Брак во спасение - Диана Гамильтон

Тогда он осторожно расстегнул ей лифчик и раскрыл сначала одну упругую, манящую грудь, затем другую; Клео неистово извивалась и стонала от бессилия сопротивляться чувству, возбуждаемому так откровенно принудительно.

Он предупреждал, что доведет ее до бессознательного состояния; именно это он сейчас и делал.

Прежде она нетерпеливо ждала близости и встречала его радостно, нежно, зная, что хотя бы небезразлична ему, что он находил упоение в ее щедрой любви. Но теперь происходило нечто совсем другое: склонив темноволосую голову, он впивался в ее розовые соски, ее собственное тело предало ее, открывшись ему, и Клео предприняла последнюю слабую попытку его остановить:

— Оставь меня!

Это была мольба, сдавленный вопль отчаяния, и он откликнулся хриплым эхом в насмешливом голосе Джуда:

— Черт побери, оставил бы, если б мог!

Он обхватил губами ее упругий сосок, и слепое желание, стремительно разрастаясь в ней, подчинило ее и потопило в губительных ласках его рук, его губ, исцеловавших каждый дюйм ее шелковистого влажного тела, и вот она уже была готова умолять его взять ее.

Он замер над ее безвольным телом, его лицо горело темным огнем желания; он схватил обеими руками ее голову и держал до тех пор, пока Клео не перестала вырываться и ей ничего другого не оставалось, как встретиться с ним взглядом. Его глаза победно блистали: он явно наслаждался мукой, которую его мужская властность причиняла ее нежной и страстной женственности.

— Кто я, по-твоему? — Яростные синие глаза леденили ей душу и разжигали чувственность; ее измученное, непонимающее тело оцепенело в ожидании. — Знаешь ли ты, кто я и что я? — настойчиво повторял он, и Клео закрыла глаза, страдая от боли, утолить которую мог один только он, но он медлил. Он издевался над ней, и она обречено содрогнулась, услыхав насмешливый голос: — Открой глаза, черт бы тебя побрал! Открой и посмотри! Я тебе не Фентон, даже не пытайся вообразить, что ты с ним! Я твой муж, и ты будешь принадлежать мне столько, сколько я захочу, пока ты не забудешь, кто ты и что ты, пока ты ничего не сможешь знать, чувствовать, видеть, кроме меня!

И он взял ее, неистово и яростно, словно не мог ею насытиться, снова и снова принуждая ее делить с ним безумные и постыдные восторги.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Спускаясь по эскалатору, Клео пыталась сосредоточиться. Сойдя с него, она покрепче сжала ручку портфеля и влилась в поток спешащих домой пассажиров. В час пик метро — сущий ад. Впрочем, в эти дни все было адом.

Весь день она провела в кабинете Люка и вконец измучилась. Кузен даже не пытался скрыть неприязнь. А в ее и без того взвинченном состоянии трудно было сдержаться. Одному Богу известно, как ей это удавалось, когда, просматривая ее черновые планы по спасению «Фондов Слейдов», он издевательски восклицал:

— Добрая фея спешит на помощь!

Наконец он отложил бумаги в сторону.

— Полагаю, Джуд это одобрил? Или, может быть, и идея-то вся — его?

По насмешливому взгляду Люка Клео поняла, что, какой бы ни был ответ, он все равно никогда не поверит, что женщина способна точно и по-деловому мыслить. Не поверит, поскольку иначе пришлось бы признать, что сам он полное ничтожество. Он вбил себе в голову, что только мужской ум способен разобраться в финансовой политике.

Она не стала его разубеждать, не видя в этом смысла. В эти дни все было бессмысленно. Чтобы спорить, нужны силы, а их не было. Джуд убил в ней все чувства.

Мужу она ничего не сказала о выводах, к которым пришла после многих дней напряженной работы. Да, он просил держать его в курсе, чтобы они могли вместе все обсуждать, ведь теперь у него был личный интерес к «Фондам Слейдов». Но план спасения компании (если ее вообще можно было спасти) был всецело ее детищем. Она сама должна его предложить, дядя Джон так в нее верит. Конечно, у Джуда тридцать процентов голосов, но какое это имеет значение? Не для него она этим занимается. Да и как она может хотеть на него работать, когда он беспрестанно втаптывает ее в грязь.

— Что вы, Клео? — Кто-то тронул ее за плечо. За последние десять дней она стала такой нервной, что даже вздрогнула. Она резко обернулась и с облегчением вздохнула, встретив изумленный взгляд Дон. — Мне показалось, это вы, — объяснила секретарша Джуда. — Хотя сначала я сомневалась. Вы так исхудали, что вас не узнать.

Отпустив этот сомнительный комплимент, Дон приготовилась болтать, не обращая внимания на озабоченных людей, которые, толкаясь, пробегали мимо, торопясь втиснуться в переполненные вагоны.

— Заработалась. — Клео изобразила ослепительную улыбку и пожала плечом, изображая беззаботность. — Вы же знаете, каково бывает — и не поешь вовремя. Кстати, — поспешно добавила она, меняя предмет разговора, — как Шейла справляется на моем прежнем месте?

Дон была неглупа, и Клео вовсе не хотела, чтобы кто-то догадался о ее семейном конфликте. Дон скорчила гримасу.

— Так себе. Сначала я ее терпеть не могла. Способная, но чертовски манерна. Такое впечатление, будто она ждала, что я буду вскакивать и приседать перед ней всякий раз, как она проходит мимо. — Дон коротко усмехнулась. — Только вчера мы кое-как начали ладить, и то лишь после того, как ваш благоверный довел ее до слез. Уж я-то знаю, каково ей было. Жаль, что вы ушли. При вас он хоть на человека похож был. А на прошлой неделе он и вовсе распоясался. Не хочу вас обидеть, но вел он себя просто по-хамски. Если и дальше так будет продолжаться, не знаю, как остальные, а я ухожу на другую работу. — На ее немолодом лице мелькнуло боязливое сомнение, не слишком ли много она себе позволила. — Никак не могу привыкнуть, что вы его жена, а не личный помощник. Простите за длинный язык, но вы сделаете доброе дело, если шепнете ему словечко.

— Постараюсь, — пообещала Клео.

Ей нравилась Дон, но она также знала, что сейчас с Джудом бесполезно о чем-либо разговаривать. Он скорее пройдет среди бела дня нагишом по центру Лондона. А ведь было время, когда он ценил ее ум, ее мнение, считал своим долгом к ней прислушиваться. Теперь же он совсем перестал ее уважать, она и сама себя не уважала. Душевные муки разрывали ей грудь. И, пока Дон не догадалась о ее беде, она стала торопливо прощаться:

— Мне пора, Дон. Извините, что убегаю так скоро, но я действительно опаздываю. Не вешайте нос, пускай себе лает, лишь бы не кусался. А будет забываться — осаживайте.

Дон безнадежно пожала плечами, и Клео поняла, что последовать этому совету не так-то просто. К тому же она не хотела, чтобы от Джуда сбежал весь персонал. Как бы он к ней ни относился, она беспокоилась за него, она по-прежнему его любила, хотя знала, что он никогда не ответит ей тем же.