В дебрях Южной Африки - Майн Рид

Впрочем, проснувшись раз среди ночи, он и в самом деле услышал хохот гиен, но, зная, что теперь бильтонг висит высоко, и полагая, что в лагере гиены никому не могут нанести вред, он не придал этому значения и спокойно опять заснул под их шумный концерт.

Вскоре, однако, его разбудил резкий, отчаянный писк — как будто предсмертный — какого-то животного, потом снова послышался писк, вдруг оборвавшийся, и показалось — оборвался он потому, что того, кто его издавал, удушили. В этих писках ван Блоом, да и другие, которые теперь тоже проснулись, узнали блеяние ориби, слышанное ими несколько раз в течение дня. «Гиены раздирают ориби!» — подумалось каждому. Но они не успели высказать это вслух, как новый, совсем иной крик достиг их ушей и заставил всех вскочить так быстро, как если бы под фургоном разорвалась бомба. Кричал Ян, и крик его прозвучал в той же стороне, откуда донесся писк задушенного ориби. «Боже! Что это значит?» Сперва их слуха достиг внезапный крик ребенка… потом послышалась глухая возня, словно была драка, и опять раздался громкий крик Яна, призывавшего на помощь; но голос мальчика теперь прерывался, и, казалось, зов доносился каждый раз все с большего расстояния.

Кто-то уволакивает ребенка!

Догадка возникла у ван Блоома, у Ганса, у Гендрика — у всех одновременно. Она их наполнила ужасом, но спросонок никто сразу не сообразил, что нужно делать.

Однако крики Яна быстро привели их в себя; и первое, что каждому пришло на ум, это кинуться в ту сторону, откуда доносился зов. Нащупать в темноте ружье означало бы потерю времени, и все трое выскочили из фургона безоружными. Тотти была уже на ногах и без умолку говорила, но о том, что произошло, она знала ровно столько, сколько и они. Расспрашивать ее не стоило. Издалека доносился голос Черныша. Бушмен не то громко причмокивал, не то изображал собачий лай; и тут они увидели пылающий факел, который уносила во мрак чья-то рука — несомненно, рука их верного Черныша.

Ван Блоом с сыновьями кинулись за путеводным огнем и бежали так быстро, как только могли. Вопли бушмена доносились до них непрестанно, но, к их безмерному ужасу, вперемежку с визгом маленького Яна. Конечно, никто не мог уяснить себе, чем все это вызвано. Они только спешили как могли, подгоняемые самыми страшными опасениями.

Когда их отделяло от огня шагов пятьдесят, они увидали, что факел вдруг опустился и опять поднялся, и снова опустился быстрыми, резкими взмахами. Голос Черныша затявкал и защелкал громче, чем до сих пор, — казалось, бушмен кого-то сечет и отчитывает. Но голос Яна смолк — неужели мальчика больше нет в живых? При этой страшной мысли они кинулись бежать быстрей.

Когда они добежали до места, глазам их представилась странная картина. Ян лежал на земле совсем рядом, меж корней какого-то куста, за ветви которого он крепко ухватился ручонками. Вокруг левого его запястья был укреплен красный ремень или постромок, протянутый сквозь кусты на несколько футов вперед, а к другому концу постромка был крепко привязан детеныш ориби, мертвый и весь изувеченный. Над ним стоял Черныш с горящим деревцем в руке, ярче разгоревшимся оттого, что бушмен только что отхлестал им по спине жадную гиену. Самой гиены не было видно. Она давно улизнула, но никому и в голову не пришло погнаться за нею, так как все были слишком озабочены состоянием Яна.

Не упуская ни минуты, ребенка подняли, поставили на ноги. Отец и братья беспокойно оглядели его всего, ища глазами рану; и, когда они убедились, что, кроме царапин от шипов и глубокого следа от затянутого на руке ремня, на его маленьком тельце нет никаких повреждений, крик радости вырвался у них. Мальчуган уже пришел в себя и уверял их всех, что ничуть не поранился. Слава Богу, Ян цел и невредим!

На долю малыша выпало теперь разъяснить, как произошла эта загадочная история. Он лежал вместе со всеми в фургоне, но они-то спали, а он нет. Он не мог уснуть ни на минуту, потому что думал о своем ориби, которого из-за тесноты не взяли на ночь в фургон, а привязали снаружи, к колесу. Яну взбрело на ум еще разок взглянуть на него перед сном. И вот, не сказав никому ни слова, он выполз из-под парусинового навеса и спустился к антилопе. Он ее тихонько отвязал, подвел к костру и сел у огня, любуясь своей живой игрушкой. Наглядевшись на нее вдосталь, Ян подумал, что и Черныш, конечно, тоже будет рад полюбоваться ею, и без долгих церемоний растолкал спавшего слугу. Тому отнюдь не понравилось, что его будят среди ночи ради удовольствия взглянуть на зверька: бушмен за свою жизнь съел не одну сотню ориби и других антилоп. Но Ян и Черныш были истинными друзьями, и бушмен не рассердился. Он сделал вид, что разделяет чувства своего маленького хозяина, и они довольно долго сидели вдвоем и разговаривали об ориби.

Наконец Черныш посоветовал мальчику идти все-таки спать. Ян согласился, но с условием, что Черныш позволит ему переночевать рядом с ним у костра. Он принесет свое одеяло из фургона и ничуть не потревожит Черныша, не попросит даже уделить ему часть овчинного каросса. Черныш стал было возражать, но Ян заявил, что в фургоне он замерз и отчасти из-за этого спустился к костру. Заявление это было со стороны малыша довольно прозрачной уловкой. Но Черныш не умел ему ни в чем отказывать и дал наконец согласие. Ничего худого не произойдет, подумал он, — небо ясное, дождя не будет.

Итак, Ян повернул обратно, бесшумно залез в фургон, вытащил оттуда свое одеяло и приволок его к огню. Потом завернулся в него и лег бок о бок с Чернышем, а маленького ориби поставил неподалеку с таким расчетом, чтобы видеть его и лежа. На всякий случай, чтобы зверек не убежал, он повязал ему вокруг шеи крепкий ремень, а другой конец ремня туго намотал себе на запястье. Несколько минут мальчик лежал и глядел на своего красавчика. Но сон в конце концов стал его одолевать, и фигурка ориби расплылась перед его глазами. О том, что произошло дальше, Ян и сам лишь немногое мог рассказать. Проснулся он от писка ориби и оттого, что его что-то дернуло за руку. Но не успел он хорошенько раскрыть глаза, как почувствовал, что его быстро волокут по земле.

Сперва он подумал, что это Черныш выкинул над ним такую шутку, но, когда его проволокли мимо костра, мальчик увидел при свете пламени, что его маленькую антилопу схватил какой-то большой черный зверь и теперь уволакивает их обоих — ориби и его самого. Тут он, конечно, стал звать на помощь и цепляться за все, что только попадалось, чтоб зверь не утащил его. Но ему не удавалось крепко за что-нибудь ухватиться, пока он не очутился в густом кустарнике. Тут он уцепился за ветку и держался изо всех своих силенок. Он не мог долго сопротивляться сильной гиене, но в эту минуту подоспел Черныш с факелом, осыпал похитительницу ударами и, отбив у нее добычу, прогнал прочь.