Бином Ньютона, или Красные и Белые. Ленинградская сага. - Валерий Белоусов

— Да-с, Саня… И сколько человек было в Вашей партии? — продолжал издеваться над бедолагой Ройзман.

— Тро-о-ое…

— И один из них сразу, верно, побежал доносить в Ге-Пе-У?

— Нет. — Очень мило покраснел фашист Саня. — Побежали сразу двое, на утро после учредительного собрания …[57]

… — Стой, кто идет?! — сурово окликнул меня красноармеец Малахий, нацелив мне в середину груди ствол карабина.

— Свой я, товарищ боец!

— Свой своему поневоле брат… Не спится, поди-тко?

— Да вот, что-то кости ноют … Решил малость пройтись.

— Под погодушку молодушку ломат, без погодушки она здорова не быват… Кости когда ломат, энто к скорому снегу, — авторитетно поглаживая окладистую бороду, пояснил боец.

— А вы-то сами откуда будете? — поинтересовался я.

— Повенец, свету Божьему конец! Онежские мы…

— А сидели… за что? Можно поинтересоваться?

— Да спрос — не беда! За чОртов колхоз, вестимо дело!

— Что, не хотели добром в него вступать?

— Ну-тк, насилу не быЦь милу. Но не за то нас вязали, что туда не вступали, как за то, что из оного мы не выходили!

— Как так?! — не понял я.

— Да вот, жили мы с братовьями на родной Онеге так широко да богато, что аж небо с овчинку казалось! Нужда да стужа, нет того хуже… Из куля да в рогожку переобувались, топором подпоясавшись. И задумали мы в один недобрый час, Цтоб мироеду-кулаку последнее не платить, поставить артельно мельницу! Сказано, так и сделано. У нас-то на всяк хотенье есть своё малое, да уменье… И Цто ты думаш, мельницу-то мы и сладили. СнаЦала, было, так тяжко … Ажно ртом срали. Да ведь это завсегда по первости так. Не то мужику бяда, цто во ржи лебяда! Хуже нет бяды, как ни ржи, не лебяды… Ницто. Полено к полену, вот те и дрова. Обжилися мы, народ к нам со всей волости молоть повез. Мы ведь с крестьянства лишнего не брали, а цто надо, так и отдай. А как колесо-то само завертелось, тут нам и полегЦе стало. Это в гору плачь, а потом уж хоть вскачь. Мы-ста уж и трактор себе завели, вскладчину! Нам Потребсоюз на то ссуду дал, пОмоць, значит…Весной на нем, было, мужикам землицу за долю с урожая пашем, летом товар в район возим…

— Молоко, что ли?

— Зачем молоко? Мы и сепарационный пункт построили, маслице били… Да оказалось, не по Сеньке та шапка, не по Сидору тот кафтан! Расхвастался нищий заплатами! Приехал с района уполномоценный да и баял: ваш де колхоз неправильный! Поцто вы бедноту не принимаете? Мы ему: не можно! сено с огнем в одном стогу не улежится! Откуда те бедняки-то взялись? Земельку-то монастырску мы на всех поровну делили, все на ней работали, да по-разному… Возьмем в наш колхоз тех бедняков, так будет у нас один с сошкой, а семеро с ложкой! А он нам — врете, это у вас выходит кулацкий колхоз! Его распустить надо!

— Ну а вы что?

— Да мы-то думали, что в своем праве! Добро-то наше не крадено, не чужим дядей дадено! Послали его куда подальше… А он-то, уполномоценный не будь дурак, понимал соль в каше! Собрал он комбед, (комитет бедноты. Прим. Переводчика) от которого семь сотен бед, где в страду сон до обеда да умная беседа! И переехала деревня мужика! Постановили наши же соседские нас с братовьями раскулацить да выселить, как ксплутатаров …

Малахий помолчал, болезненно морщась, потом продолжил, глухо:

— Года не прошло, изболела у меня душа. Захотелось хоть одним глазком на хозяйство свое порушено взглянуть! Прибежал, да… Глаза б не смотрели. Колхоз свой основали, верно; и председатель есть, наш же деревенский дурацок Акимка — попрошайка, баянна шайка. Мельницу нашу спьяну спалили, трактор в Онеге утопили…

— Зачем утопили?

— А им лень по весне берегом ехать было! Погнали было через озеро…Вот взял я того оплошного тракториста, который такую весЦь понапрасну загубил, окунул башкой в лагун с помоями, чтоб ён протрезвел, да по сусалам его, по сусалам…Набежали, повязали. Судья на районе мне и говорит: тракцист ты, Малахий…

— Кто-кто?!

— Тракцист! Я так себе понял, из-за трактора мне десять лет дали. Пошто хоть дали-то? Не я же его топил… Да. Рубил я лес, год за годом. Ну, а вот потом приехал на лесосеку большой нацальник, орет: мужики! айда-те на войну? Я и пошел.

— Не страшно?

— Да слепому цто не кинь, ему всё копейка…Ну и помирать всё равно же однова! ХоЦешь, не хоЦешь, а два века не проживешь. А в Красной Армии нам житье цем не баско: сыт, обЫт и нос в табаке!

— Ну, спасибо тебе, боец…

— За Цто же?

— За доверие и правду.

— Да цто же мы, совсем без понятия? Ты командир правильный.

И подумалось мне… Вот, стоит на часах простой русский человек, жизнью суровой понапрасну ломанный… Спокоен и душой тверд. И завтра пойдет в бой, бестрепетно совершая свой ратный труд как тяжелое, кровавое, но необходимое мужицкое дело. А я что дергаюсь? Мне одного бояться сейчас надо: как бы того же Малахия не подвести! Чтобы, если что — так хоть не напрасно …

… Рассказав комбату печальный анекдот про «тракциста», я ввел Вершинина в состояние крайней задумчивости… Подполковник вдруг загрустил, подперев кулаком щеку и неотрывно глядя на дрожащий огонек коптилки.

А политрук Ройзман с досадой произнес:

— Вот Вам типичный пример, усердия не по разуму! У нас такое тоже бывало! Помню, я еще в школе преподавал, как приехали к нам в деревню из гау (область, по вашему!) на грузовике веселые такие парни, в коричневых рубашках. SA которые… Зашли в домик к нашему деревенскому жандарму да и предложили составить ему список тех односельчан, которые в чем-то криминальном замешаны, но по суду не проходят. Либо улик мало, либо взяткой откупились. Тот человек простой, подумал, для статистики нужно! Целый час писал, старался, всех упомянул — от незаконных порубщиков леса до контрабандистов и самогонщиков. А те ребята в это время в пивной сидели, йодли хором распевали, да так лихо! Заслушаешься… А получив список, так же весело, с шутками и прибаутками, по нему прошлись и всех отмеченных там наших односельчан взяли да расстреляли. Бедняга жандарм чуть ума не лишился… Правда, и с преступностью у нас стало потише. Но все равно, людей без суда стрелять, или как этого вашего крестьянина разорять, это дикость. Мой брат, жид который, о таких шибко инициативных личностях говорит: «Это просто шруцим! Они будут у власти во вред людям. Только ненадолго!» Так и получилось. Этих веселых ребят из SA потом самих расстреляли, и что интересно: тоже без всякого суда! Böses kommt geritten, geht aber weg mit Schritten. (Зло приедет верхом, да уйдет пешком. Прим. Переводчика).

— Извините, обер-лейтенант, а почему Вы своего родного брата таким нехорошим словом называете? — чуть понизив стеснительно голос, спросил вдруг комбат.

— Э… это каким же? — не понял Ройзман.

— Н-ну… жидом?

— А что дурного в слове Jude?! — еще больше изумился Ройзман. — В Африке — нигер (Neger), в синагоге — жид (Jude)… По — моему, так.

Придя от филологических изысков политрука в полное изумление, подполковник задумчиво перебирал струны гитары:

Перегорит костер и перетлеет,Земле нужна холодная зола!Уже никто напомнить не посмеетО страшных днях бессмысленного зла…Нет, не мученьями, страданьями и кровьюУтратою горчайшей из утрат:Мы расплатились братскою любовьюС тобой, мой незнакомый «красный» брат!С тобой, мой враг, под кличкою «товарищ»,Встречались мы, наверное, не раз?Меня Господь спасал среди пожарищ,Да и тебя Господь не там ли спас?Обоих нас блюла рука Господня,Когда, почуяв смертную тоску,Я, весь в крови, ронял свои поводья,А ты, в крови, склонялся на луку…Тогда с тобой мы что-то проглядели,Смотри, чтоб нам опять не проглядеть:Не для того ль мы оба уцелели,Чтоб вместе за Отчизну умереть?

— Это Ваши стихи? — тихо спросил я комбата, когда гитарный перезвон, как тихий стон, угас.

— Нет, куда мне: поручика[58] Туроверова… Мы с ним вместе в двадцать восьмом вагоны по ночам в Париже разгружали.

— А почему по ночам? — допытался дотошный политрук.

— А потому, что днем я лично спал, а наш поэт Коля в Сорбонне лекции слушал…Умный парень, не мне чета! Жалко, что пропал куда-то, говорят, чахотка его вроде сгубила.[59] А то, я уверен, был бы сейчас вместе с нами, здесь…

— Что-то мне завтра помирать совсем не хочется! — вдруг со свинцовой тоской выпалил я.

— Да и не надо, дорогой мой! Я Вам разрешаю: живите дальше! — пошутил подполковник. — А ежели серьезно, то помирать совсем не страшно! Вот, я когда на Бепо (Бронепоезд. Прим. Переводчика) «Единая Россия» под Касторной[60] снаряд в левый борт словил… Кстати говоря, дерьмо был тот бронепоезд! Потому, что воры его строили! Так вот, я ни капельки даже испугаться не успел: мгновенный белый высверк, и все дела. Понеслась душа в рай!