Мое чужое сердце (СИ) - Александер Арина

— А я-то думал, куда Чиж запропастился. Он оно, значит, как. Вы его, с*ки, подловили, — понял, что удержаться на двух стульях никак не получиться. Только ведь и Чиж никогда Сибиряка не видел, значит, где-то пронюхал. Хреново. Попал на бабки и при чем конкретно.

Влад забрал телефон и похлопав охреневшего мужчину по плечу, сказал:

— Завтра пригони своих ребят — пускай приступают. У Руставского больше нет объекта. И решили это там, — поднял палец в небо, упиваясь охреневшими эмоциями, пришедших на смену борзоте. — Кстати, зарплату им проплатишь из своего кармана. И не забудь о расходнике. Его тоже на место. Ты думал, Руставский прикроет твой зад? Ай-яй-яй. Да его самого прижучили так, что едва дышит.

И не врал ведь. Варлан действительно психанул, когда на его словесное предупреждение так халатно отреагировали, продолжая ставить палки в колеса на стройке как не в одной теме, так в другой. У всех есть свой предел терпения и у Романа Викторовича он тоже не резиновый. Теперь Шамров посмотрит, как сложиться жизнь дальше. Возможно, его задумка сработает и в скором времени ему предоставят зелёный. Было бы не плохо. Как не посмотри, терпение действительно великая сила.

Обломившись, Приход кивнул своим парням и те развернулись к машине.

— И ещё, — крикнул вдогонку Шамров, — постарайся, чтобы я больше не слышал о твоих косяках. Не хочу демонстрировать скрытые "адвокатские" способности.

Чуть позже, в машине, довольный исходом встречи Миша заметил:

— Я же говорил, что сегодня поедим картошечки. Ты как, не передумал? — обратился к Алексею. Тот отрицательно замотал головой. — Ну и хрен с тобой, мы и с Владом нехило посидим.

— Миш, не пойми не правильно, — включил заднюю Шамров, — но как-то не по себе нарушать вашу идиллию. Да и поздно.

— Ты гонишь?! — обиделся друг. — Какой «поздно»? Раньше до четырех утра кутяжили, а тут, детское время.

Может, действительно стоит вот так взять и посидеть, по-домашнему, как говорит Скотник. На тесной кухне за небольшим столом, на котором и руку негде положить. Вспомнить прошлое, оголить душу. А когда коварный хмельной угар запудрит мозг и запутает язык — признаться в самых страшных грехах или тайных страхах. Они у каждого есть. У Варлана, Руставского, у Мишки, и даже у него. Что, по сути, делает человека бесстрашным? Жестокость? Смелость? Безвыходность? Желание отомстить или же одиночество? Одинокому человеку нечего терять. Некого. Но как только в его окружении появляются любимые, как только он к кому-то привязывается — всё… наступает конец всему. Он становиться уязвим.

Лёшка попросил свернуть к "Ориону", где с самого утра ютилась его машина. Влад настолько задумался, что только со второго раза услышал просьбу Гончарова.

Мужчины заехали в круглосуточный магазин неподалеку от съемной квартиры Скотника и приобрели необходимые атрибуты «для душевных посиделок», как выразился Скотник. И про Ирочку не забыли, затарившись сладким и букетом цветов, купленным у полуночной пожилой торгашки.

— Вот видишь, — кивнул в её сторону Миша, — даже пенсия не спит, а ты заладил: поздно, неудобно.

Шамров с такой логикой не согласился и лишь молча понюхал тёмно-бордовые поздние астры. Уже и забыл, когда в последний раз преподносил женщине цветы.

Как оказалось, не только он не разделил такого энтузиазма.

Стоило им переступить порог квартиры, как на них пахнуло пустотой и настораживающей тишиной.

Скотник включил свет, прошел с пакетами на кухню и пропал. Влад подождал немного и не выдержав, пошел следом.

Представшая перед взором картина повергла в такой ржач, что даже слёзы на глазах выступили: на столе стояла сковорода, пакет с картошкой и записка, в которой размашистым почерком было написано: «Спасибо большое, что вспомнил о данном обещании. Пока его не выполнишь — нехрен рассчитывать на жратву».

— Я же говорил, что сначала нужно позвонить, — заметил, смеясь Влад.

Миша недоуменно перечитал записку ещё раз. Словно там был засекречен посыл, который не смог разглядеть с первого раза. Посидели, называется.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Как так? — пробормотал, запустив пальцы в светлые волосы, и пару раз за них дернул. — Хоть убей, ничего не помню. Что я такого мог наобещать… бл*ть, эти дела со стройкой вообще мозгов не оставили.

— Держи! — Влад протянул букет. — Подаришь после примирительного секса. — Миша нерешительно протянул руку, приняв цветы.

— А почему после, а не до?

— Потому что «до», они могут оказаться у тебя в заднице, — вытирая слёзы, объяснил Шамров. — Чего сиськи мнешь?! Дуй, давай, на поиски своей Иришки. А как найдешь, попроси прощения за столь ранний склероз.

— Братан, ты извини, что так получилось.

— Забей. Ещё успеем посидеть. Ты главное помирись. Нет ничего важнее за любящего человека. Накосячил — исправь. Обидел — попроси прощения. Не откладывай на завтра. Завтра может и не настать, — и таким взглядом посмотрел в голубые глаза, чтобы Мишка понял, сказал не для красного словца, а руководясь личным опытом.

После этих слов друга как ветром сдуло. Влад сам закрыл квартиру и поехал за Стасей.

Ситуация с Мишкой невольно напомнила о прошлом, если быть точнее — об одном случае, когда забыл о дне рождении Алёны задержавшись допоздна на работе. Тогда мысли о поимке преступников не давали покоя ни днем, ни ночью и на личную жизнь выделялись ничтожные крохи. А она всё понимала. Совсем не обиделась, вошла в его положение, искренне заверив, что праздник можно и перенести. Подумаешь, ничего страшного не случилось.

Лучше бы обиделась. Закатила скандал. Ушла. Не была бы такой покладистой. Тогда бы он ещё раньше понял, что стоит ценить, пока имеешь, что сожаление — самое паршивое чувство, которое только может быть.

Под грузом воспоминаний потащился на пристань и стоял до тех пор, пока шум волн и прохладный ветер не выветрил накопившуюся горечь. Он отрезвлял и заставлял судорожно втягивать в себя колючий воздух. Пока он ещё дул с запада. Не рвал душу в клочья, давал возможность противиться. Устоять. А что будет, когда подует с севера? Сломает? Разрушит? Или закалит?

Буквально на автопилоте ехал к знакомому серому дому и не сразу признал в пробежавшей мимо девушке Стасю. Только когда сдал немного назад и преградил путь, понял, что не ошибся.

Евстратьева остановилась, всматриваясь в темноте в лицо мужа и облегченно выдохнула.

— Ты куда намылилась? — чёрт! Снова не рассчитал интонацию. Отучился быть вежливым, что не говори. Постоянно в её присутствии что-то толкает на подобную резкость.

— Сестра пропала, я иду её искать.

— Чегоо?! — охренел, что могли разминуться. — С чего такие мысли? — Влад пристроился рядом. Что не день — новые приключения.

Стася от нетерпения топнула ногой:

— У нас негласная договоренность: где бы она не гуляла — в двенадцать должна быть дома. Сейчас уже два часа. Телефон выключен или разрядился. Не знаю. Я обзвонила тех подруг, что мне знакомы — все давно дома. Нет, вот ты мне скажи, — остановилась, подняв на него затравленный взгляд, — что это за друзья такие, что сами по себе?

Влад постарался успокоить девушку, осторожно взяв за руку, и отвел на обочину дороги.

— Сделаем так: ты сейчас мне скажешь, где сестру видели в последний раз и скинешь на телефон её фотографию.

— Зачем?

— Я займусь её поисками.

Стася замахала руками.

— Нет-нет. Это мои проблемы. Я сама найду.

Влад начал терять контроль. И так день выдался очень длинным, ещё и ночь такая же. Злить его сейчас не стоило.

— Настя! Давай не будем. Чтобы мне не пришлось ещё и твоими поисками заниматься. Подумай сама, у кого шансов больше: у тебя или у меня?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Тогда я с тобой, — бросила через плечо, повернувшись к машине.

— Нихрена! Ты останешься дома. Вдруг сестра вернется, а мы ни сном, ни духом. Так ты хотя бы позвонишь мне и поставишь в известность. Давай, Маленькая, топай домой и жди. Обещаю, — перебил её попытку противоречия, — что найду и привезу. Только успокойся. Хорошо?