Знание-сила, 2009 № 09 (987) - Живцов

встречается его дальняя родственница — Лидия Алексеевна Спивак-Иванова (внучка сестры писателя, Веры Михайловны). Вот что она рассказывала автору этих строк при личной встрече:

В 1924 году я перебиралась в Казань с Кавказа, где мы тогда жили, проездом через Москву. Сестра Елена предложила мне посетить Милия Федоровича Достоевского, которого раньше я никогда не видела… Он показался очень старым. Потому, наверное, что был совсем седым. Он говорил, что очень много работает, но я ведь ничего в его работе не понимала.

Над чем же в это время работал Милий Достоевский? Об этом можно судить по списку его публикаций, представленному в комиссию учета научных работников Академии наук СССР: статья «Искусство Китая», обзор «Новые востоковедные журналы за границей», а также рецензии 1925–1926 годов в журнале «Печать и революция». Одновременно Милий Федорович собирал материалы для составления биографического сборника отечественных востоковедов, распространяя среди коллег специально разработанную им анкету. Увы, эта работа осталась незаконченной.

Память другой его родственницы — Елены Юрьевны Агарковой (племянницы Л.А. Спивак-Ивановой) — сохранила курьезный эпизод, явно относящийся к этому времени:

В своей зарубежной переписке он всегда подписывался как «Милиус». Дело в том, что однажды Милий Федорович получил от кого-то из немецких коллег письмо, адресованное… «фрейлин Эмилии Достоевской».

Из-за чрезвычайной редкости имени в жизни Милия Федоровича часто возникали курьезные ситуации. Первый казус произошел с ним еще при крещении. В письме к Анне Григорьевне Достоевской его отец — Федор Михайлович (младший) — признавался:

Все удивляются, что я дал такое ему имя, дал я его в честь великого музыканта Балакирева. Даже поп, и тот был поражен и не хотел его крестить, пока я ему не показал в святцах это имя, тогда только он его окрестил.

Елена Юрьевна Агаркова поделилась и подробностями от личной встречи:

Я помню его при посещении в 1936 г. Нас познакомила моя тетка — Елена Алексеевна, общавшаяся с Милием Федоровичем на протяжении всех лет его болезни. Когда мы пришли, он сидел в кресле у стола в маленькой комнате, наподобие кабинета. Во всей атмосфере помещения не было ничего больничного. Одна его нога была закинута на другую, хотя он вряд ли мог сделать это сам, без посторонней помощи. Помню его удивительно (мне кажется, как и у всех Достоевских) красивую голову. Ее форма легко читалась под короткими, совершенно седыми волосами. Черты несколько удлиненного, хорошо выбритого лица привлекали своей гармоничностью. Содержание нашего разговора совершенно не сохранилось в моей памяти, скорее всего, мы говорили о каких-нибудь пустяках. Наружность и манера вести себя обнаруживали в нем человека «старой формации», это подчеркивалось и впечатлением от приятного, баритонального голоса. В ту нашу встречу он показался мне очень яркой и значительной личностью.

Следы Милия Федоровича мелькнут и в переписке херсонского библиофила Сергея Сильванского, 29 июля 1930 года выславшего полученный от него экслибрис своему знакомцу Николаю Иванченко, и в мемуарах поэта Шервинского. По его воспоминаниям, Анна Ахматова, приехав в Москву в 1936 году, «нашла приют в доме, принадлежавшем Академии наук, на набережной Москвы-реки. Там жили престарелые литераторы, среди них — <внучатый> племянник Достоевского, разбитый параличом, катаемый в кресле».

О последних днях М.Ф. Достоевского можно узнать из писем Елены Алексеевны Ивановой (сестры ЛА Спивак-Ивановой) к М.В. Волоцкому

Письмо М.Ф. Достоевского академику В. М. Алексееву. Архив РАН, Петербург. Публикуется впервые

5. III. 1937 г.

Милий Федорович скончался… <…> <К нему я> зашла только в день своего отъезда <из Москвы в феврале 1937 г.> <Его постоянная сиделка> Саша тогда говорила, что он все время ждал меня и беспокоился, что я не зайду. А на прощание говорит (чего он никогда не делал): «Ну, прощайте! Кто знает, доживу ли я до того времени, когда Вы снова в Москву приедете…»

9. IV. 1937 г.

Он до последнего времени чего-то ждал от меня. <…> Одна хорошая знакомая, постоянно бывавшая у Милия Федоровича, писала <…> <общему родственнику — Юрию Алексеевичу Иванову>, что <его сиделка> Саша ищет мой адрес, так как Милий Федорович перед смертью что-то просил ее сказать мне… <…> <Он понимал, что> у него нет никого, кто вспомнил бы о нем, — только Саша да я.

М. Достоевский в гостях у Рыкачёвых. 1903–1904 гг. Музей-квартира Ф. Достоевского в Петербурге. Публикуется впервые 5. III. 1937 г.

Вот так жил и умер этот неординарный человек. Понятно, что мемуары Е. Достоевской — выдумка от начала и до конца. Но для чего она затеяла эту историю? Кажется, главная причина в том, что Евгения Андреевна Щукина (такова ее подлинная фамилия) была женщиной авантюрного склада. Из упоминавшейся уже «Хроники рода Достоевского» известно, что она родилась 1 июля 1897 года и числилась мещанкой города Белева Тульской губернии. Брак ее с Милием Федоровичем длился всего три (!) месяца, и после развода она не могла носить фамилию Достоевская. Скоротечный развод — свидетельство не только не сложившихся отношений между супругами. Столь недолговечным мог быть лишь светский, не освященный церковью брак. А таковые в России заключались только после Февральской революции. Следовательно, Щукина выходила замуж уже за парализованного М.Ф. Достоевского! Что же за побуждения руководили ее поступками?

Судя по всему, в Москве она выдавала себя за дочку широко известного московского богача и мецената, обладателя знаменитой на весь мир коллекции европейской живописи купца Щукина. Под влияние этой легенды подпала даже такая авторитетная исследовательница, как В.С. Нечаева. Но ведь того звали Сергеем Ивановичем! И даже среди его братьев не было никакого Андрея!

В годы Великой Отечественной войны Е.А. Щукина объявляется в оккупированном немцами Крыму. Вот что рассказывал об этом внук писателя — Андрей Федорович Достоевский (запись С.В. Белова):

<В Симферополе> она сумела получить оккупационный вид на жительство под фамилией Достоевская, хотя была женой Милия Федоровича всего лишь три месяца и давно уже носила девичью фамилию. Фамилию Достоевская она использовала для предательских выступлений по радио и в печати.

Однако в это же время в Симферополе жила невестка Федора Михайловича — Екатерина Петровна Достоевская (мать Андрея Федоровича).

Екатерина Петровна вынуждена была приступить к разоблачению самозванки, чем вызвала недовольство немецкой комендатуры. С другой стороны, так как в Симферополе, где жила Екатерина Петровна, ее все знали и считали единственным человеком, носившим фамилию Достоевская, население приписало предательские выступления Екатерине Петровне. Она стала получать угрожающие письма от подпольщиков и партизан.

Начинается борьба за восстановление честного имени.