Алекс, или Девушки любят негодяев - Марина Крамер

— А кто ты мне, чтобы запретить? Кто? Муж, любовник, отец? Ах, нет?! Тогда не лезь и скажи, чтобы вернули паспорт — иначе я задушу этого твоего охранника и уеду — ты меня знаешь!

Он ее знал, это правда. Если Марго вдруг упиралась по какому-то поводу, то в дело шло все — от угроз до лести, от разумных уговоров до совершенно бессмысленных поступков. Алексу не было жаль Айвана, которого он почти не знал — да и вряд ли Марго решится, — но портить отношения снова не хотелось, потому что ведь все равно влипнет во что-нибудь, и ему же придется ее выручать. Пусть едет, нужно только Джефу позвонить, предупредить, чтобы присмотрел.

* * *

«Дождь скрывает боль»…

Мэри стояла босиком на мокрых плитках открытой террасы, совершенно не замечая, что дождевая вода уже капает с подола ее халата, а волосы превратились в сплошную слипшуюся массу. Она впитывала первый дождь всем телом и чувствовала, как становится легче. «Дождь скрывает боль»… Когда Мэри думала об этом, сердце ее переставало противно и надрывно ныть. Незаживающая рана по имени «Алекс» становилась все меньше. Мэри знала, что этим кончится — она сильная, она сумеет побороть в себе это чувство, сумеет победить себя и не потерять единственную подругу из-за мужчины. Никакие слова Марго не убеждали ее в том, что между ней и Алексом ничего нет и не может быть. Мэри видела подругу насквозь и прекрасно знала — если бы Алекс предложил, Марго не отказалась бы. Но он по какой-то причине не делал больше попыток сблизиться с бывшей женой. Мэри подозревала, что это из-за того ночного случая в Цюрихе, когда Алекс, решив сделать сюрприз, уехал за тюльпанами, а Марго, не найдя его в спальне, вспылила и рванула к любовнику. Утром Алекс сказал ей только одну фразу — «ты сама убила все». Марго поняла — это конец, она постаралась и Мэри убедить в этом, однако та никак не желала верить — видела несчастные глаза подруги.

«Чертов Призрак — ну, сколько еще ты будешь нас преследовать? — думала Мэри, наслаждаясь холодным дождем и сладковатым запахом свежести. — Хотя… я несправедлива. Ты столько раз вытаскивал нас обеих из разных неприятностей… Я и жива-то благодаря тебе — так что, возможно, напрасно обвиняю сейчас. Сама виновата — ведь для тебя вполне очевидна моя любовь, а я… Прости — ну, не могу, не могу! Я не вынесу несчастных глаз Марго…»

— Маша, где ты? — громкий голос мужа заставил Мэри поежиться и моментально ощутить и влагу халата, и ледяной уже пол террасы под ногами. А ведь секунду назад все было так хорошо…

— Я здесь, — стараясь придать голосу спокойный тон и хотя бы подобие приветливости, откликнулась она.

Штора на двери отодвинулась, и на террасе возник Костя в халате:

— Ты сошла с ума! Дождь, а ты босиком! — Он подхватил ее на руки и унес в комнату, уложил в постель, стянув мокрый халат, и укутал одеялом. — Ты заболеешь, Маша, разве можно? Накануне поездки! О чем ты думаешь?

Зацокав по привычке языком, Костя отправился в полуподвальную кухню варить глинтвейн. Такая заботливость раздражала — Мэри во всем чувствовала фальшь, и никакие старания Кости убедить ее в обратном не действовали. Она знала — нужно суметь убежать, нужно спасаться. Костя, как истинно восточный человек, ни за что не оставит неотомщенной гибель брата, хоть и не уверен на все сто, что жена причастна. Да и книга… Наверное, она поступила опрометчиво, ослепнув в своем желании отомстить за гибель человека, которого видела два раза, не отдавая себе отчета в том, что можно писать, а что нет. Но в тот момент, когда Костя поднял пистолет и хладнокровно выстрелил в безоружного Германа на ее глазах, Мэри утратила способность соображать здраво. В сущности, она винила себя за многие смерти, за гибель людей от рук ее сумасшедшего садиста-мужа, а потому книга оказалась тем единственным, что она могла сделать. Ей, правда, иногда приходила мысль убить Костю, но всякий раз Мэри останавливалась, понимая — нет, не сможет. Это только в боевиках все запросто — пиф-паф, гора трупов, герой отряхнул невидимую пылинку с рукава и пошел дальше, а в жизни… Нет, чтобы убить, нужно обладать «психотипом убийцы». Как Алекс…

Ее мысли скользнули на накатанную тропинку. Алекс. Опасность, исходившая от этого человека, одновременно пугала и притягивала — хотелось узнать, какой он, если подкараулить без вечной брони из иронии и жестокости. Мэри казалось, что только в музыке Алекс становился тем, кем был на самом деле, только музыка делала его настоящим. В такие моменты она боялась даже дышать, чтобы не разрушить удивительного слияния жестокого человека и классической мелодии, которая словно подсвечивала его изнутри, заставляя уходить в тень наносное, оставляя душу обнаженной.

Такой Алекс, открывшийся ей случайно, увлекал куда больше привычного. С ним она могла бы быть вместе, в этом Мэри почти не сомневалась. Но, к сожалению, музыка обрывалась, и возвращался прежний Алекс — холодный, расчетливый, жестокий и властный. Такого Мэри не хотела.

Приготовленный мужем глинтвейн не принес ни облегчения, ни даже ощущения тепла изнутри. Хотелось отвернуться к стене и уснуть — а нужно было, сцепив зубы, выслушивать Костины планы на отдых, которым, Мэри это четко знала, сбыться не суждено.

* * *

Алекс едва не проспал тот момент, когда нужно выйти из отеля и сесть в машину, чтобы на перекрестке поймать «Мерседес» Кавалерьянца и «проводить» до офиса. Наскоро приняв душ и даже не успев выпить кофе, он вылетел из номера и побежал по лестнице вниз, направляясь в сторону парковки автомобилей.

К его удивлению, машина Кости на перекрестке ему не попалась, хотя, если судить по часам, Алекс не опоздал. «Странно. Что это с нашим красавцем, уж не прихворнул ли?». Подумав пару секунд, Алекс решительно развернул машину по направлению к дому Кости. Он въехал на узкую улицу именно в тот момент, когда из распахнутых ворот показался черный «Мерседес» с двумя пассажирами на заднем сиденье. Следом — еще один, в котором сидели еще трое.

— Куда это мы направились? — пробормотал Алекс, прижимаясь к обочине и резко наклоняясь вниз, будто уронил что-то. — Посмотрим…

Отстав на приличное расстояние, он проводил машины до железнодорожного вокзала, припарковался в другом углу и аккуратно проследовал за Костей. В его «свите» разглядел женщину в узких джинсах, короткой кожанке и небрежно повязанном вокруг головы шарфе. Она шла рядом с Кавалерьянцем, тот по-хозяйски держал ее за руку.

— Понятно. Двойник наш… — Алекс чуть скривился при слове «наш», но потом решил не заострять свое внимание на мелочах. — Куда же мы едем все-таки?

Он постарался приблизиться к охране на максимально возможное расстояние, чтобы слышать хотя бы обрывки разговоров. И четко различил слово «Цюрих», произнесенное самим Костей.

«О-па… В Швейцарию наладился, значит. Это мне на руку».

Алекс рванул к кассе за билетом до Барселоны и успел вовремя — как раз в тот момент, когда он направился к своему вагону, Костя со спутницей тоже поднимались на подножку. Женщина вдруг сняла черные очки и повернулась к охране, что-то говоря. Алекс взглянул на нее и обомлел — Мэри. Но он тут же отогнал от себя эту мысль — Мэри мертва, а эту девицу он уже видел однажды и тоже сперва принял за Мэри. Нет, это не она.

* * *

До самого Цюриха Алекс старался не терять из виду Костю и его спутницу. В самолете они оказались в одном салоне, однако Алекс попросил стюардессу посадить его на последний ряд. Пассажиров в бизнес-классе оказалось изрядно, все места были заняты, и Алекс облегченно выдохнул — можно не волноваться ни о чем, расслабиться и чуть-чуть подремать.

В Цюрихе Костю встречали — машина с логотипом крупного отеля. Он помог женщине сесть назад, сам забрался на переднее сиденье, и они отбыли. Во всяком случае, теперь Алекс твердо знал, где искать «клиента». Разумеется, убрать его здесь, в Швейцарии, пока Кавалерьянц без охраны, проще простого и, более того, предпочтительно. Алекс уже склонялся к тому, что сделает это на днях — потому что уже нет сил мучить себя. Сделать — и забыть, уехать к Марго-младшей, гулять с ней в парке, кормить уток, вечерами сидеть вдвоем за роялем — словом, просто пожить в мире и покое с той единственной женщиной, которая любит его просто за то, что он есть. С дочерью.

* * *

Мэри дрожала, как в ознобе. Еще на вокзале в Бильбао она почувствовала на себе пристальный взгляд, повернулась пару раз. В какой-то момент ей показалось, что она увидела ЕГО. Алекса. «Нет, не может быть, — отмела она эту мысль. — Что ему делать здесь? Я просто настолько хочу его увидеть, что он мерещится мне в каждом встречном. Или это он мне так мозги промыл?»

Но потом, в аэропорту Барселоны, Мэри опять почувствовала взгляд, и это ощущение не отпускало до того момента, как они поднялись на борт самолета и заняли свои места.