Дом - Матс Страндберг

class="p1">В отличие от меня?

Юэль копается в памяти. Лена Нурдин говорила о школе в Иттербю. Старшие классы… Юэль решает рискнуть, предположив, что как раз там они учились вместе. – Извините, – говорит он. – Я ведь нечасто появлялся в школе…

Лена Нурдин говорила о муже, так что она, вероятно, замужем.

– И тогда у вас ведь была другая фамилия?

– Да. Юнссон. Лена Юнссон.

Женщина произносит свое имя как обвинение. Но теперь Юэль хотя бы знает, кто она. Лена Юнссон.

Они вместе учились в средних и старших классах. Королева-подросток – она носила по-сельски романтичные платья, а под ними белую футболку – так гордилась своими «правильными чертами» лица и без конца болтала о менеджере по поиску моделей, который нашел ее на улице в Гётеборге. Обожала Кевина Костнера в «Танцующем с волками». Девчонки из ее компании всегда перемещались по школьным коридорам стайкой или сидели около класса и читали вслух модные журналы, причмокивая жвачкой и сравнивая «джинсовые задницы» друг друга. Он и Нина столько раз передразнивали их в этой самой комнате.

– Мне жаль, – говорит Юэль. – Я мало что помню о том времени.

– Да, конечно.

Лена холодно смотрит на него, и теперь Юэлю кажется невероятным, что он сразу ее не узнал.

Нина

Со вчерашней ночи кашель Анны усилился, но у нее хотя бы нет температуры.

– Как думаете, сможете сейчас заснуть? – спрашивает Нина.

Анна снова кашляет. Едва заметно кивает.

– Я ведь никогда не болею, – говорит она. – Должно быть, я замерзла на прогулке. В Париже было так ветрено.

– Пожалуй, так. Вот увидите, завтра снова пойдете на прогулку и будете бодрее некуда.

– Бог не выдаст, свинья не съест, – говорит Анна.

– Точно.

Нина накрывает старушку пледом поверх одеяла. Тянется к лампе у кровати, чтобы выключить ее.

– Нет, не надо, – просит Анна. – Он не подходит близко, когда светло.

Рука Нины повисает в воздухе.

– Кто? – спрашивает она.

– Новое привидение. Он пытается нас напугать.

Нина смотрит на морщинистое лицо на подушке. Анна почти всегда веселая. Но теперь по ее щеке течет слеза.

– Анна? Что с вами? Хотите поговорить об этом?

Анна осматривает комнату. Мотает головой:

– Не говорите никому, что я плачу.

– Обещаю.

– Такие женщины никому не нравятся, понимаете ли…

Нина озабоченно смотрит на Анну:

– Вы не расскажете, что произошло?

– Мне нельзя. Тогда он разозлится. Вы бы видели, как он разозлился в Париже, когда она писала то письмо. – Ладно, – соглашается Нина. – В таком случае оставим лампу.

– Тогда он, наверное, не решится прийти за мной, – шепчет Анна и закрывает глаза.

– А если решится, нажмите на кнопку тревоги, и я сразу же приду. Вы помните, что эта кнопка у вас на шее?

Анна похлопывает по кнопке, лежащей у нее на груди.

– Вот и хорошо, – говорит Нина. – Спокойной ночи, Анна.

В ответ она слышит оглушительный храп.

Нина выходит в коридор отделения Г. Вокруг тихо и спокойно. Когда она пришла на работу, Моника уже спала. Они не разговаривали с раннего утра.

Настоящее мучение…

Кукушонок…

Нина смотрит на дверь в квартиру Г6. Все еще нет таблички с именем. В отчете Сукди она прочитала о том, как Моника пыталась съесть бумагу.

Ей становится хуже. Ее слова – всего лишь часть болезни.

Нина подпрыгивает, когда слышит, как что-то разбивается в другом конце коридора. Раздаются шаги – кто-то ходит босиком.

Звуки доносятся из комнаты отдыха.

Нина бежит туда. У окна она видит Монику, окруженную слабым кислотно-желтым светом фонарей за парковкой «Сосен». Стекло в одной из дверок шкафа разбито. Бессмертники изорваны на куски и разбросаны по полу.

Как она сюда попала?

Моника оборачивается к Нине. Ее глаза кажутся огромными, и Нина понимает, как сильно старушка похудела всего за несколько дней. Ее рот то открывается, то закрывается.

– Как вы, Моника? – спрашивает Нина, и ее голос звучит увереннее, чем она могла надеяться. – Вам помочь?

Рот по-прежнему то открывается, то закрывается… открывается и закрывается… Челюстные суставы щелкают и хрустят.

– Хотите воды?

Моника мотает головой. Мышцы под кожей на шее напряжены.

– Домой, – говорит она, подходя ближе. – Мне надо домой.

– Сейчас ночь. Пойдемте, я помогу вам лечь в постель.

Худые пальцы Моники хватают Нину за плечи, из ее горла вырывается сдавленный звук.

– Помоги мне, – стонет она. – Помоги… мне… уйти отсюда.

Сухие губы продолжают двигаться, но голос Моники, кажется, сел. Раздается какой-то странный щелчок в глубине глотки.

– Вам трудно дышать? – спрашивает Нина.

– Нет. Мне просто надо уйти отсюда…

У Моники сейчас совершенно незнакомое выражение лица, ничего подобного Нина прежде не видела. Словно под кожей прячется еще одно лицо… Враждебное. Пальцы старухи еще сильнее сжимают плечи Нины.

– Моника, – терпеливо говорит Нина. – Моника, послушайте меня. Я дам вам кое-что, это поможет вам уснуть. Завтра вам станет лучше, обещаю.

Моника прижимается лбом к ее ключице. Тело сотрясается от судорожных всхлипов.

– Помоги мне.

– Я помогу. Пойдемте в вашу комнату и уложим вас, и…

– Ты не понимаешь! – кричит Моника и начинает безудержно плакать.

Нина гладит ее по спине. Чувствует каждое ребро под ночной рубашкой.

– У меня больше нет сил, – шепчет Моника.

Пальцы, впившиеся в руки Нины, кажется, теряют силу. Моника пошатывается, и Нина старается держать ее крепче.

– Все будет хорошо, – успокаивает она старушку.

Нина ведет Монику по коридору. Заводит в квартиру. Поддерживает тело Моники под руки, когда та тяжело садится на кровать. Ночная рубашка насквозь мокрая под мышками.

Монику трясет. Нина помогает ей лечь. Кажется, что Моника вот-вот начнет задыхаться.

Паническая атака. Должно быть, это паническая атака.

– Все образуется. Все будет хорошо, – приговаривает Нина и Монике, и в равной степени самой себе.

Она прикасается к влажному лбу Моники, меряет пульс. Сердце бьется часто, но не настолько, чтобы волноваться. Возможно, это результат панической атаки. Нина приносит оксасканд. Приподнимает голову Моники, чтобы помочь ей проглотить таблетку и запить ее водой из поильника.

Но Моника не хочет.

– Оставь меня, – говорит она и сжимает губы так, что напрягаются челюсти.

– Вам будет легче, если вы примете это лекарство, – объясняет Нина.

Кажется, Моника ее не слышит. Она широко раскрывает глаза, но взгляд обращен внутрь.

Будто она смотрит внутрь…

– Тебя не должно здесь быть, – шипит старуха.

– Моника, – говорит Нина, – посмотрите на меня… Примите лекарство.

Рука Моники в одно мгновение взлетает к лицу. Прежде чем Нина успевает понять, что случилось, на щеке у нее уже полыхают четыре ярко-красные царапины. На коже проступает