Навеки твоя - Мария Устинова

тебя потерянный вид. Еще обижаешься?

Я покачала головой, боковым зрением уловила движение в глубине темной ванной и повернулась. Это было мое отражение в зеркале. Единственный наряд — черная рубашка Андрея, кричал, что я теперь чужая женщина. И от осознания этого насквозь прожгло страхом. Если Эмиль жив, то правду я узнаю поздно — когда цена за нее уже слишком высока.

— Моя, — Андрей подошел, к себе повернул голову и легко поцеловал в губы. Тепло, сочно. Словно ел меня, пил мой сок, но аккуратно, чтобы не смять, не испортить. — Не отворачивайся.

Это неосознанно получилось — я опустила голову.

— Ну хватит, ласточка… Послушай, — вздохнул он. — Когда я служил, кое-что произошло. Немножко другим вернулся. Я не хотел тебя пугать, но иногда накатывает… и мне нужно побыть одному, перепсиховать, затем я снова нормальный. Запомни, я никогда не причиню тебе вреда.

От нервов Андрей начал разминать правую кисть. Я вскинула глаза: он искренне раскаивался, не понимая, что дело не в его психах… Хотя и в этом тоже.

Андрей меня обманул.

Если я обо всем догадалась, то и он должен был. А он умолчал, что был у жены Ивана, о своих подозрениях. Не хотел видеть, как я плачу по мужу. И не Эмиля хотел найти, а чтобы я успокоилась и приняла все, как есть: смерть мужа, новую жизнь, его ухаживания.

Все происходило у нас на глазах. Все думали, что его старый друг — Александр Бестужев — мертв, а оказалось, скрывался. Андрей мог заподозрить, что Эмилю могла прийти мысль об инсценировке. Он мог бы придать расследованию новую энергию, направление, а вместо этого скомкал и постарался закончить поскорее. И я понимаю почему. Андрею не выгодно, чтобы я искала мужа. Он хотел, чтобы я была с ним. Соблазнил меня.

Это была грустная ложь. Ложь во спасение, не со зла, но… Как это больно.

Андрей положил ладони мне на щеки, прижался лбом ко лбу и вздохнул. Соблазнил, но… ведь и спас тоже? Я решила молчать, пока не прочту отчет и не разделю реальность и свои фантазии.

— Не злись, хорошо? Мне нужно уйти, — он застонал с неудовольствием. — Вечером я заглажу вину. Как насчет романтического ужина? Ты приготовишь?

Я кивнула, и он ушел одеваться в комнату. У меня болело сердце, когда я думала, чем он занимается, когда не со мной. Ничем хорошим. Поцеловав меня на прощание, Андрей ушел. Я услышала, как поворачивается ключ.

Мне он ключи так и не дал — смысл, если жилье приходится менять часто. И выходить, никого не поставив в известность, мне нельзя. Так и раньше было — с тех пор, как у меня появились телохранители. Пока Андрей не устранил моих врагов, взаперти безопаснее. Я еще помню, как летела с крыльца под снайперским огнем. Но… если не только от врагов он меня прячет? Это паранойя — так думать. У меня нет фактов. Но если Эмиль жив, он никогда меня не найдет. Никогда, потому что Андрей как никто умеет прятать и уходить от погони. Никто не узнает, где я, если он этого не захочет.

Я постаралась прогнать эти мысли — слишком они были мрачными, и ушла на кухню. Ужин я приготовить могу. В холодильнике набор из обычного супермаркета, никаких устриц и артишоков, но есть кусок говядины, можно потушить со специями или в вине… Я нашла сотейник и порезала мясо идеальными кубиками. Дурные предчувствия не уходили. На сердце было нехорошо, отвлечься не получалось. Андрей сказал, загладит вину… Наверное, это будет подарок. Я приготовлю ужин, а после он захочет заняться любовью. Все короткое время, что мы вместе, большую его часть мы провели в постели…

На телефон упало сообщение, и я отложила нож.

«Дина Сергеевна, мне удалось получить отчет о вскрытии. Пересылаю вам». Я не успела пикнуть, следом пришло второе — с прикрепленным файлом. Я быстро вымыла руки, открыла файл и уставилась в экран. Под ложечкой сосало, а ноги стали такими слабыми, что я рухнула на стул. Строчки прыгали от волнения, пока я читала заключение.

Глава 23

Читала я сквозь туман в глазах.

Строчка за строчкой, медленно, чтобы не пропустить важного. И сердце в груди прыгало так же, как слова на экране. Стало дурно, голова кружилась. Отчет был подробным. Я узнала описание вещей мужа, в которых он уходил из нашей квартиры на Береговой перед смертью. Читала и каждое слово отзывалось во мне, а когда дошла до описания сердца — вообще перестала дышать. Я надеялась увидеть что-то вроде «без патологий» или диагноз, но вместо этого наткнулась на целый абзац. Размеры… какой, оказывается, небольшой орган даже у крупного мужчины. «Сердце плотно-эластичной консистенции… Полости не расширены». Я ничего не поняла! Испугалась, что не смогу разобраться — слишком много незнакомых слов, но заставила себя вдумчиво дочитать до конца.

В лабораторных исследованиях, которые шли списком, я тоже мало что поняла. Волнуясь, дошла до графы «Диагноз». Причину смерти я знаю: огнестрельное проникающее ранение головы… Меня интересовали «сопутствующие диагнозы». Прочерк.

Он был здоров.

Какое-то время я сидела на стуле, уронив руки. Смотрела на неприготовленный ужин: сверкающий в утреннем свете сотейник, кусочки говядины, оранжевым пятном выделялась порезанная морковь. Все стало ярче, контрастнее, словно я вдохнула чистый кислород.

Затем перечитала снова — просто не поверила. Может быть, я ошибаюсь… и это ничего не значит… Не все ведь болезни можно установить на вскрытии, если специально не искать. Особенно, если болезнь не запущенная, в начальной стадии.

Потому что, если ты жив… то где ты?!

Вопрос прозвучал в душе отчаянным криком. Взгляд вновь и вновь возвращался к строке с прочерком. Только мы двое знали, что он болел. Медицинские выписки Эмиля были в сейфе, поэтому он положил их в пакет с документами. Чтобы больше никто не увидел. А я — чтобы помнила.

Он говорил: «Никому не верь», а я поверила… Антону поверила и зря. Потому что — если жив, все было по-другому.

Я помню, как они уходили. Решительные лица, взгляд Антона — он знал, куда идет и зачем. Его женщину убили, он знал, что с ней сделали перед смертью. Он шел мстить. Иван был с ним вместо Эмиля и, думаю, Антон пропустил его в комнату первым. У него появилось пространство для маневра. Наверное, у Антона было что-то скорострельное. В комнате трое плюс Иван. Андрей говорил, был застрелен из крупнокалиберного. «Винторез»? Антон