Призрак Белой страны - Александр Владимиров

— Господин Горчаков?

— Он самый. С кем имею честь?

— Мы из службы безопасности, — они протянули удостоверения, от волнения Александр не разобрал их фамилии и имена.

— Слушаю?

— Вы занимаетесь расследованием убийства Зинаиды Петровны Федоровской?

— Да. От своей редакции.

— Есть что-то сообщить нам?

Волнение Горчакова сменилось яростью. С какой стати он должен делиться информацией? Сотрудники службы безопасности поняли его без слов:

— Ваш долг, как гражданина, рассказать нам все, — сказал мужчина.

— Прежде всего, мой долг перед газетой, читателями и городом.

— То есть вы не хотите с нами беседовать?

Карлики в новом обличье пытаются диктовать ему условия игры. Он не собирается быть их марионеткой. Даже Корхов предлагал ему дружбу. А эти… только увидели человека и уже распоряжаются его судьбой, отдают приказы.

— Если в чем-то виноват, предъявите официальное обвинение, а нет, то…

— Вы что-то узнали? — мужчина первым пошел на попятную, стал учтивым и галантным.

— Общие моменты, о которых вы наверняка сами слышали.

— Расскажите, пожалуйста.

— Федоровская слыла человеком замкнутым, любила деньги. Либера я видел один раз, и то — мельком. (Упреждаю ваш следующий вопрос). А Дрекслер заходил в нашу газету, предлагал сотрудничество с изданиями Рейха. Вчера вечером я встретил его еще раз в гостинце «Белогорье». Имел мимолетный разговор. Обо всем напишу в статье, послезавтра уже сможете прочитать.

Женщина по-прежнему не проронила ни слова, зато мужчина протянул ему какую-то бумажку с номером телефона:

— В случае чего позвоните.

Сотрудники службы безопасности быстро расплатились по счету и покинули кабачок. Горчаков вновь оставался в раздумье и некоторой растерянности:

«Зачем они приходили и заводили разговор, от которого пользы никакой? Показать, что я „под колпаком“?»

…Валентина стояла в очереди к умывальнику. Женщина перед ней слишком долго прихорашивалась. Уже хотелось резко спросить:

— Сударыня, вы здесь не одна.

В зеркале промелькнуло лицо незнакомки, Валентина подумала: «До чего похожа на мою мать!»

Женщина обернулась, и… комок застрял в горле… Вылитая мама!

И тут Валентина услышала:

— Не возвращайся в Москву, дочка.

Репринцева отступила, задохнулась от волнения. Ей это почудилось или?.. Женщина озабоченно спросила:

— Вам плохо?

«Господи, что у меня за фантазии? Совсем незнакомая женщина!»

— Нет, нет, все в порядке.

Незнакомка ушла, а в голове Валентины еще некоторое время звучало: «Не возвращайся в Москву, дочка». Потом она сказала себе: «Наваждение!» и постаралась поскорее забыть о нем.

Тем не менее, к своему другу она вернулась настолько поглощенная в себя, что не заметила его испорченного настроения. И только потом, во время обеда, рассеянно ковыряя вилкой в тарелке, подняла на Александра глаза и увидела его напряженное лицо.

— Что-то случилось?

— Случилось!

И он пересказал ей свою встречу с сотрудниками службы безопасности. Валентина слушала и удивлялась:

— Ты вот так запросто их отшил?

— Чего с ними церемониться? Только дай слабину и на шею сядут.

«У нас с НКВД в подобном тоне не поговоришь!»

— Наверняка хотели показать, что отныне они контролируют ситуацию в городе, — продолжал Горчаков. — Хорошо ли, плохо, но я работал: повстречался с массой людей, без конца анализировал ситуацию, даже в переделку попал. А теперь выложи им все, чтобы сняли пенку!

— И что нам делать?

Валентина и сама не заметила, как прозвучало слово «нам», а Горчаков воспринял это как само собой разумеющееся. Они уже не отделяли себя друг от друга. Пока, правда, только в расследовании…

— Продолжим то, что задумали. Кстати, чтобы не терять время, можем разделиться. Ты отправишься к своим коммунистам, а я еще раз наведаюсь в театр. Хочу переговорить со Степановым. Конечно, если Никита Никодимович опять не исчезнет.

На том и порешили. Выйдя из кабачка, Александр показал на бьющий напротив большой фонтан:

— Через полтора часа встречаемся здесь.

— А вдруг кто-то не успеет?

— Ждем до упора.

— Ужасно неудобно, — вздохнула Валентина. — Хочу написать рассказ о будущем, где у каждого человека при себе телефон. И с ним можно связаться в любую минуту и в любом месте.

— Моя шефиня тоже мечтает написать фантастический роман. И она, и ты — большие фантазерки. У каждого при себе телефон для постоянной связи! Ну и придумала… Да, не исключена слежка. Если прилипнут люди из службы безопасности, отделайся от них, но аккуратно. Главное, не бойся.

Из состояния прострации Надежду вывели друзья-комсомольцы. Лицо Кирилла Прошкина было непроницаемым, холодным, зато Рустам как обычно горячился, размахивал руками:

— Мы ее ждем, ждем. Съели эти кислые щи и пережаренную картошку…

— Ты чего так о нашей коммунистической столовой? — оборвал его Прошкин.

— Оговорился. Съели эту прекрасную еду, а она не идет и не идет. Давид говорит: «Наверное решила покушать в другом месте», а я ему: «Не такой Надюха человек. Травиться… (снова оговорился!) кушать — так вместе».

— Пошли тебя искать, продолжил Давид. — Товарищ Прошкин сделал предположение, что Погребняк могли похитить работники спецслужб. Но сначала решили заглянуть в твой номер. И увидели, что лежишь на кровати бледная, изможденная. Может, позвать доктора?

Прошкин внимательно посмотрел ей в глаза и отрицательно покачал головой:

— Не надо. Как, товарищ Надя?

— Не надо, — согласилась она.

— Врачи у нас того… могут и отравить комсомолку.

— За что? — поразился Давид.

— Как за что?! За убеждения. Дайте ей воды и побрызгайте лицо.

Несмотря на все возражения Надежды, Давид протянул ей стакан, половину она отпила. Оставшуюся часть услужливый комсомолец набрал в рот и прыснул ей в лицо. Погребняк подскочила, как ошпаренная:

— Давид, либо лучше чисти зубы, либо лечи их!

— Так что у тебя случилось? — спросил Рустам.

— Не знаю, — Надежда не собиралась рассказывать о появлении в номере Красной Стервы, ее сочтут за ненормальную. — Пришла к себе и неожиданно почувствовала себя плохо. Теперь мне гораздо лучше.

— Устала, наверное, — сделал предположение Рустам.

— Переезды, новые впечатления, встреча с пионерами.

— Дело в другом, — задумчиво произнес Прошкин. — Это от нервов.

— Разве она нервничала? — удивился Давид.

— Как не разнервничаться, товарищ Блумберг? Она увидела здесь такую нищету, такое бесправие народа, какое советским людям и не снилось.

— Абсолютно верный диагноз! — тут же заявил товарищ Блумберг.

— Ничего, придут джигиты, жить научат, — вставил Рустам.

— Сделаем так, — подытожил Прошкин. — Она немного отдохнет, вы отдохнете. Я сбегаю в штаб… Не волнуйтесь, скоро вернусь, не брошу наших гостей. К вечеру будет не менее интересная программа. Прошкин исчез, а Давид и Рустам продолжали группироваться вокруг Надежды.

— Ей бы покушать, — заявил Рустам.

— Не надо, — Погребняк отмахнулась от него, как от назойливой мухи.

— Я в буфет — и обратно?

— Отстань!

— Чего же ты хочешь? — пробормотал Давид.

— Чтобы вы ушли.

— Как? — в один голос возмутились студенты. — Бросить тебя одну?

— Да, одну!

— Что за буржуазный индивидуализм? — удивился Давид.

— Послушай, сверхидейный пролетарий, дай мне спокойно прийти в себя.

— Но я же…

— Появится Валя и о ней позаботиться, — успокоил его Рустам.

— Если появится.

— Как «если появится»?

— Наверняка загуляла с местным парнем.

— Отстаньте от Вали, от меня. Так надоели оба!.. Ребята переглянулись и ушли, Надежда наконец смогла спокойно предаться размышлениям.

— Мне привиделось или?.. Что за чушь! Как я, марксистка, могу верить в призрака? Я действительно устала, вот и…

Но как же реальна была ее гостья!

— Устала! — повторила Надежда. — Ни к кому из ребят незваные посетители не приходят.

Немного успокоившись, Надежда пошла в ванную, села на край, смотрела, как она наполняется водой. Что делать, если опять появится Красная Стерва?

«Ее нет! Она давно в могиле, и кости сгнили!» Погребняк скинула униформу, бросилась под теплые струи. Можно плескаться хоть час! Дома подобного удовольствия она лишена. Коммунальная квартира на восемь семей с постоянными очередями к любым местам удобств, горячую воду часто отключают.

Вода принесла ей успокоение. Она уже не думала ни о Красной Стерве, ни о будущей трагической судьбе Валентины, ни о чем другом… На всякий случай повторила: