Лучше, чем навсегда - Селеста Брайар

пирсинга в пупке. Я сжимаю комья грязи сквозь одеяло.

Он помогает мне снять стринги, одобряя кружево телесного цвета. Его большие руки поддерживают мои приподнятые бедра с обеих сторон, и он целует одну бедренную кость, затем переходит к другой, не спеша, мягко прижимаясь губами к плоти. Он не спешит дразнить меня, зная, как я изголодалась по его рту, его пальцам.

— Блять, — задыхается он, его пальцы касаются моей влажной киски. — Посмотри на себя, ты намочила одеяло, такая жадная девчонка. Как долго ты в таком состоянии?

Я сдерживаюсь, чтобы не признаться в этом, так как от смущения у меня все внутри переворачивается.

— Айрис.

— Я… я не знаю. Некоторое время, — отвечаю я ему.

Хейз качает головой, проводя костяшкой пальца по моему возбуждению.

— Ты должна была сказать мне. Я бы позаботился об этом.

— Разве я не нравлюсь тебе в таком виде?

— Ты даже не представляешь, как сильно ты мне нравишься в таком виде.

Я широко раздвигаю ноги, чтобы он мог насладиться каждой моей частью, и он делает это — практически заглатывает меня целиком.

— Тогда трахни меня, — говорю я, чувствуя, как нарастающее тепло в моей киске становится все более неудержимым.

Хейз издает какой-то получеловеческий-полуживотный звук.

— Первый раз, когда мы трахнемся, Айрис, это будет не посреди поля.

Я хнычу, но киваю, падая спиной на мягкую землю.

— Но я могу придумать другой способ доставить тебе удовольствие, — говорит он, и прежде чем я успеваю сформулировать связную мысль, холодный озноб проносится по моему обнаженному телу, и его голова оказывается между моих бедер. Звезды мерцают в моем воображении, голова становится туманной, ноги обвивают его плечи.

Его язык проникает внутрь меня, уделяя особое внимание моим влажным складкам. Он ласкает чувствительную зону, возбуждая каждый нерв внутри меня, и мои гормоны разгораются в маленький электрический пожар.

— Тебе нравится, когда я трахаю твою красивую киску языком? — бормочет он, касаясь моего клитора, слегка захватывая губы между зубами и потягивая.

Удовольствие сжимается у меня в животе, и я резко дергаю его за волосы, заставляя ускорить темп.

— Да, Хейз.

Его язык обводит мой бугорок опытными движениями, проникая в мои мокрые складочки. Каждое его движение методично. Одна его рука тянется, чтобы схватить меня за бедро, достаточно сильно, чтобы оставить ярко-красный отпечаток. В ответ мои ноги сжимают его голову. Другой рукой он надавливает на мой живот, чтобы я не извивалась.

— Я не хочу слышать свое имя, если ты его не выкрикиваешь.

Я открываю глаза, чтобы увидеть, как мои соки блестят на его губах, и от одного этого зрелища я едва не сгораю. Хейз всасывает каждую каплю моей влаги, словно я — первая еда за последние недели.

— Хейз… — Это звучит как хриплый стон, и я знаю, что этого недостаточно.

— Почти, но не совсем.

Он добавляет два пальца, растягивая мои стенки, щелкая взад-вперед, прежде чем я чувствую, как он вводит еще один. О, Боже. Давление ощущается так приятно. Я так давно не имела никого внутри себя, и теперь вся сдерживаемая сексуальная неудовлетворенность медленно покидает мое тело.

Он ласкает меня пальцами и ртом. Его язык движется восьмеркой по моему пучку нервов, приближая меня к оргазму.

— Хейз! — Мой голос дрожит, как и ноги, и я не могу бороться с тем, как закатываются глаза.

— Так-то лучше, Мелкая. Выпусти все наружу, — воркует он. — Дай мне почувствовать, как ты кончаешь на моем языке.

В считанные секунды он находит мою точку G, и я сгораю в фейерверке кричащих цветов и обжигающих ощущений, оставляя после себя наслаждение, которое я не намерена отпускать.

Он приподнимает мою поясницу так, что я оказываюсь параллельно земле, а затем целует меня с интенсивностью и яркостью, которые до сих пор были для меня чуждыми — такими, о которых пишут песни о любви, о которых пишут романы. Я ощущаю свой солоноватый вкус на его языке, но когда он перекрывается сладостью его рта, меня это не беспокоит.

Хейз Холлингс только что потряс мой гребаный мир.

ГЛАВА 18

Кто знал, что дьявол — мужчина средних лет?

Айрис

Я словно сияю.

Я вхожу в свой дом с легкомысленной улыбкой на лице, все еще находясь в состоянии сексуального опьянения после обеда. Я снимаю танкетки, кладу ключи на журнальный столик и со счастливым вздохом падаю на диван.

Кранч трется о мою ногу и начинает мурлыкать, а ее поднятый хвост мелькает взад-вперед. Я сжимаю в руке телефон, планируя отправить сообщение с благодарностью Хейзу — за еду и оргазм, — но на экране вспыхивает имя входящего абонента, о котором я и не думала, что услышу снова.

Все внутри меня замирает, и большой палец автоматически нависает над кнопкой отклонения. Я не разговаривала с отцом больше года. Роден был единственным, что держало нашу семью вместе — «держало» здесь не совсем точное слово, — и как только его не стало, я не хотела иметь ничего общего со своими родителями. Когда Роден умер, я думаю, мой отец увидел в этом выход. Он бросил меня, когда я нуждалась в нем, и моя мать последовала его примеру.

Так почему же спустя столько времени отец решил позвонить мне?

Вопреки здравому смыслу и учащенному пульсу я отвечаю, но ничего не говорю.

— Почему тебя сфотографировали с Хейзом Холлингсом?

Даже не поздоровался. Ему было все равно, как я себя чувствую, с тех пор как он оставил меня собирать осколки себя, которые Роден разбил своей смертью. Внутри меня была ноющая, пустая дыра, которая росла с каждым днем, а отсутствие отца только увеличило ее. С тех пор как в моей жизни появился Хейз, у меня все было в порядке с психикой. Но этот случайный телефонный звонок перечеркнул недели прогресса, отбросив меня на три шага назад.

Гнев пронзает меня, как раскат грома, поглощая мое тело в адском пламени. Я вытираю непролитые слезы с глаз.

— Зачем ты мне звонишь?

Голос отца превращается в шипение, и я практически чувствую, как он брызжет на меня слюной через.

— Это правда? Слухи правдивы? Ты с ним встречаешься?

Почему его это волнует? Раньше его это никогда не волновало. На самом деле, его перестало это волновать в тот день, когда Роден умер.

— Почему это имеет значение? — Я рычу.

— Тебе нужно перестать с ним встречаться.

— О, как смело. Как ты можешь думать, что имеешь право выдвигать подобные требования?

Я сжимаю руки в кулаки, и когда впиваюсь ногтями в ладонь, тепло