Источниковедение - Коллектив авторов

В частности, источниковедческая концепция предоставляет возможности конструирования социокультурного пространства в ходе пространственного поворота и в рамках новой локальной истории – предметного поля, актуализация которого маркирует переход от глобализации XX в. к процессам глокализации начала XXI в.

Но на рубеже XX–XXI вв. начинает осознаваться и более общая проблема – проблема поиска новых оснований научности в связи с кризисом нововременной дисциплинарности научного знания.

Исторический источник в качестве интегрирующего начала социального и гуманитарного знания был заявлен в работах О. М. Медушевской еще в 1990‑х годах[217]. В начале 2000‑х годов О. М. Медушевская, как уже отмечалось, пришла к понятию «эмпирическая реальность исторического мира»[218]. О. М. Медушевская утверждает:

Главное отличительное свойство человеческого мышления – способность целенаправленно создавать продукт в виде материального образа и осуществлять опосредованный информационный обмен с себе подобными, что и создает возможность взгляда со стороны и, следовательно, создания собственной истории. Назвать рукотворную реальность человеческой или назвать ее исторической в категориях данного подхода синонимично[219].

Здесь важно заметить, что внимание к вещественным источникам вынуждает историков искать (учитывая специфику вещей[220]) приемлемый интерпретационный инструментарий в первую очередь в естественно-научной сфере знания[221]. Однако, как признают исследователи, работающие в проблемном поле новой материальной культуры, нельзя забывать об уже испытанном антропологическом подходе, который, по их мнению, вполне приемлем для изучения мира человеческих вещей.

Отметим, что базовые принципы этого подхода вполне когерентны основаниям источниковедческой концепции исторического познания.

Таким образом, в этой новой познавательной ситуации понятие «эмпирическая реальность исторического мира» дает эмпирическую базу для строго научно верифицируемого исторического знания. К тому же, будучи, по сути, онтологическим понятием, оно создает основу для полидисциплинарных подходов в многоаспектном изучении человека и общества в их исторической и коэкзистенциальной составляющих.

Раздел второй

Источниковедение как метод исторического познания

Часть I

Корпус источников российской истории

Глава 1

Источники российской истории XI–XVII веков

1.1. Летописание

Летописи по праву считаются одним из важнейших источников изучения Древней Руси. Известно более 200 их списков, значительная часть которых опубликована в «Полном собрании русских летописей».

Каждый летописный список имеет условное название: по переписчику текста (Лаврентьевский список), по месту находки (Кенигсбергский, Ипатьевский и другие списки), по месту хранения (Академический, Синодальный, Археографический и другие списки) или по прежнему владельцу (списки Радзивиловский, Оболенского, Хрущевский и др.). Иногда летописи называются по имени их заказчика, составителя, редактора или переписчика (Лаврентьевский список, Никоновская летопись). Наименования по летописному центру обычно даются целым редакциям, в которые объединяются ряд списков (Новгородская летопись, Московский свод 1486 г.). Чтобы различать летописи, носящие одно и то же название, к ним добавлялись условные номера (Псковские I, II и III летописи, Новгородские I, II, III, IV и V летописи), которые не связаны с последовательностью их создания. Некоторые списки могут иметь несколько названий: Радзивиловский список (Радзивиловская летопись) может также называться Кенигсбергским; Устюжская летопись часто упоминается как Архангелогородский летописец. Неизданные списки летописей принято называть по архивохранилищу, в котором они находятся, и шифру, под которым они там числятся. Предпринимавшиеся в середине 30‑х годов XX в. попытки ввести единые правила наименования летописных списков и редакций вели лишь к большей путанице, серьезно затрудняли понимание ссылки на конкретную летопись и усложняли ее поиск, в связи с чем эта идея не была воплощена в жизнь.

1.1.1. Летописи как исторический источник и методы их изучения

Определение летописания как особого вида исторических источников вызывает серьезные трудности. Прежде всего это связано со сложным составом летописей. Будучи сводами предшествующих текстов, они могут включать ежегодные хроникальные записи, документы (международные договоры, частные и публичные акты), самостоятельные литературные произведения (повести, слова, агиографические материалы, сказания) или их фрагменты, записи фольклорного материала. В то же время каждый летописный свод принято рассматривать как цельное произведение, имеющее свой замысел, структуру, идейную направленность.

Дополнительные сложности вносит обыденное употребление слов «летопись» и «летописание». В Древней Руси под летописанием понимали повествования, расположенные в хронологическом порядке, но не обязательно точно датированные. В современных исследованиях так иногда называют местную летописную традицию (галицко-волынское летописание, летописание Москвы, летопись Твери, новгородская летопись, ростовская летопись и т. п.).

В широком смысле слова летописями называют исторические сочинения, изложение в которых ведется строго по годам и сопровождается хронографическими (годовыми), часто календарными, а иногда и хронометрическими (часовыми) датами. По видовым признакам они близки западноевропейским анналам (от лат. annales libri – «годовые сводки») и хроникам (от греч. chronikos – «относящийся ко времени»). В узком смысле летописями принято называть реально дошедшие до нас летописные тексты, сохранившиеся в одном или нескольких сходных между собой списках. Иногда небольшие по объему летописи – чаще всего сугубо местные или хронологически ограниченные – называют летописцами (Рогожский летописец, «Летописец начала царства» и т. п.). Впрочем, их могут называть и летописями. В источниковедческих исследованиях под летописью (Лаврентьевская летопись, Ипатьевская летопись) обычно подразумевается комплекс списков, объединяемых в одну редакцию и имеющих общий исходный текст.

Летописание велось на Руси с XI в. по XVII в. Поздние русские летописи (XVI–XVII вв.) существенно отличаются от летописей предшествующих веков. В это время летописание как особый жанр исторического повествования угасает. Ему на смену приходят иные виды исторических источников: хронографы (точнее, гранографы), синопсис и т. п. При этом летописи все больше приобретают хронографические черты: повествование ведется по «граням» – периодам правления царей и великих князей. Поздние хронографы могут включать в свой состав летописные материалы.

Еще в XIX в. было установлено, что почти все летописи представляют собой своды и своды сводов предшествующих летописных текстов. В современной специальной литературе под сводом понимают реконструкцию текста, легшего в основу всех летописных списков данной редакции. Такой гипотетический исходный текст называют протографом (от греч. protos – «первый» и grapho – «пишу»). Иногда в основе текста списка летописи лежат несколько протографов. В таком случае принято говорить не о редакции свода, а о редакции летописи (редакции редакции).

Реконструкции текстов сводов – задача сложная и трудоемкая. К ним прибегают, чтобы прояснить состав и содержание текста гипотетического свода. Такие реконструкции имеют преимущественно иллюстративное значение. Реконструкции протографов допустимы, как правило, на заключительной стадии источниковедческого исследования, поскольку позволяют конкретнее представить результаты работы над текстами летописных списков. Однако их не принято использовать в качестве исходного материала. Своеобразным исключением выступает научная реконструкция М. Д. Приселковым Троицкой летописи, список которой погиб во время московского пожара 1812 г. Благодаря этой реконструкции Троицкий список был вновь введен в научный оборот.

В источниковедческой практике пользуются в основном реально дошедшими текстами списков летописей. В случае необходимости указываются разночтения, встречающиеся в иных списках летописи этой редакции.

При работе с летописными материалами следует помнить о неточности и условности научной терминологии. Поэтому необходимо различать, когда речь идет о летописи как условной редакции, а когда – о конкретном списке, не путать реконструкции летописных протографов с дошедшими до нас текстами списков и т. д.

Одно из самых сложных в летописеведении – понятие авторства. Практически каждая из известных летописей – результат работы нескольких поколений летописцев. Уже поэтому само представление об авторе (или составителе, или редакторе) летописного текста оказывается в значительной степени условным. Каждый из них, прежде чем приступить к описанию событий и процессов, очевидцем или современником которых он был, переписывал один или несколько предшествующих летописных сводов, бывших в его распоряжении. Когда же летописец подходил к созданию оригинального, авторского текста о современных ему событиях, участником или очевидцем которых он был либо о которых узнавал от свидетелей, он руководствовался высшим для христианского сознания историческим опытом, пытаясь различить в происходящем отображение Священной истории – вневременной и постоянно заново переживаемой в реальных событиях настоящего. Отсюда следовал и способ описания – через прямое или опосредованное цитирование сакральных текстов. Тексты источников, на которые опирался летописец, служили для него и его современников семантическим фондом, из которого выбирались готовые клише для описания и оценки происходящего.