Уголек - Альберто Васкес-Фигероа

Разъяренный виконт резко отстранился и вскочил на ноги, а потом ко всеобщему удивлению стал биться головой о стену.

— Это невозможно! — хрипло взвыл он. — Невозможно, чтобы Господь так играл со мной! Я во второй раз пересекаю океан, чтобы ее убить, а теперь оказывается, она вернулась в Кадис! Что я тебе сделал, Господи? За что ты надо мной насмехаешься?

Все обеспокоенно смотрели на виконта — ведь человек, который ими командовал, вдруг оказался столь уязвимым, столкнувшись с неожиданной проблемой. Кто-то сердито бросил из сумрака:

— Ничего себе путешествие вышло, да еще и без толку...! И что теперь?

— Уберемся отсюда! — поспешил ответить вонючий верзила. — Если этот кусок дерьма сказал правду о чуме, то чем раньше мы отчалим, тем лучше. Так ведь?

Адресованный капитану де Луне вопрос повис в воздухе и так и не получил ответа, поскольку виконт застыл как каменный и был не в состоянии осознать катастрофический финал своей авантюры.

Теперь к его ярости примешивались ненависть и обида, а также глубочайшее бессилие и разочарование, ведь он столько лет лелеял планы мести, а сейчас, когда считал, будто достаточно только руку протянуть, чтобы их осуществить, беглянка опять утекла сквозь пальцы.

— Если врешь, я с тебя живьем шкуру спущу, — сказал он, даже не поглядев на перепуганного Бонифасио Кабреру. — Приберегу для тебя самую кошмарную смерть.

— Идемте в город, сеньор! — запричитал паренек, вытирая сопли. — Идемте, и сами увидите бродящих по улицам больных, похожих на тени! К ним даже не нужно приближаться, и без того ясно, что они на пороге смерти, — он развел руками. — А если это не так, делайте со мной, что хотите.

— Скоро рассвет, — сердито бросил виконт. — И если я не увижу того, о чем ты говоришь, то солнца ты уже не увидишь...

— Вы возьмете меня с собой?

— Убирайся к дьяволу!

Виконт испуганно молчал, заранее признав поражение, ведь некогда оживленная Изабелла превратилась в смердящий труп проклятого всеми богами города. Ни один из подручных капитана де Луны тоже не осмелился открыть рта, пока не забрезжил рассвет, приглашая убедиться в правдивости слов Бонифасио.

Но никто, даже виконт, не мог набраться смелости, чтобы подойти к ближайшим домам хотя бы на расстояние броска камнем.

Но в этом и не было необходимости, и без того стало ясно, что в городе, где когда-то бурлила жизнь, теперь остались лишь бродячие собаки, пронырливые свиньи и черные стервятники, сражающиеся за останки человеческих тел. Людей же не было видно, за исключением трех-четырех оборванцев, показавшихся среди руин и тут же исчезнувших, словно их проглотили черные рты дверей, уже ничего не закрывающих.

— Так и есть! — воскликнул из чащи верзила. — Они ушли.

— Поглядите только на дворец вице-короля! — сказал эстремадурец, уже бывавший прежде на острове. — Он превратился в развалины.

— Разрушился до самых окон.

— Чума уничтожила всё.

— Заткнись! Говорят, стоит ее помянуть, она и явится.

— Лично я сматываюсь! — заявил третий наемник, поднимаясь. — Я приехал, чтобы драться с индейцами или христианами, а не со смертью. Эта битва проиграна заранее.

— Что будем делать, сеньор?

Капитан Леон де Луна бросил последний взгляд на потрепанный остов того, что было некогда первым европейским городом в Новом Свете, и пришел к выводу, что здесь он не найдет искомого, а потому высокомерно наклонил голову и сказал:

— Уходим отсюда!

— А хромой?

— Пусть подождет другого корабля... Он сказал правду, не по его вине мы попали в ловушку, но возможно, он заразен.

Они удалились через обрамляющую бухту густую пальмовую рощу в сторону корабля и скрылись из вида за ближайшим холмом. Хромой Бонифасио наблюдал за ними издалека, сидя у дверей ближайшей хижины и задаваясь вопросом, как он только набрался храбрости, чтобы выдумать такую наглую ложь.

Изабеллу действительно уже несколько месяцев назад покинули жители, забрав с собой всю мебель до последнего гвоздя, город в самом деле оставили на разграбление бродячим собакам и нищим, а пара десятков больных решили остаться и закончить дни в спокойствии, но город обезлюдел не по вине чумы, а лишь из-за золотой лихорадки. Никто не вернулся в Испанию, просто в шести лигах от знаменитых рудников Мигеля Диаса основали новую столицу, Санто-Доминго. И самой большой ложью было то, что Бонифасио сказался больным, поскольку он лишь дожидался окончания сбора нового урожая, чтобы погрузить его на первый же корабль и отплыть по реке Осама.

— Ну и храбрец же я! — пробормотал он, прищелкнув языком. — Хозяйка и даже сам капитан Охеда будут мной гордиться.

Хромой Бонифасио сильно переменился с тех пор как покинул Гомеру. Несколько лет в Новом Свете превратили его из робкого паренька в гордого и довольного жизнью, готового бороться за женщину, которую он любил, как мать, а та, в свою очередь, окружала его заботой.

Они плечом к плечу работали на ферме, вместе выстояли перед трудностями и вместе наслаждались счастливыми мгновениями, хотя таковые выпадали не слишком часто.

Они составляли сплоченную команду. Увидев капитана де Луну, Бонифасио понял, что если тот найдет донью Мариану Монтенегро в Санто-Доминго, ее жизнь окажется в опасности, и тут же изобрел нагромождение лжи, решив, что скорее позволит себя зарезать, чем выдаст местонахождение хозяйки и друга.

— Теперь он не остановится до самого Кадиса, — пробормотал он и поднялся, чтобы снова заняться сбором груш для компота. — А когда узнает, что не было никакой чумы, и решит вернуться, капитан Охеда найдет способ его задержать, — он покачал головой. — Боюсь, что в конце концов капитану Охеде придется вспороть виконту брюхо, потому что он надоедливей мухи.

Двадцать дней спустя вонючая каракка с Ибицы с грузом рабов бросила якорь перед полусгнившим навесом пристани, а когда ее беспокойный капитан стал расспрашивать, какого дьявола случилось с пунктом назначения его груза и где находится адвокат Сехудо, то наткнулся на канарца, плывущего в маленькой лодке, и тот рассказал про произошедшие перемены и предложил пятую часть груза в обмен на помощь по его перевозке в Санто-Доминго.

Они быстро пришли к соглашению, пересекли с мягким ветром залив Мона, разделяющий Эспаньолу и Пуэрто-Рико, прошли мимо удивительных берегов, по кишащим злобными акулами водам, и наконец бросили якорь у пристани на темной и могучей реке, на чьих берегах тысячи людей возводили каменные дома и крепостные сооружения, нанося очертания города, которому суждено было стать первой столицей Нового Света.