Лейтенант милиции Вязов. Книга первая - Сергей Волгин

— По воскресеньям-то надо отдыхать. Или уж так приспичило тебе? Ты бы хоть рассказал отцу, как у тебя дела идут в школе.

— Идут, — едва пошевелил губами Виктор и подумал: «Начинай скорее, нечего тянуть…»

— А ты подробнее расскажи, подробнее. — Терентий Федорович встал и прошелся по комнате. Остановившись затем около стола, он посмотрел на сына сверху. Здоровый стал детина, широк в плечах, волосы отпустил длинные… Определенно о самостоятельной жизни подумывает, хотя молоко еше на губах не обсохло. И девушку, наверное, выбрал. — Что ж молчишь?.- повысил голос Терентий Федорович. — Корова язык отжевала? Один раз в год с отцом откровенно поговорить не можешь?

Виктор нетерпеливо глянул на отца.

— О чем говорить? Спрашивай.

— Какие отметки получаешь?

— Всякие.

— Вон как?! Ловко! Значит, всякие? — криво усмехнулся Терентий Федорович и присел рядом. — Ну, а преобладают какие? Двойки? И ты думаешь далеко укатишься на этих колесах?

— До экзаменов подтянусь, есть еще время, — уныло пообещал Виктор, хорошо зная, что неспособен на это. Отца надо пока успокоить, а там будет видно.

Скрипнула дверь, в комнату заглянула Екатерина Карповна, но, увидев спокойно беседующих мужа и сына, не стала мешать.

Были годы, когда сын начинал отставать в учебе, но если он обещал подтянуться, то слово свое сдерживал, и потому Терентий Федорович не нашел нужным продолжать разговор на эту тему.

— Посмотрим, как ты подтянешься, — сказал он.-‹ Время покажет. А сейчас я хочу спросить тебя о другом: с какими товарищами ты якшаешься? Чему тебя научил Суслик? Отвечай! — Терентий Федорович вскочил.

Виктор покраснел, потом щеки его опять покрылись бледностью.

— Я дружу с Костей Сидоренко… И Суслика немного знаю…

Лучи солнца падали на стол, они жгли руки Виктору. Надо встать, если отец стоит, но тогда не спрячешь глаза и в них предательский страх.

— С Костей или с его братом?! — загремел отец. В гневе он был страшен, мог ударить чем попало, и Виктор сжался, втянул голову в плечи.

— Немного знаю и брата…

— Стоять на стреме — это немного?!

Виктор вздрогнул: «Знает все, знает все, — кружились догадки, — но надо отказываться… Ни в чем не признаваться…»

— У тебя хватило наглости обманывать отца, ты поставил меня в дурацкое положение. С какой целью? Отвечай! — Терентий Федорович стоял, расставив ноги, сжимая кулаки, смотрел в затылок сыну налитыми кровью глазами.

— Я не стоял на стреме! — визгливо выкрикнул Виктор, встал и повернулся к отцу, схватившись за край стола руками.

— Опять наглость, опять обман! Подлец! — Терентий Федорович размахнулся и ударил сына по щеке. Виктор качнулся, но на ногах удержался. Сжал губы. Щека его покраснела.

— Отвечай! — задыхаясь от ярости, прошипел Терентий Федорович.

Виктор молчал. Нет, признаваться нельзя, это значит сесть в тюрьму.

— Засажу в тюрьму подлеца! Собственного сына засажу!..

В комнату вбежала Екатерина Карповна.

— Терентий, ты с ума сошел! — закричала она, встав между отцом и сыном. — Не смей драться, не смей!

— Ты чего еще прибежала? Чертово семя защищать? Я ему голову сломаю! — Но Терентий Федорович был отходчив и уже разжал кулаки.

— Кому это голову сломаешь? Сыну? Бей и меня, — наступала Екатерина Карповна. — Развоевался! Иди в отделение да там воюй!

— Ты еще мне будешь указывать?!

Пока родители переругивались, Виктор выбежал из комнаты. Он шел по улице без определенных намерений: лишь бы куда-нибудь уйти. Щека горела, в голове шумело. Надо было посидеть где-нибудь одному, подумать и что-то решить. Теперь в доме ему покоя не будет. Хоть не приходи.

От мостовой и кирпичных стен несло жаром, и спина у Виктора покрылась испариной. Ему захотелось пить, он пошарил в карманах, но не нашел ни копейки и, вздохнув, побрел дальше. Что же делать? Уйти из дома? Это значит бросить школу. А чем же заниматься? Работать он не может, воровать еще не научился… Порвать дружбу с этим Сусликом? Он мстительный, для него убить человека — пара пустяков.

Виктор свернул в узкий переулок, остановился в тени деревьев. Куда же идти?

— Виктор! — услышал он знакомый голос, вздрогнул и обернулся. К нему шел Костя.

«Вот с кем надо посоветоваться», — подумал Виктор, потер щеку ладонью и пригладил волосы.

— Ты куда идешь? — спросил Костя.

— Никуда, — равнодушно ответил Виктор. — Просто болтаюсь по улице, надоело сидеть дома за уроками.

— И мне тоже, — признался Костя. — Пойдем в парк, посидим в холодке.

— Пойдем, — согласился Виктор.

Они зашли в парк и сели на скамейку близ широкого озера, над которым склонились плакучие ивы.

— Знаешь, я хочу уйти из дома, — вдруг тихо сказал Костя, внимательно рассматривая серый песок под ногами.

Виктор тут только заметил, что у Кости лицо бледное, и весь он какой-то вялый, невеселый.

— Почему?

— Надоело все… — продолжал Костя- Особенно старуха. Одно долбит каждый день: «Раньше-то жить было лучше, мы так не маялись». Или начнет рассказывать про ведьм да оборотней… Колдуньи, по ее, самые интересные люди. А кошки прямо житья не дают, как разорутся — всю душу выворачивают.

— Зря ты расстраиваешься из-за мелочей, пусть себе кошки мяучат и старуха ворчит. Тебе школу надо кончать. Куда пойдешь? Все-таки семья, тебя кормят, одевают…

— Кормят? — Костя взглянул на товарища и опять отвернулся. — Ты не знаешь… Обедать меня никогда не зовут… Как нищий я… В школу часто хожу голодный… Ребята иногда дадут кусочек хлеба, так у меня слезы на глаза наворачиваются…

Да-а… Не замечал прежде Виктор, что Костя бывал голодный, хотя сам нередко давал ему пирожок или бутерброд. «Вот это собачья жизнь! И я, хорош товарищ!» Собственные неприятности отодвинулись в сторону, Виктор с сочувствием смотрел на товарища, на его худую сгорбленную спину и раза два украдкой вздохнул.

— Паразиты они, вот кто! — снова сказал Костя. Он выпрямился, в глазах у него стояли злые слезы. — И меня они держат для того, чтобы перед людьми казаться честными. А сами воры. Слепую окончательно заели, каждый день у нее деньги требуют. Она хотела уйти, так не отпустили. Издеваются над человеком, старуха даже бьет ее.

Виктор внимательно разглядывал ближнее дерево, сучковатое, с перевитым стволом, словно кто-то крутил его и не скрутил до конца. Перед глазами встал разгневанный отец, красное от загара и ярости его лицо.

— Давай вместе убежим, — предложил он.

— А куда? — Костя недоуменно уставился на товарища.

— Хоть к черту на кулички.

— Бежать? Ты не рехнулся? — Костя попытался улыбнуться, но улыбка у него не получилась, и он облизал губы. — Не понимаю. У тебя такой хороший отец, есть мать, а у меня… — Костя снова низко опустил голову.

«Тяжело Косте, никому не доведись такая жизнь», — думал Виктор, но и ему сейчас не сладко.

— Ты, Костя, не знаешь, как мне тоже трудно, — заговорил он. — Понимаешь? Отец узнал, что я дружу с проклятым Сусликом, что ночью стоял на стреме… Сегодня ударил меня… я убежал… Теперь хоть не возвращайся домой…

— Кто же рассказал отцу? — спросил Костя спокойно и серьезно.

— Не знаю.

— Наверное, Михаил Анисимович.

— Может быть. Он всегда суется пе в свое дело.

— Это ты брось! Михаил Анисимович поступил правильно, — резко сказал Костя. — Я ведь тебе тоже говорил… ты не хотел слушать.

Виктор молчал.

— Никуда мы не побежим, — продолжал Костя строго. — Не маленькие. Мы пойдем к Михаилу Анисимовичу и все ему расскажем. Он поможет.

— К Вязову? — почти закричал Виктор.

— К нему.

— Не пойду. — Виктор мотнул головой.

— Нет, пойдешь, если у тебя есть на плечах голова. Я даже собираюсь перейти жить к Михаилу Анисимовичу. Ты не представляешь, какой он хороший человек.

— Все равно не пойду, — категорически заявил Виктор и поднялся. Встал и Костя.

— Ну и дурак! Подумай как следует.

Они шли по парку молча. Трудно сказать, что это было: конец дружбы или ее начало.

Глава 19

В те дни, когда Поклонову удавалось «занять» денег на базаре, он являлся после работы домой возбужденный, приносил детишкам конфет, ласково похлопывал по спине жену, а вечером отправлялся в пивную и сидел там три-четыре часа. Если находились разговорчивые компаньоны, он задерживался до закрытия заведения и шел по улице нетвердой походкой, беспричинно улыбался каждому встречному, словно ему на голову свалилось огромное счастье.

Жажда широкой и беспечной жизни появилась у Поклонова еще в детстве. Отец его с трудом кормил большую семью, он работал инкассатором и изредка рассказывал о том, какие большие деньги приходилось ему переносить за день. Мальчик с жадностью слушал рассказы. В дни получки отец давал детям деньги на мороженое, но Филипп никогда их не тратил сразу, он копил рублевые бумажки, прятал их на чердаке за перекладину, а потом шел на базар, покупал много сладостей и наслаждался своим богатством. В эти дни он испытывал настоящее блаженство. Но так как счастливые дни выпадали редко, а хотелось, чтобы они были почаще, Филипп бросил учебу, не закончив седьмой класс, и пошел работать. За несколько лет он переменил более десятка мест и наконец попал экспедитором на продуктовую базу. Работа экспедитора ему нравилась, кроме заработной платы ему перепадали кое-какие подачки, но вскоре заведующий базой был осужден за злоупотребления, а Поклонов испугался и уволился. Тогда-то он с большим трудом устроился в органы милиции. Первое время он исполнял свои обязанности добросовестно, его повышали в звании, а вместе с этим росла заработная плата. Он женился. Когда же появились дети, у него ничего не оставалось на личные расходы, все деньги стали уходить на семью, и Поклонов очень осторожно начал злоупотреблять служебным положением. Он был трус по натуре, никогда не ввязывался в большие дела и довольствовался мелкими взятками со спекулянтов. Пронырливые люди его быстро раскусили и нередко сами предлагали деньги «взаймы».