть одному... Тогда близость с кем-то очень мощно способствует духовному росту, обретению целостности, потому что она дарит вам возможность, великий вызов. Она полностью выводит вас на свет, так что вы можете видеть самого себя. Другой становится для вас зеркалом.

Отношения — это зеркало. Без зеркала вы не можете увидеть своего лица. Без другого вы не можете увидеть свою действительность. Другой становится зеркалом — зеркала полезны.

Я слышал об одной уродливой женщине, которая была против зеркал — это естественно — в ее понимании именно зеркала делали ее уродливой, зеркала вступили в заговор против нее. Логика ее была такой: «Каждый раз, когда нет зеркала, я не чувствую никакого уродства, я в полном порядке. И только когда есть зеркало, я тут же становлюсь уродливой. Должно быть, все дело в зеркале».

Она была такой противницей зеркал, что разбивала зеркала повсюду. Где бы ей ни встречалось зеркало, она моментально его разбивала, потому что зеркала были врагами.

Ее логика ничем не отличается от ваших монахов и монахинь, — они делают то же самое. Уйти в монастырь — значит сбежать от зеркал — осуждая отношения, осуждая любовь, осуждая мир. Все ваши святые боятся зеркал, вот и все. Но страх перед зеркалами просто показывает, что вы боитесь своего собственного уродства, вы не хотите его видеть. Без зеркал вы, конечно, его не увидите, но это не означает, что оно исчезло — оно по-прежнему с вами. В любой момент, что угодно... если не зеркало, то, может, просто спокойное озеро, и вы его увидите. И, кроме того, видите вы сами его или нет, другие все равно его увидят.