Открывая Москву. Прогулки по самым красивым московским зданиям - Александр Анатольевич Васькин

воротишь, решили: что будет, то будет.

И пошли спать. А наутро раздался звонок. Звонил председатель Комитета искусств М. Б. Храпченко. Спрашиваю его не очень бойко:

- Ну как там. Михаил Борисович?

Помолчал. Хмыкнул. Отозвался:

- Как. Вы ходили по острию ножа.

Счастливы были мы с Габо, что стали авторами Государственного Гимна? Очень. Не передать словами как. И сегодня я за себя и за умершего своего друга говорю: “Да, были счастливы”».

Шутовская сценка, разыгранная поэтами государственного гимна, была показана ими в гостиной, располагавшейся за правительственной ложей. Здесь, как правило, устраивались банкеты для Сталина и его спутников, накрывался большой стол. Порою приглашали и наиболее отличившихся артистов, наливая им бокалы коньяка и грузинского вина.

Так случилось 13 апреля 1950 года, когда в Большом театре давали «Хованщину». На спектакль приехало почти все Политбюро, своеобразное заседание, начавшееся в Кремле, продолжилось за столом в гостиной. Вместе со Сталиным приехали Маленков, Хрущев, Берия, Булганин, Микоян, Вышинский. «Будем хорошо вас награждать, - обратился к исполнителям главных ролей вождь, - дирижера Голованова, режиссера Баратова, художника Федоровского, балетмейстера Кореня, хормейстера Шорина. Спасибо вам за “Хованщину”!»

К Николаю Семеновичу Голованову Сталин относился сочувственно, назначив его главным дирижером Большого театра в 1948 году. «А все-таки Голованов - убежденный антисемит!» - высказался он в присутствии профессора Дмитрия Рогаль-Левицкого, приглашенного вождем в свою ложу во время одного из прослушиваний гимна. Профессор слыл отличным оркестрантом и сделал окончательную инструментовку гимна.

А было время, когда о «головановщине» Сталин выражался как о явлении «антисоветского порядка». В письме к В. Н. Билль-Белоцерковскому от 2 февраля 1929 года он писал: «Из этого, конечно, не следует, что сам Голованов не может исправиться, что он не может освободиться от своих ошибок, что его нужно преследовать и травить даже тогда, когда он готов распроститься со своими ошибками, что его надо заставить таким образом уйти за границу».

Голованов работал дирижером в Большом еще с 1915 года, пережил царя, Временное правительство и Ленина, однако начиная со второй половины 1920-х годов стал подвергаться нападкам и травле. Тогда в партийной прессе стало часто употребляться слово «головановщина»: «Нужно открыть окна и двери Большого театра, иначе мы задохнемся в атмосфере головановщины. Театр должен стать нашим, рабочим, не на словах, а на деле. Без нашего контроля над производством не бывать театру советским . Нас упрекают в том, что мы ведем кампанию против одного лица. Но мы знаем, что, если нужно что-нибудь уничтожить, следует бить по самому чувствительному месту. Руби голову, и только тогда отвратительное явление будет сметено с лица земли. Вождем, идейным руководителем интриганства, подхалимства является одно лицо - Голованов», - писала «Комсомольская правда» в июне 1928 года.

В чем же состояло преступление Голованова? Оказывается, он, консерватор и поклонник классики, протаскивал «в советский театр старые, буржуазные нравы и методы работы», не хотел ставить так называемую новую советскую классику. В итоге в 1928 году дирижера выгнали из Большого театра. Дирижер Кирилл Кондрашин отмечал, что Голованова выгнали за антисемитизм и религиозность.

Затем, в 1936 году, его вернули в театр. Потом опять попросили на выход. Третье пришествие состоялось в том самом 1948 году, когда вышло знаменитое постановление о борьбе с формализмом в музыке. И было это назначение в духе времени и очень символичным. За пять лет художественного руководства театром он в качестве дирижера будто по сталинскому заказу поставил такие оперы, как «Борис Годунов», «Садко», «Хованщина». Николай Голованов ненадолго пережил Сталина (он скончался через полгода после вождя, в августе 1953 года).

Свой последний юбилей - 70-летие - Сталин также отметил в Большом театре, что говорит о многом. Тогда он занял место на сцене, в президиуме, рядом с прибывшим в Москву Мао Цзэдуном. Состоялся торжественный концерт с участием лучших артистов, в том числе и Большого театра.

Дмитрий Шепилов, бывший министр иностранных дел, был в тот день в театре: «21 декабря 1949 года. В утренних газетах опубликовано большое письмо Сталину от ЦК партии и Совета Министров. Указом Верховного Совета Сталин награждался Орденом Ленина. По части наград самому себе Сталин всегда был очень строг и сдержан...

Я все еще был безработным и жил в тревожном ожидании. Конечно, никто не подумал пригласить меня на юбилей. Без всякой надежды на успех я в канун высокоторжественного дня позвонил в секретариат Г. Маленкова и, к моему удивлению, получил билет на торжества.

Билет оказался хорошим, во второй ложе бельэтажа, почти у сцены. И вот я в Большом театре. На сцене, среди моря цветов и алых знамен, огромный портрет Сталина. В президиуме - члены Политбюро и лидеры многих компартий. Сталин - в мундире генералиссимуса. Рядом с ним Мао Цзэдун в темно-сером кителе гражданского покроя, таком же, какой обычно носил Сталин...

Когда отзвучали восторженные речи, президиум заседания и весь зал стоя долго рукоплещут Сталину. Все ожидали, что вот сейчас он взойдет на трибуну и произнесет свою, как всегда, ювелирно отделанную речь. Или скажет хотя бы несколько благодарственных фраз. Или простое спасибо за теплоту и сердечность, с которыми обратились к нему все выступавшие гости со всего мира. Но Сталин не идет к трибуне. Глядя безучастным взглядом в зал, он медленно хлопает в ладоши. Овации нарастают. Сталин не меняет ни выражения, ни позы. Зал неистовствует, требуя выступления. Сталин сохраняет свою невозмутимость.

Так проходит три, пять, семь - не знаю сколько минут.

Наконец заседание объявляется закрытым.

Потом еще долгие-долгие месяцы в “Правде” печатались нескончаемые перечни поздравительных телеграмм Сталину в связи с 70-летием».

Последний раз большой друг Большого театра был на его спектакле 27 февраля 1953 года, за несколько дней до смерти. «27 февраля 1953 года в Большом театре шел балет «Лебединое озеро». В восемь часов в своей ложе появился И. В. Сталин. До конца спектакля он был один. Затем попросил директора поблагодарить артистов. После чего уехал на Ближнюю дачу», - утверждал охранник вождя А. Т. Рыбин.

Алексей Рыбин с 1935 года был военным комендантом Большого театра. Его заметки специфичны, переполнены идеологическими штампами, но являются, тем не менее, живым свидетельством очевидца - не зрителя, не певца, а охранника, что тоже интересно: «Меня назначили военным комендантом Большого театра с главной обязанностью - охранять в ложе членов правительства, любивших посещать этот центр отечественной культуры. Здесь мне удалось узнать о решающей роли В. И. Ленина в судьбе всех театров страны, самому видеть, какое влияние оказывал Сталин на развитие искусства, познакомиться