Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нет на земле преград для вестников весны.
Священней есть ли что, чем ярый гнев народа?
И есть ли что грозней, чем ненависть страны?
1942
Перевод С. Левмана
НАТЮРМОРТ
НАТЮРМОРТ
Кобылий череп, каски жесть на нем,
И немца голова, в обрывках гривы рыжей,
В болоте илистом, в заплесневелой жиже —
Им под ефрейторской шинелью гнить вдвоем.
Спят, изумленные, в трясине зыбкой навзничь,
Бесславье и позор приял мертвец впервой...
Весна швыряет тающую грязь в них,
Зеленую шинель рвет ветер гулевой.
О дуб поваленный танк чешет рваный бок свой;
Весь точно в желчи он, непоправимо-ржав.
Утробу вспучило, — насилу доволокся.
Свихнулись челюсти, земли не прожевав...
Бокалы битые в окопной глухомани,
Бутылки из-под коньяка во рву...
Вот всё, чем ныне стал он — полк «Германия»,
Летевший пьяным ловчим на Москву.
Еще нет птиц в ветвях березняка-красавца.
Друг в друга смотрят блиндажей ряды...
Идет на запад путь от Малоярославца,
Путь отступления разбойничьей орды.
Они готовились тут к встрече новогодней,
Зазимовать они надеялись в лесу.
Чтоб было снегу их заваливать вольготней,
Их ветры русские хлестали по лицу.
Вино бургундское, норвежские закуски,
И русский спирт, и шпик, и гуси к торжеству...
И письма с перечнем землевладений русских,
С обратным адресом прямехонько в Москву.
Их смертный сон теперь безумьем не тревожим...
То не литавры бьют, то буйствует метель.
Болото стало им победоносным ложем,
Надгробною парчой — зеленая шинель.
Шумит весна в стволах березняка-красавца,
Вспоили землю к пахоте снега.
Бежит на запад путь от Малоярославца —
Путь нашей славы, путь бесславья для врага.
1942
Перевод Л. Руст
ЗИМНЯЯ БАЛЛАДА
ЗИМНЯЯ БАЛЛАДА
Ночами бродит по селениям тревога,
Оповещая замерзающих солдат,
Что, распростершись на заснеженных дорогах,
Полки немецкие разбитые лежат.
Кто нарушает их потусторонний отдых?
Кто будоражит посрамленный их привал?
С крестами грузными в крови на отворотах
Продефилировал немецкий генерал.
Полна кладбищенским молчанием округа.
Он озирается во тьме по сторонам,
Команду «смирно» пересвистывает вьюга,
К ночному смотру нарядиться мертвецам.
«В строй, черепа! Встать, мертвые, повзводно!
Колонны сдвоить!» — унтер проорал.
В завьюженной избе с печуркою холодной
Расположился спать германский генерал.
Тревожно кладбище солдатское дремало,
Одни высовывались каски из оград.
А дюжий генерал устал немало:
Он поспешал в Москву — быть первым на парад.
Весь воздух выстекленел изморозью за ночь,
Когда на выстуженной, скованной земле
Была захвачена одна из партизанок
И в генеральский штаб доставлена во мгле.
«Ну, скажем, сколько вас? Ответьте для начала,
Где ваше логово, за много ль миль и верст?»
И тихо девушка в раздумье отвечала:
«Не сосчитаете. Нас столько же, как звезд».
Под утро высилась в ненастном поднебесье
Кривая виселица, вбитая во льду.
И генерал велел ту девушку повесить,
Сначала вырезав на теле ей звезду.
Глазами тусклыми бог знает где блуждая,
Он всё высматривал, но высмотрел едва,
Где вырисовывалась грозная, седая,
Недосягаемая для него Москва.
Семь одеял его, не грея, укрывали,
Потела плешь его от бабьего платка.
— Кто завывает там? Не вьюга ли? Едва ли...
Кто разбудил его, притронувшись слегка?
Кряхтя, потягиваясь, корчась на полатях,
Фашист приглядывался к меркнувшей звезде.
— Так, значит, девушка сказала: не поймать их,
Они горстями звезд рассыпались везде...
И он откашливался: «Ладно, это вьюга», —
И хорохорился, и подавлял смешок.
А рядом патрулям, притихшим с перепуга,
Пороша сыпала снотворный порошок.
_____________
Тиха земля, мертва. Глядит на землю месяц,
Хрустит, как сахар, снег, блестит едва-едва.
А та, которую осмелились повесить,
Недосягаемая, все-таки жива.
Вот родина ее, деревни в шапках снежных,
Овраги синие, косматые леса.
Вот пробивается из-под земли подснежник,
Вот еле слышные домчались голоса.
Всё, всё повешенная чувствует и слышит:
И шепот партизан, и дальнюю весну,
И то, как генерал германский тяжко дышит,
Как на чужой земле не может он уснуть...
Встает он в егеровских вязаных кальсонах,
Приподымается и чешется сопя.
Он видел тыщи тел, снегами занесенных,
В лоскутьях краденого женского тряпья.
Мученья девушки могли б его утешить,
Он видел судорогу, подошел к ней вплоть,
И вот он чешется, всей пятернею чешет
Свою неряшливую старческую плоть.
И тень на потолке охвачена чесоткой,
Тень тоже чешется, струясь на потолке,
И вся Германия, чей сон со смертью соткан,
Расчесывает струпья где-то вдалеке...
Палач натягивает лихо портупею,
Потом напяливает каску — и на двор,
И у калитки ждет, зажмурясь и тупея, —
Что там метет всю ночь, чей слышен разговор?
И различает он в потемках понемногу
Простую девушку, закутанную тьмой.
Не преградила ли она в Москву дорогу?
Не преграждает ли дороги и домой?
Снег повенчал ее с самим бессмертьем за ночь.
И, вся заиндевев в серебряной фате,
Простая девушка, одна из партизанок,
Недосягаемая, ждет на высоте.
«В строй, черепа! Встать, мертвые, поротно!
Колонны сдвоить!» — каркает пурга.
Германский генерал во всей красе добротной
На этот тихий снег глядит, как на врага.
И чует генерал, что срок уже недолог,
Что партизан в лесах не менее, чем звезд.
И выстрел щелкает из-за мохнатых елок,
И наземь валится фашист во весь свой рост.
«В строй, черепа! Встать, мертвые...» —
и будто:
«Колонны сдвоить!» — вновь повторено.
Но генерал, как тюк, упал на первопуток,
Он хриплых окриков не слышит всё равно.
Ночами бродит затаенная тревога,
Наперебой оповещая рубежи,
Что, распростершись на заснеженных дорогах,
Сам генерал с солдатами лежит.
В Москве не быть ему, не знать ее вовеки.
Взамен Москвы — могила и пурга.
И в первый день весны разлившиеся реки
Из ямы вымоют замерзший труп врага.
1942
Перевод П. Антокольского
БАЛЛАДА О ДВАДЦАТИ ВОСЬМИ
БАЛЛАДА О ДВАДЦАТИ ВОСЬМИ
1
Над сумрачным Волоколамским шоссе
Раскинулся дуб в богатырской красе,
К нему прилетает с безвестных полян
Блуждающий ветер. Он ищет курган,
Он ищет клочок опаленной земли,
Где бились гвардейцы и где полегли.
Кто место укажет? Кто тут на часах?
Кто скажет, где славой увенчанный прах?
Безмолвье заглохших боев на бугре...
В шинели тугой, как в дубовой коре,
Уставясь на запад, где огненный вал,
- Стихотворения и поэмы - Юрий Кузнецов - Поэзия
- Стихотворения - Семен Гудзенко - Поэзия
- Стихотворения и поэмы - Михаил Луконин - Поэзия
- Том 1. Стихотворения и поэмы 1899-1926 - Максимилиан Волошин - Поэзия
- Поэмы 1918-1947. Жалобная песнь Супермена - Владимир Владимирович Набоков - Разное / Поэзия
- Собрание сочинений в 2-х томах. Т.I : Стиховорения и поэмы - Арсений Несмелов - Поэзия
- Полное собрание сочинений в десяти томах. Том 3. Стихотворения. Поэмы (1914–1918) - Николай Степанович Гумилев - Поэзия
- Стихотворения и поэмы - Иосиф Уткин - Поэзия
- «Душа грустит о небесах…» Стихотворения и поэмы - Сергей Есенин - Поэзия
- Chanson triste. Стихи о вечном и не очень… - Дмитрий Бурдаков - Поэзия